Сквозь божественную ложь 2

У прорицаний было много недостатков. Но ключевым было то, что их использование требовало глубокой перестройки ауры — «выжигания», как выражались противники школы.

Волшебник, прошедший выжигание, становился, в сущности, инвалидом. Он приносил свои магические навыки в жертву ради призрачного шанса обрести способность прорицать, чтобы вершить чужие судьбы, подобно богам.

Но даже самый сильный прорицатель не мог сравниться с оракулом.

В Энель обнаружили спящий дар при рождении. И это определило её судьбу.

Всю жизнь её готовили к тому, чтобы трактовать откровения. Принуждали идти по церковной стезе, хотя она проявляла незаурядные способности в иных областях. Готовили к тому, что как только дар проснётся, её отправят в один из храмов, где она проведёт остаток своих дней.

Но талант не спешил пробуждаться. В конце концов глава Дома устал ждать и приказал разбудить его — любыми средствами.

Энель прошла через многое. Но финальной точкой стало предложение подвергнуть её выжиганию: один из учёных Дома заявил, что раскрыться способностям оракула мешают другие магические склонности.

Она сбежала с ритуального алтаря. Но обряд успели начать, и выжигание искорёжило ауру Энель. Меньше всего пострадали развитые маледикция и дименциализм, но кое-какие области были разрушены основательно. Энель не могла вызвать даже маленького огня; да что там, её выматывал базовый телекинез.

— И что мне было делать? — горько усмехнулась ашура. — Я пустилась в бега — прочь от своего Дома. Но от Милиам не спрятаться. Она явилась во сне отражением и заявила, что я веду себя как непослушный ребёнок и от судьбы не спастись. Я начала спорить, и она наложила проклятие, снять которое я при всех своих знаниях не могу.

— Какое проклятие?

— Ты видел! Когда я радуюсь, то… молодею.

Я вспомнил странные преображения ашуры; как она становилась маленькой девочкой. У Милиам — или Эмилии — было своеобразное чувство юмора.

— Когда мы найдём нетронутый храм, — произнесла Энель, прищурившись, — я спрошу у Милиам, сильно ли ей помогла власть над судьбой. Полюбуюсь на призрак. А потом, когда ты закончишь выпрашивать магию, уничтожу статую.

Пока ашура нашёптывала мне историю своей жизни, она заметно протрезвела. Поднявшись с кровати, она посмотрела на меня сверху вниз.

— Идиоты, которые добровольно выжигают себя, чтобы поиграть в богов, заслуживают смерти. Я достаточно откровенно выразилась?

Я не знал, как вести себя с этой версией Энель. Энель, говорящей правду без обиняков. Нарочито-спокойной Энель, внутри которой бушевала буря. Поэтому ответил просто:

— Да.

Она подобрала одежду. Обернулась возле двери:

— Короткого дня, Роман.

Лишь оставшись один, я вспомнил, что забыл рассказать Энель о нападении убийцы из Культа Ночи.

Глава 10

Той ночью мне приснился цепкий, никак не желавший отпускать кошмар. Видения собора, в котором я разговаривал с Эмилией, смешались с воспоминаниями о храме в Гетое.

Одна церковь беспрестанно перетекала в другую, статуи святых оборачивались скульптурой лунарной богини, а та исчезала в сгущавшемся липком мраке. Я чувствовал себя мошкой, пойманной в каплю смолы; рвался прочь, но сиротливо жавшиеся к стенам трисвечия не могли разогнать темноту, не могли озарить выход, потому что выхода не было, а холод подкрадывался всё ближе к сердцу…

Утро оказалось не менее утомительным, но хотя бы более понятным. Даичи вконец озверел от вынужденного просиживания за торговыми бумагами и отдал приказ каравану трогаться. Дайск говорил, что охрана не укомплектована полностью, но купца увещевания помощника не переубедили.

Для нас распоряжения Даичи вылились в ранний подъём. Из-за кошмаров я толком не выспался, но потирающей виски Энель и бледной, невыспавшейся Айштере приходилось не лучше. Когда я встретился взглядом с ашурой, в воздухе повисла неловкость, такая густая, что впору утонуть. Энель резко отвернулась. Айштеру же, напротив, она рассматривала с каким-то болезненным вниманием.

Наши мучения прервал приход Марка и его отряда.

Те, как выяснилось, спать не ложились вовсе: посланец выдернул их прямо из борделя. Рожи у парней были опухшие и помятые после бессонной ночи. Но в сравнении с мутными типами, над которыми взял главенство Тэмин, они всё ещё выглядели сущими ангелами.

Поскольку караван был готов к отправке уже давно, обошлось без томительных сборов. К полудню из северных ворот Гетоя потянулась вереница груженых повозок.

Там же Дайску предоставился неожиданный случай в последний раз пополнить охрану. Этому помощник, наблюдавший за телегами, впрочем, ни капли не обрадовался. И я его понимал. В конце концов, Дайска буквально поставили перед фактом, что к каравану присоединится новый разумный.

Звали его Хесон, и он принадлежал к расе кинотов. Немного ниже Тэмина, но значительно шире в плечах, он смотрел на окружающих с высокомерной ухмылкой, точно бросая им вызов. Так же скалилась и татуировка дракона на его лице; морда обосновалась на щеке кинота, а хвост терялся в основании шеи, прикрытый воротом вычурной рубашки.

Ладонь Хесона не покидала рукояти увесистого палаша, украшенной волнистым серебряным узором. Вторая рука то и дело нащупывала ножны богато украшенного кинжала, — будто примеривалась, есть ли поблизости подходящая цель. Доспехов он не носил. Да и одежда у него была отнюдь не походная: расшитый камзол без рукавов и длинный кафтан.

Но внимание приковывали не дорогое оружие и франтоватое облачение. Все пялились на его левое ухо, в котором тихо позвякивали три толстых золотых кольца. На каждом был свой знак, и эти знаки, мне незнакомые, привели Дайска в тихую панику. Даже Марк мигом стряхнул с себя похмелье, напрягся и потянулся к револьверу. Стражники у ворот же задрали головы к пушистым облакам, притворившись, что никого не замечают.

Интересно, что означают кольца? Знак облечённого властью? Армейское звание? Или это редкие артефакты? Надо бы уточнить вечером у Марка или Айштеры.

— Пойду с вами, — бросил Хесон, закончив с приветствиями. — Неохота тащиться одному в этой глуши. Плату, так и быть, возьму по общему сговору. Принесёшь всю сумму чуть позже. В долг не работаю.

Он похлопал Дайска по плечу, отчего колени того подогнулись, и пошёл вдоль каравана, присматриваясь к повозкам. Самую богатую, в которой ехал купец, он миновал и запрыгнул в следующую за ней, проявив неожиданную для грузного тела ловкость. Испуганный вскрик возницы кинот пропустил мимо ушей и скрылся за пологом.