Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)
Шрифт:
Капитан неожиданно замер, поза его сделалась напряженной, и я понял: он что-то увидел. Я сделал несколько осторожных шагов к нему. Его страстный ищущий взгляд был устремлен на нечто напоминающее облако тумана, которое порыв ветра вынес на одну линию с судном. Это было неясное, расплывчатое тело, лишенное четкой формы, которое становилось то совсем не видимым, то проступало достаточно четко, когда на него падал свет. Но свет был не очень ярким, потому что на луну наползло легкое облако, даже скорее дымка, тончайшая, словно головка одуванчика.
– Иду, милая, иду! – голосом, полным невыразимой нежности и сострадания, выкрикнул капитан, словно обращался к возлюбленной, заждавшейся его жалости и ласки, которые будут одинаково приятны и ему, и ей.
То, что последовало, произошло в одно мгновение. Помешать этому было выше моих сил.
Одним прыжком он вскочил на фальшборт, а затем спрыгнул на лед, почти к ногам белесой туманной фигуры. Раскрыв объятия, словно желая обнять ее, он так и побежал в темноту
Вечер. 7 часов 30 минут
Только что вернулись из второй неудачной поисковой экспедиции. Очень устал и совершенно разбит. Льдина просто невероятных размеров: мы прошли по ней почти двадцать миль, но края ее так и не увидели. Если бы не мороз, который в последнее время стоит такой сильный, что снег смерзся и стал твердым, следы капитана вывели бы нас к нему. Ночью лед вскрылся, и на горизонте видно открытое море, поэтому команда настаивает, чтобы мы снялись с якоря, оплыли льдину кругом и шли дальше на юг. Они уверены, что капитан Крейги погиб, и мы, продолжая оставаться здесь, рискуем потерять последнюю возможность спастись. Мне и мистеру Милну с большим трудом удалось убедить их подождать до завтрашнего вечера, и то для этого нам пришлось пообещать, что ни при каких обстоятельствах мы не останемся здесь дольше. Поэтому было решено несколько часов поспать и идти в третью, последнюю, экспедицию.
Вечер.
Утром с группой добровольцев обследовал южную часть льдины. Мистер Милн отправился в северном направлении. Мы прошли десять-двенадцать миль и не увидели ни одного живого существа, кроме одинокой птицы, которая парила над нами высоко в небе. Судя по полету, это был сокол. Южная оконечность льдины длинным узким выступом выдается в море и пологим спуском уходит под воду. Выйдя к основанию этого мыса, люди остановились, но мне удалось уговорить их пройти до его крайней точки, чтобы знать: мы сделали все от нас зависящее.
Не прошли мы и ста ярдов, как Макдоналд из Питерхеда крикнул, что увидел что-то и побежал вперед. Все бросились за ним. Сначала то, что мы увидели, показалось нам лишь темным неясным пятном на белом льду, но, когда мы приблизились, пятно приобрело очертания человека, того, кого мы искали. Он лежал ничком, уткнувшись лицом в лед. Его темная морская куртка была вся усеяна поблескивающими кристалликами льда и снежинками. Когда мы приблизились, какое-то легкое дуновение ветра подняло их в воздух и закружило. Потом они снова медленно опустились на его спину, но новый порыв сорвал их и стремительно унес в сторону моря. Для меня это была всего лишь метелица, но остальные утверждают, что увидели в этом снежном облачке очертания женской фигуры, которая сначала склонилась над телом, поцеловала его, а затем устремилась прочь. Я научился воспринимать всерьез мнение других людей, каким бы странным оно ни казалось. Смерть капитана Крейги не была болезненной – на его посиневшем исхудалом лице застыла счастливая улыбка, а руки были все так же вытянуты, словно он до самого конца обнимал свою странную гостью, которая увлекла его за собой в неведомый мир, находящийся по ту сторону могилы.
Мы похоронили его днем, завернув во флаг корабля и привязав к ногам тридцатидвухфутовое ядро. Я прочитал заупокойную, и грубые закаленные моряки плакали, как дети, потому что почти все они многим были обязаны его доброте. Эти люди любили своего капитана, хоть его странное поведение и не позволяло этому чувству проявиться при его жизни. Тело погрузилось в воду с глухим печальным всплеском. Вглядываясь в зеленую воду, я видел, как оно опускалось все ниже, ниже, ниже, пока не превратилось в крошечную светлую точку посреди бесконечной тьмы. Потом не стало видно и ее, капитан погрузился на дно. Там он и будет оставаться вместе со своей тайной, своей скорбью и загадкой, до тех пор пока море не откажется от своих мертвецов, и Николас Крейги не покажется между льдов с улыбкой на лице и застывшими раскрытыми объятиями. Я молю Господа, чтобы на том свете он испытал больше счастья, чем на этом.
Я не буду продолжать свой дневник. Путь домой предстоит спокойный, и великая ледяная пустыня скоро превратится лишь в образ из прошлого. Пройдет какое-то время, прежде чем на душе у меня уляжется волнение, вызванное недавними событиями. Начиная вести записи, я не мог представить, чем мне придется их закончить. Эти последние строки я пишу у себя в каюте и иногда вздрагиваю, когда мне кажется, что я слышу быстрые нервные
шаги наверху. Сегодня вечером я исполнил свое обязательство и сходил в его каюту, чтобы составить список его личных вещей для торгов. Все выглядело в точности так, как тогда, когда я был там в прошлый раз, только портрет над койкой был вырезан из рамы и нигде в каюте я его не нашел. Этим последним звеном из странной цепочки событий я и завершу описание путешествия «Полярной звезды».(Примечание доктора Джона Макалистера Рэя-старшего:
Я ознакомился с описанием странных событий, касающихся смерти капитана «Полярной звезды», из дневника моего сына. В том, что произошло именно так, я не сомневаюсь, даже совершенно в этом уверен, поскольку знаю его как человека взвешенного, лишенного воображения и в высшей степени правдивого. И все же история эта кажется настолько туманной и неправдоподобной, что я долго противился ее опубликованию. Однако несколько дней назад я получил новое независимое свидетельство, которое проливает новый свет на это дело. Во время поездки в Эдинбург на съезд членов Британской медицинской ассоциации {460} я случайно встретился с доктором П., моим старым другом, с которым мы вместе учились. Сейчас он имеет свою практику в Девоншире {461} в Солтэше. Когда я поведал ему эту историю, он, к моему немалому удивлению, сказал, что был знаком с этим капитаном и дал мне его описание, точно совпавшее с тем, которое содержится в дневнике сына, с той лишь разницей, что П. говорил о нем как о молодом человеке. По его словам, он был помолвлен с юной леди необычайной красоты, которая жила на корнийском побережье. Когда он был в море, его возлюбленная погибла при особенно страшных обстоятельствах.)
460
…Британской медицинской ассоциации… – См. т. 8 наст. изд., комментарий на с. 357.
461
…в Девоншире… – См. т. 1 наст. изд., комментарий на с. 377.
Большой эксперимент в Кайнплатце [39]
Из всех наук, которые занимают головы сынов человеческих, профессора фон Баумгартена больше всего привлекали те, которые связаны с психологией и трудноопределимыми вопросами взаимосвязи разума и тела. Знаменитый анатом, видный химик, один из первейших физиологов Европы, профессор испытал истинное облегчение, когда оставил работу в этих областях и бросил все свои обширнейшие познания на изучение внутреннего бестелесного мира человека и загадочных взаимоотношений духовных начал. Вначале, по молодости, он занялся тайнами месмеризма {462} , разум его словно блуждал в незнакомом мире, который, как ему представлялось, был погружен в хаос и тьму, и лишь иногда его взору открывались разрозненные факты, не поддающиеся объяснению. Между тем годы шли, запас знаний профессора увеличивался, ибо знания порождают новые знания, так же как деньги приносят прибыль, и то, что раньше казалось ему странным и необъяснимым, начало принимать в его глазах иной вид. Новые логические цепочки стали складываться у него в голове, и он видел новые связи в том, что раньше было неясным и поразительным.
39
От немецкого kein Platz – нигде.
462
…месмеризма… – См. т. 9 наст. изд., комментарий на с. 439.
Опыт, накопленный в течение двадцати лет самых разнообразных экспериментов, дал ему ту фактическую базу, на которой он собирался выстроить новую точную науку, включающую в себя месмеризм, спиритизм и все родственные им области знаний. В этом ему в значительной степени помогали его обширнейшие познания в более тонких областях физиологии животных, которые имеют отношение к нервным потокам и работе головного мозга, поскольку Алексис фон Баумгартен был профессором кафедры физиологии в университете Кайнплатца и для своих глубоких исследований имел все необходимое, что только могли предоставить его лаборатории.
Профессор фон Баумгартен был высок и худ, на его продолговатом лице с резкими чертами горели необычайно яркие и проницательные глаза стального цвета. Многолетняя умственная работа избороздила его лоб глубокими морщинами и свела над переносицей тяжелые брови, из-за чего казалось, что он все время хмурится. Часто это приводило к тому, что люди неправильно оценивали его характер, поскольку в действительности он был строг, но сердце имел доброе и отзывчивое. Студенты любили профессора. После лекции они часто окружали ученого и увлеченно слушали его теории. Иногда он вызывал из них добровольцев для демонстрации какого-нибудь эксперимента, так что в конце концов в классе не осталось никого, кто хотя бы раз не был погружен профессором в месмерический транс.