Сквозь

Коп взял документы огромной рукой. Некоторое время внимательно изучал. Иногда коп смотрел на Рона, сверяя фото. Потом отдал документы.

– Выходите, - сказа коп - Откройте багажник, я посмотрю.

Пришлось выходить и показывать багажник, который тоже был завален всяческим хламом. После осмотра, полицейский сказал:

– Хорошо, можете ехать, - он сделал паузу и добавил, разведя громадными руками - Работа, сами понимаете.

– Да-да, конечно, - поспешил заверить Рон.

– Вы, кстати, ничего подозрительного не видели?
– спросил полицейский.

– Нет, - сказал Рон, садясь в машину.

– Ну, извините.
– сказал полицейский - Где-то в этом районе скрывается маньяк, так мы всех проверяем.

– Маньяк?

– Разрубил четырнадцать человек на куски. Но может это не маньяк. Непохоже что-то. Эти жертвы не разрезаны, а истерзаны - сказал коп.

Полицейский лениво сел в машину, развернулся и поехал в другую сторону. Рон проводил его взглядом, пока машина не скрылась из виду. После этого тронулся с места сам.

***

Тяжелыми, неуверенно чуткими, огромными лапами по окнам, подоконникам, белым балконам. Цепляясь скрежещущими сильными когтями за стены, обволакивая темно-зеленым живым хвостом трубы и антенны, дракон вился на фасаде девятиэтажного дома на уровне седьмого этажа, лез вверх, вырывал из пасти грохот, пыль, тысячелетнюю силу, ностальгию, сказку. Разрывая мордой воздух, отталкиваясь мощными когтями, дракон жил, пытаясь сохранить до нужного момента весь свой огонь внутри.

Птичка присела на плечо.

Боюсь спугнуть.

Боюсь того, что боюсь спугнуть птичку,

Которая несет смерть.

Атаеля трясло. Он не мог отвести от дракона взгляд, пытался всего его высмотреть, впитать, никогда не забыть. Атаель сидел на весенней лавочке в спальном районе спального города и смотрел в дракона.

Уши заложило. Стихийные крики людей, гул трепетного пламени, невероятная мощь всего созданного вокруг и внутри каждого первоисточником билось в теле дракона и во мне.

Сырая и терпкая на вкус девятиэтажка пылилась, вниз падали мелкие куски крошки, дракон с размаху втрескивал кипящий хвост в стену дома, почти добравшись до цели. Весь мир в тряске, дракон сейчас ухватится когтистыми скользящими лапами и оттолкнется, взлетит, крыльями разобьет воздух, прыгнет вниз и тяжело вырвет все пламя из своей пасти.

Атаель закрывает глаза. Тихо вокруг, спокойно. Женщина вышла на балкон развесить белье, совсем рядом с мордой моего дракона. Не замечает его. Из подъезда вываливаются дети, родители, смешные шутки, жизнь воскресенья. Высокие дома вокруг укутаны спортивными площадками и свежими деревьями, увлеклись полутенями и почти вечерней прохладой. Люди выплеснулись во дворы, стихая и глубоко дыша.

Атаель не смотрит на дракона; выбросил окурок в урну и зарылся в еще черные кусты возле лавочки. Щемящей успокаивающей улыбкой загорались окна, входные парадные двери хлопали и приветливо вертелись, встречая хозяев и гостей, собачий теплый лай берег и наполнял душу, заспанно зевали рюкзаки и неспешно двигались ладони в такт походке. Голоса, приплывающие справа и уходящие в сторону - за угол высотки, за крыльцо магазина и парикмахерской - соединялись десятками звучных линий - от молодых детских волн и колокольчатых женских до тяжких черствеющих голосов стариков.

Холодная, цепкая, черными комьями сдавливала Атаеля снизу земля, обволакивая и мерно укачивая. Медленно шевелились насекомые, тихо ворча и протискиваясь под телом. Звуки накладывались один на другой -

Я не существую

Существую как понятие

Человеческий вдох

Чужд

Дружеских рук

Непринятие

Да и нет их

Рук.

Стоимость указана

Стук

Из космоса

На мне помазано

Размазано

По ветру.

сначала голоса, потом легкий прохладный звук лиственного весеннего ветра, скрип высоты подо мной и плавность прикосновений.

Беспокойство, почти паника. Сейчас все рассыпется, в один миг сгорит, исчезнет. Атаель открывает глаза - дракон не замечает его, не замечает мир вокруг, дракон почти готов. Вцепившись задними лапами в окна последнего этажа, дракон готов к уничтожающему прыжку, готов в секунду изобрести себя, вымолить огнем этот город, людей; дракон рвется, как в клетке, сжимает и одновременно разжимает мне сердце. Дракон хлынет сквозь всех, сквозь меня, пронзает собой каждую клетку тела, каждый кирпичик этих высоких, старых, уже почерневших, словно после затяжной дымовой завесы, многоквартирных домов.

Принц! Принц! Принц!

Прием! Прием! Прием!

Ловят принца птицы,

Скорей на водоем!

Коня напоить!

Руку вскрыть!

В лодку прыгнуть,

Плыть! Плыть! Плыть!

Пройдет сквозь каждую пару глаз, встречающуюся у него на пути, сквозь каждую горсть, клумбу, каждый человеческий вдох, проникающий от луны до основ естества своего драконьего пылающего тела и жизни.

Дракон прыгает и не прыгает вечно.

Хобби у человека - записывать страхи сына,

И писать в дневник, чтобы увидеть себя со стороны.

Но если говоришь "...и все.",

То работник ничего тебе не предложит.

Понятно, почему ворчат старики.

И почему завещание в папке "работа"

И почему "я тебя еще маленьким помню".

Жизнь дана мне в долг.

Но это все провокация.

***

Пыльца проникала все глубже. Разжало легкие, чувствую жжение в горле, руки натянулись как телефонные горизонтальные столбы, налитые мелким скользким снегом. Кровеносные сосуды дышали вакуумными пузырьками, давление усилилось, стук, в дверь, ударами по тонким стенкам белесой кожи. Сильный приток дури в грудь, словно язва медленно сжирает внутренности, которые застыли в окопах тягучих нервов. Пытаюсь отдышаться.

Сильная. Начали появляться первые мысли. Психическое расстройство вылезло через правое ухо, повернуло крохотное сухое тело к окну и завернулось обратно. Звездочки в пляске, серые точки круговорот наворачивали по всей окружности глазных яблок. Занемело под коленями.

Куда отворачиваться? Куда прыгать? Куда бежать мне молодому и считанному дни старому? Как пройти сейчас по комнате? Что будет за дверью? Почему вопросы возникают без ответов? Где ответы? Ответы возникают только после вопросов. Если это не очевидные вещи. А если очевидные, то прыть скользит и питается мной под механизированным куском тела, в которое одеялом в пододеяльник впихнута я душа. Это никакой не наркотик, это кричащая ворона спит у левого уха. Воронье черное крыло словно ночь после бурного уходящего японского дня, отдых кровати, успокоение в коконе, младенчество, отец и мать, рожающие тебя обратно в экзальтированном обратно-перемотанном сексе, не самым лучшим за их совместные никакие годы - мелким, не смотрящим в глаза, больным, узким, без сладкой влюбленной влажности и прикосновений там, где нужно прикасаться.