Сквозь
Шрифт:
...
Так сразу и не объяснишь.
...
Вот на нутре иду, добавляю синонимичную историю, ответвленный сюжет, и история держится на плаву, не завершается идеальной картиной острова. Я делаю из острова материк.
И хочешь, чтобы люди жили на материке? А может суть истории тянет только на рассказ или повесть. А ты запихни эти куски с электронного девайса китайского забыл фирму тормозит блокнота завтра в книгу на другом электронном девайсе. (хороший кусок - редакторская мысль, и я пишу книгу в смартфоне - редакторская мысль сорвалась в пропасть, потому что была съедена моей Гордыней) Больше на бумаге.
Чем больше плывешь, тем больше бред, густота, звук заходящего в телефонную трубку из Матрицы. (Кусок броска резкого - редакторская мысль). Уважение проявляй, с большой буквы называй.
Ты пониже, а буква повыше.
Что такое буква, а что такое ты.
Где структуризация? Думал структурировать посередине, а заплыл в густую вязкую трясину, вязкую как первые (сил редактировать больше нет - #2) недописанные тексты (но точно не ворованные тексты, ты ведь не вор, Толик?). Вор вор. Вот ты кто. Спихни сейчас все на. Постмодернизм - это когда... Опа, Глючит голову? Вот так и общаемся.
Вот, еще повернут. Шуруп Полуповернут, который кружится как Гудвин. Сказочный. (последняя редакторская мысль - стал ли текст лучше после редактуры и вставки редакторских мыслей? Очевидно, что нет. Но кому нужна очевидность. Слабая сила текста, где глубина? Это лишь пласт, это лишь перекресток двух улиц вселенных, разве нет?).
И вот теперь, Толик, пора перечитывать. (редакторская мысль) (редакторская мысль). (редакторская мысль). Редакторская мысль. (Истинный столб красоты - РЕДАКТОРСКАЯ МЫСЛЬ). И НА ЧЕМ ЗАКОНЧИТЬ? ) смерть жизнь ((()))((( расшифровать можешь, но зачем? Т9 подскажет где ты на пути, автоматизация (( но какой в этом смысл, если я ошибаюсь нарочно, и мы с тобой что в конце пути, что в самом начале.
(Все)
Глава 6
Сторож на кладбище или Насмешка над моей работой
Телефон на кровати. Кровать застелена одеялом, коричнево-белым клеточным, приятным на ощупь. Одеяло в некоторых местах сбугрилось - одна половина телефона полулежит на бугре, другая полулетит. Телефон черный, следы пальцев вдавлены в экран. Больше из себя телефон сейчас ничего для меня не представляет.
Корабль-диван курсирует к берегу. Взрывает носом волны, брыкается, тяжело несет нас с братом сквозь (спасибо) детство. "Пора тонуть", - подумал я и резко вывалился, аккуратно и мягко соприкоснулся с полом, сначала мягкой осторожной ладонью, потом телом, оставив одну руку на корабле - ухватил воздух одеяла.
– А-а-а-а-а! Спасай, тону, буря, - имитировал я кораблекрушение - корабль разламывался - А-А-А!
Мой брат меня спас (дальше я описываю момент, но постоянно в корке чувствую, что это имитация).
Устало открыл глаза. Я на одеяле в комнате, корабль-диван у причала, брат далеко и взрослый, я - ничто. Сегодня я зачумленный во время любви и смерти. Холодеет. Нереально. Но все слишком честно и правильно. Свесил половину ног
Как с собой справиться? Как ты справляешься с самим собой? Кто пишет эти буквы? Почему последнее время я не могу утвердиться в реальности, почему мне кажется все нереальным? Где мои руки? Где я? Кто я такой? Что делать и куда бежать? Как выпрыгнуть? Стоит ли выпрыгивать?
Стремительно набираю обороты. Стучу пальцами по клавиатуре. Клавиатура стучит по пальцам клавишами. Начал читать Библию. Кто по кому стучит? Кто на кого стучит? Все судьбоносное и глупое одновременно. Вопрос, зачем ты мне нужен? Как выбираешь ты? Уйди вон. Спишь в страшной закрытой темной квартире или включаешь свет? Болезненно-биполярные настроения. Посмотреть, что квартира пустая. Напротив, чуть правее, сидит мой коллега-враг - молодой парень в сером блеклом гольфе (один рукав закатан), с имитированным большим циферблатом на руке. Твои слышащие уши, твои губы, пальцы, глаза, смотрящие по сторонам. Он сейчас посмотрел на меня, он все знает, знает, что я пишу о нем. Как будут обстоять дела у тебя? Пытаюсь его описать, сам не знаю зачем. Я понимаю, что все выглядит безысходно в корне, но корень не будет диктовать правила, пусть пустота и является моей истинной оболочкой. "Какие планы, Толик, дальше на жизнь?", - спросил он меня 10 минут назад. Я не понимаю, что такое пустота? Я что-то промямлил, не зная, как ему сформулировать. Я скажу так. Нужен ли ему мой текст? Пустота еще не понимает, кто такой я. Кому нужен мой текст, кроме меня и моего успокоения? И если это не так, то я сделаю, чтобы это было таковым. Путь насквозь - это возможность путешествия по времени. Аминь. С закрытыми глазами на овощной кровати ты проникаешь в себя и являешься самим собой, крохотным ом, выходящим из мертвецки застоявшейся, но единственной квартиры, спускающий ноги в удобных базарных синих кедах, уводящих тебя прочь от себя в семье и запыленных слов, и бросающегося в круговорот футбольных баталий, где ты играешь на предпоследнем месте и чаще всего стоишь на воротах, если тот неглубокий желтеющий и почти трупный парень под каким-то номером не выйдет сегодня из подъезда. Рвать! Единственное, что я в жизни умею нормально делать - это обгладывать обиды. И ты, стремясь, бежишь от вопящих вопиющих девочек, копающих детские могилки и играющих в гробики, хоронящих свободу моего детства. Где был я, в конце концов? Что ты сам лично будешь делать со смертью? Что ты хочешь посоветовать, если у тебя хватает смелости называть куски текста как письмо юному другу, как поток сознания, как переплет тебя и книг, которых ты прочитал и прожил, что можешь быть большим, чем являешься. Все начало рушиться тогда, когда в отношениях начались подтексты. Где твоя объективность, деловой стиль, где рыбий скелет, где твой христос в конце концов, когда читал библию и пронзало тебя спутниковым космическим лучом, где ты тут один сам в самом деле? Лежа в ванной снова сорвался, грешный. Успокойся, успокойся, и
поставь сраную ТОЧКУ. Нет. Этот текст никогда себя не допишет, потому что ты пытаешься уловить и схватить бессюжетного себя. В твоей жизни нет сюжета, поэтому в тексте его тоже не будет. Удалил следующую строку. Это так удобно делать на компьютере. Не трогай моих родных. Не трогай меня. Пора пойти покурить и потом, не смотря на слабоумного коллегу-врага, сидящего напротив, чуть правее, и постоянно говорящего мне в одно ухо, чтобы слова достигли с уха в мой рот и сказали ему в ухо, достать свой блокнот и продолжить. Тебе страшно, что сюжета нет? Нет. На самом деле, нет. Я в это верю. Еще не ушел. Листал интернет. Уже ухожу. Пока листал интернет, коллега-враг резко вскочил, сделал 4 шага по маленькой комнате, выкручиваясь, разминая шею, переворачиваясь со стороны в сторону, суставами рук по бокам и быстро в 2 шага вернулся - снова сел за компьютер. Там находится его зарплата и возможность не умереть сегодня вечером от скуки. Отвыкание от всех дел, отвыкание от мыслей, отвыкание от ворочания глазными зрачками, превращение в бледного молчаливого короля, которым ты станешь, когда медленно начнешь умирать от скучающей эфирной тоски. Ухожу.лежа на животе, в спокойную воду у причала. День как жизнь - живешь на пороховой бочке.
Как сейчас встану и пойду покурю почти от нечего делать. Слишком много стал курить в последние несколько месяцев. Еще одно предложение! Еще одно! Чтобы текст казался глупым, никаким, лежачим. Чтобы текст был мной. Жир обрастает. Точка.
Назови товарища отставным офицером. Пустотихо в комнате. Меня греет сквозь и это единственное, что меня греет, кроме моей любви.
Предсонный час ночи, тиски сна уверенно давят меня к кровати. Круг твоего общения снова сузился, почти сузился к моменту, когда тебя никто не помнит, когда тебя никто не вспоминает и это абсолютная смерть. Не записал тысячу мыслей, потому что мыслей нет. Пустые зрачки, которым я пытаюсь придать смысл. Заученные автоматические потягивания, дрыганье, бурчание, тяжелые, как там говорят и пишут? налитые свинцом веки.
Пора двигаться дальше. Засыпаю.
Во мне курсируют люди. Сшибает лбами друг о друга переработанный круг, сжимает в висках под видом расползающейся головной боли. У меня осталось всего 13 пустынных минут, 7-10 минут на туалет, 20 минут, чтобы дойти к боксерскому залу. Что я хочу сказать? Зачем я сижу в этом кафе-поезде и пишу?
Устало с каждым днем ломает меня игра. Жучит, обманывает, снова дает надежду. Окрыляет, пускает вспять, живительно губит. Стушевывается комната. Я уже стушеванный в ней. Сжатая, подвальная, хоть и на втором этаже. Рыбий глаз. В длинном зале 10 человек, включая меня. Пытаюсь развернуть на столе сквозь и хочу (и боюсь и не делаю одновременно) всмотреться в глаза других. Ритуал, который с детства веду в себе, дал плод - сквозь пустое как рыскающий в форме пустотной. Меня распыляет неощущение всего. Сквозь близко и слишком далеко. Немного задыхаешься. Ощущаю тревогу где-то в углу. Но пару лет назад я привык к тревоге, она не делает меня несостоявшимся. Интересно, если бы я не способствовал панике... К чему это все? Зачем ты хочешь передать этот опыт? Кому он нужен? Зачем я двинулся по этому пути? Я его сам выбрал и захотел как подсказанный способ ты квач борьбы с удушьем. Будешь ли ты счастливым? Я верю, что да, потому что это имеет для меня значение. Глоток сладкого кофе с молоком. Болит рука. Сейчас на боксе я выжгу всю дурь в себе. Лихо бродит воздух по несуществующим рифмам, я показываю ничего никому. Густое пространпустоннство с ррржжжсссоккоб ли-ли-ли. Кусками вспоминаю слова. С-с-с мерть. Люди спрашивают о смерти. Мне страшшшшнноо им отттвечать. Страшно давать пустую надежду райскую. Пусть и райскую. Глубина, молот, кис, лик, пасть, я, ты, голод, море, горы, я украду твою фразу - это памятник моему прошлому. Она не хочется купаться в медовой пахлаве, рыбачий поселок мира, тундра, папа-отец, молочное, липкое, удушье, во славу рая. Папа говорил, что если выбирать между горем и ничем, то он выбирает горе.
У него загорелось сердце. Сначала несколько рывков, потом тупая давящая боль на секунду-две, слова - это не сердце, а плотная опухоль в легком. Сглотнул, схватился за левую грудь, раскрыл глаза. Чуть онемели пальцы на ногах от страха, верхняя часть спины покрылась мелкой гусиной кожей. Нет мыслей о вызове скорой и уж точно нет мыслей о том, чтобы позвонить кому-то из близких. Пару дней. У тебя всегда всего лишь пару дней. Одними обещаниями кормишь. Давай деньги, еду и все. Эту фразу вставлять нельзя. От этого зависит моего будущее. Я напишу это, милая моя, я тебе обещаю. И это, милая моя, последняя фраза. И это сквозь посвящается только тебе. И это только начало. Единственное - разливающийся прозрачный страх, подходящий к горлу и давление в левой груди, огненный шар. Сердце выворачивалось, крутилось, восполняло горячей, но словно ледяной, кровью все. Исчезло все, осталось только горящее сердце - сосредоточение жизни, близкое к краю навылет. Позвонил. Сказал настоятельно, что книга его первая пришла. Надо забирать.
И это был диалог двух полноценных поэтов. А кто ты, Толик? Шизофреник? Я - тот человек, который проберется сквозь все, чтобы добраться в голову, если ты хочешь, чтобы я сформулировал. Мир истекает. Бумага с ручкой на твоих глазах превратились в заметки на телефоне. Ты присутствуешь на рубеже, ты ж весы, еб твою мать. Жизнь потом берет свое. Я пишу записки из параллельного мира, как поет брат, письма с границы между светом и тенью, Середина скрипит по швам. Слишком вязко. Глубоко. Тянет. Сжимает по сторонам. Жизнь не будет диктовать мне правила.
Соркош объявился на страницах. Все, что я не делаю - делаю. Соркош знал, что он появился. В тот момент, когда он появился, он знал, что его пишут. Рисуют. Сыграли. Представили. Она сказал. Ссылка из интернета на Новый Завет полностью. Что? Более-менее перевод. Любой перевод читай, нет тут правильного. Все правильные. Все. Забудь. И тут появляется новый персонаж - Эммануил.
– Во славу Иссу, - говорит Он.
И страшно мне было, но ради вас поставил, и не получалось, запятую после, чтобы показать, что вы все можете. Как я дописал это предложение. Как написали его вы? Где Бог? Заставь меня, Боже, писать твое имя с маленькой буквы. Грешу? Грешен? Такие вот сложились дела. Где ты? Отца-батеньку уважай, да о себе не плошай. Истина Иуды.