Сквозь

Атаель гордо стоял и смотрел в комнату. Помещение рассыпалось, а я смотрел на Атаеля и гордился воинским оскалом глаз, твердыми губными линиями, рукой, отведенной немного за твердую мягкую спину, которая почти не касалась руки, почти заметившего меня, Соркоша.

Что с ними делать? Куда отправиться в пыли моего раздробления, ужесточения, настоящего времени и собирающего образы? Сквозь комнату струился свет, я набрасывал штрихи комнаты, чтобы те проступили в тексте, но предметы удалялись путем слишком сильного желания освободить комнату от лишнего. В ней должны остаться только мы и 1 предмет. Мы должны разобраться с последним предметом, чтобы ничего не осталось и сквозь в последний раз разобралось с нами. Кроме меня, уходящего в сторону и жалеющего Соркоша, успокаивающей походкой, брат, который остается и чувствует меня, но не видит. Хочет увидеть, но не видит. Мой дорогой друг, мой герой, ты должен быть с Атаелем, ты должен поверить ему, зная, что вера в его геройский вечный поступок никогда не принесет тебя радости. Я знаю, что ты готов отказаться от любых радостей, чтобы быть правым, но правда в повсеместном кубическом эффекте, который разный, смотря с какой стороны мы смотрим. Я знаю, что ты остаешься на том же пути, откуда начал. Но только так ты сможешь преодолеть немощь своих пытливых старческих мыслей, только так ты выйдешь на битву, разрывающей насквозь все проходящее и не очевидное. Атаель не нуждается в тебе, но ты нуждаешься в нем. Понимаю, что мой наставнический тон тебя порядком подзаебал, ты не можешь поверить, что я, создавая тебя, а на самом деле просто ручкой шариковой клавиатурой, а не созданием воли и сердца, никому не хотел причинить зла. Я даже не знал, что создаю тебя, Соркош. Теперь я понимаю это. Вижу, что поставил тебя как зыбкую статую, которая шевелится со стороны в сторону на хмельном воздухе, как бедная команда героев, которые плыли во мне слишком много лет назад, но никуда не пришли. Вижу, что Атаель - бессмертный. Соркош! Ты тоже бессмертный! Твоя задача беса пугать, себя уничтожить, ты никогда не пропадешь, мы будем вместе всегда. Успокойся, прими меры, ничего не изменилось с того момента, как ты родился. Мамы не существует. Мама есть, но это текст. Все заключается в вещах более прагматичных. Меня несет от текста, но я не могу прекратить с тобой разговор, Соркош, ты вцепился мне в грудь руками жадными, пытливо пытаясь высосать из меня жизнь. Но не получится, потому что ты до конца не уверен в моем существовании, тебе придется начать писать свой черновик веры. Пытаясь, как и я, превратить его в чистовик с единым названием.

Комната. Соркош. Героический Атаель. Комната наполняется персонажами книги Сквозь и Соркош успокаивается. Атаель не несколько секунд отводит взгляд от всепоглощающей пустоты, смотрит в глазные впадины Соркоша и протягивает руку. Путь далек, друзья, путь очень далек, словно вечность поворачивает вспять. Но путь не может начаться иначе, путь начинается ровно с того момента, когда Сквозь выворачивается наизнанку. Обязательное условие - вы должны стоять в самом центре. Меня зовут Анатолий Буравин. Всем здравствуйте!

Письмо юному другу

– Я всегда упираюсь в стену, на которою можно залезть.

– Я знаю.

Дорогой милый Соркош, я пишу эти строки для тебя. Всегда верь в упирающуюся стену. Всегда подвергай критике эту стену и лезь на нее. За ней чудеса мира, за ней стоит тот, о котором ты грезишь. И всегда верь

Сру.

Дышу.

Смотрю.

Слушаю.

Спустил шорты.

В футболке.

В кухне люди.

Я тут.

в очередную стену за ним. Верь в иллюзию как в создателя. Верь в создателя как в иллюзию. Танцуй и плыви дальше. Ныряй глубже и выныривай. Жизнь и есть ядро жизни. Плыть сквозь все и есть создание мира.

Твой

И последние вечерние строки

Которые написал не я

Что мне с ними сделать

Ты отправь

Вдруг кто прочитает

Легче станет от того

Что кто-то рядом, пусть и далеко.

Я

***

Уже полчаса как Седой лежит на кровати. В голове у него метались разные мысли. Даже хотел повеситься. "А что?", - думал он - "Что мне для этого нужно? Мыло, веревка, стул, турник у меня прямо над дверьми". Но эта мысль не очень по душе. Седой не мог представить, что Андрея по-настоящему убили. И это все Немец, которому Седой должен деньги.

Дверной звонок. Седой неохотно встал и направился к двери. Открыв дверь, Седой увидел Немца с двумя мужиками. Седой злобно посмотрел на Немца. Хотелось кинуться ему на шею и задушить собственными руками. Ему хотелось этого всегда. Немец смотрел всегда на всех свысока, потому что считал себя непревзойденным. Самым богатым, самым умным.

– Ты достал деньги?
– спросил Немец.

Седой промолчал.

– Я тебя спрашиваю, ты достал деньги?
– переспросил Немец, переступив через порог.

– Пока что нет, извини!
– ответил мрачно Седой.

Седой ничего не сказал про Андрея и о том, что сам был в той комнате. Он знал, что Немец сразу его прикончит. То есть не Немец, а те мужики. Немец что - всего лишь считает себя очень крутым. У него серьга в ухе, кольцо (хотя он не женат.) С карими глазами, черными волосами, худощав, но хорошо сложен.

– Мне больше не надо твоих извинений. Зачем ты тогда брал у меня деньги?
– спросил Немец.

– Хорошо, я вот сейчас оденусь и где-то их достану, - сухо сказал Седой.

– Завтра я приду к тебе, - сказал Немец.
– Чтобы завтра в 10:00 утра были деньги или тебе будет плохо.

Седой одевался, одевал туфли собой, надел рубаху, реглан, брюки и пальто.

– Эй, сейчас сходим в магазин, я пива хочу, - сказал Немец мужикам.

Немец повернулся и медленно пошел по ступенькам, лифта в этом доме не было. Ведь это двухэтажный дом. Седой взял ключи от квартиры, которые лежали на шкафу. Заперев квартиру, Седой направился к ступенькам. Было слышно как Немец вышел на улицу. Хлопнули двери. Седой не очень быстрым шагом пошел по лестнице вниз. Он вышел и увидел, что лимузин Немца стоит возле тротуара. Седой кинулся к своему мерсу. Шофер сидел и спокойно ел сандвич.

– Давай за угол!
– сказал Седой шоферу.

Шофер положил сандвич и завел машину. Мотор заработал и машина поехала за угол. Угол был в нескольких метрах.

– Стоп!

Мотор заглох. Седой смотрел на вход магазина. Через минуту из магазина вышел Немец с тремя бутылками пива и одной бутылкой русской водки.

– У него хороший вкус, - подумал Седой.

Немец и его телохранители сели в лимузин, поехали.

Машина Седого поехала только тогда, когда проехал Немец. Ехали они на расстоянии метров десяти от лимузина. Седой сначала внимательно смотрел за машиной, но потом понял, что шофер и так следит за ней.

Седой смотрел в окно. Да, нечего сказать, город красивый! Может и есть там несколько кварталов, где мусор разбросан прямо на улице, дома не покрашены, много бандитов. Но это всего лишь несколько кварталов. Остальные же нормальные улицы в этом городе - просто супер. Покрашенные дома с красивыми крышами, много деревьев и травы, предприятий, фабрик, заводов, музеи и много чего другого. Но в грязных кварталах нет даже плохого музея.

Сейчас был конец весны. Начиналось лето. И было очень приятно Седому смотреть на эти зазеленевшие травы, цветы. Буквально пару дней назад он этого еще не замечал.

Тут машина Седого резко затормозила. У Седого перехватило дыхание. Он смотрел вперед. Лимузин остановился на краю города. Седой не заметил, что время прошло так быстро.

Лимузин остановился возле небольшого, но приличного здания. Если бы сейчас мафия с рэкетом не вели войну, Немец жил бы в центре города - в высоком небоскребе. А так Немец со своей бандой скрываются и проживают здесь.

Немец вышел из автомобиля, за ним вышло четверо телохранителей. Они направились к двери в здание. Седой сразу вышел из мерса, когда Немец с телохранителями зашли внутрь. Шофер удивленно посмотрел на него:

– Что вы хотите сделать?

– Я? Я хочу... Я даже не знаю...

Шофер протянул Седому пистолет ТТ:

– Я знаю что вы хотите?

– Я только догадываюсь - ответил Седой.

***

Я представлял эту книгу как

Всегда

Запиши

А запишется

Когда сможется

Сожмется

Не роняй достоинства

Классик говорил - "классики советовали"

А классик советовал пути держаться