Сладкий развратный мальчик (др. перевод)

Я сдвигаю ноги, желая узнать способ, как отлепить свои глаза от его лица.

– Мы занимались сексом, Миа. Мы занимались им часами, и это был самый лучший и интенсивный секс в моей жизни. И видишь? Есть детали, которые ты до сих пор не помнишь.

Я не могу вспомнить каждое прикосновение, но мое тело определенно помнит. Я могу ощутить его кончики пальцев, которые вытатуировались по всей моей коже. Синяки, которые я вижу, а также и невидимые следы: отголоски его пальцев в моем рте, их блуждание по моим ногам и скольжение внутри меня.

Но какими бы опьяняющими воспоминания не были, я действительно не хочу ничего из этого обсуждать. Хочу знать, что он помнит до свадьбы, до секса, до того, как я бросила ему свою жизнь на колени. Занятие сексом с незнакомцем странно для меня, но не неслыханно. Что для меня колоссально, так это открыться кому-то настолько сильно. Даже Люку, я никогда не говорила о некоторых вещах.

– Видимо, я много тебе вчера выболтала.
– Говорю я, до того, как начинаю посасывать и покусывать свою нижнюю губу. По-прежнему немного щиплет, и крошечная, дразнящая вспышка воспоминания о его зубах, языке и пальцах, атакующих мой рот, всплывает в голове.

Он ничего не говорит, но его глаза путешествуют по моему лицу, как будто он ожидает от меня понимания, которого он добился часами ранее.

– Я рассказала тебе о Люке? И о своей семье?

Кивок.

– И о своей ноге тоже?

– Я видел твою ногу.
– Напоминает мне он спокойно.

Ну, конечно же, он видел шрамы тянущийся от бедра до колена, и крошечные следы от швов вдоль длинной, серебристой раны.

– Поэтому тебя трясет?
– Спрашивает он.
– Потому что я видел твою голую ногу? Потому что касался шрамов?

Он знает, что это не поэтому. Улыбка растягивает его рот, говоря мне о том, что он знает мой секрет, и злорадствует. Он помнит все, даже его уникальное достижение: лепечущаяМиа.

– Должно быть - это джин.
– Говорю я.

– А я думаю, это был я.

– Я была пьяна в стельку. Мне кажется, я просто забыла, как нервничать.

Его губы так близко, что я вижу их тень на моем подбородке.

– Это был я, Cerise. Ты по-прежнему не заикалась этим утром.

Опираюсь на стену позади себя, нуждаясь в пространстве. Это не только удивление обнаружить, что я такая раскованная с ним. Это опьяняющее давление его внимания, необходимость ощущать его руки и рот на себе. Это головная боль, которая возвращает в реальность, где я замужем. Что бы ни случилось, я должна разобраться со всем и единственное, чего я желаю вернуться обратно в постель.

– Чувствую себя немного странно из-за того, что рассказала тебе все, при том, не зная о тебе ничего.

– У нас предостаточно времени, - говорит он, увлажняя языком свои губы.
– На самом деле, пока смерть не разлучит нас.

Он должно быть издевается. Я смеюсь, радуясь тому, что мы, наконец, можем быть игривыми.

– Я не могу оставаться замужем за тобой, Ансель.

– В действительности, - шепчет он, - можешь.
– Его губы нежно прикасаются к уголку моего рта, а его язык проскальзывает через губы, чтобы распробовать вкус моих.

Мое сердце пропускает удар и застывает.

– Что?

– 'Хочу любить всю свою жизнь так же сильно, как и любила эту ночь'.
– Цитирует он.

Мое сердце проваливается, рассыпаясь в животе.

– Я понимаю, как это звучит, - говорит он немедленно, - и я вполне нормален. Но ты взяла с меня обещание, что я не позволю тебе свести себя с ума.
– Он медленно качает головой.
– И, еще потому что я обещал, не давать те аннулирование. По крайней мере, пока не начнутся занятия осенью. Я обещал, Миа.

Я отступаю и сморю в его глаза, прямо перед тем, как он наклоняется и прижимается своими губами к моим. Чувствую, что должна быть более острожной во всей этой ситуации, но его эффект, который он производит на меня, не уменьшается, ни из-за того, что я с похмелья, ни из-за тревожной действительности того, что мы сделали.

Он посасывает мои губы, втягивая в свой рот, а затем его язык проскальзывает в мой рот, и на вкус он как апельсиновый сок, вода и виноград. Его руки сжимают мои бедра, он наклоняется ниже, целуя меня глубже, дразня меня с хриплым стоном.

– Пойдем обратно в номер, - выдыхает он.
– Позволь мне почувствовать тебя снова.

– Миа!
– голос Харлоу прорезается через весь холл, который воняет несвежим запахом сигаретного дыма.
– Святое дерьмо! Мы искали тебя на протяжении всего утра! Я уже начала волноваться, что ты могла валяться в сточной канаве или где-то в этом роде.

Лорелей и Харлоу быстро пересекают холл, и Харлоу останавливается около нас, согнувшись и опираясь руками на колени.

– хорошо, больше никаких забегов.
– Стонет она.
– Мне кажется, меня сейчас стошнит.

Мы все ждем, тревожно осматривая помещение в поисках ведра, или полотенца, или, возможно, выход, чтобы быстро смыться.

Наконец, она выпрямляется, качая головой.

– Ложная тревога.

И реальность опускается занавесом молчания, в то время, как Лола и Харлоу неуверенно изучают нас.

– Ты в порядке, Миа?
– Спрашивает Лола.

Прикосновение Анселя и его предложение, в котором мы должны остаться женатыми, моя головная боль, мой желудок, все это бунтует и ведет заговор против меня с целью заставить захотеть скатиться на пол и свернуться в крошечный калачик сумасшествия.

Меня даже не волнует грязный ли ковер.

– Ничего, что не смогла бы решить небольшая смерть.

– Мы можем украсть ее ненадолго?
– Харлоу спрашивает Анселя, и ее голос удивляет меня. Харлоу не спрашивает до того, как берет, никогда.

Он кивает, но прежде чем я ухожу, он пробегает рукой вниз по моей и прикасается к колечку на моем пальце. Он не произносит ни слова, но этим крошечным прикосновением он просит меня не уезжать от сюда, не поговорив с ним.

Лола ведет меня по коридору в вестибюль, туда, где находится скопление огромных кресел в тихом углу. Каждый из нас плюхается в кресло из шикарной замши, теряясь ненадолго в своем собственном убогом похмелье.

– Итак.
– Начинаю я.

– Итак.
– Они вторят в унисон.