Славендар

Моряк поднял багажник, зашвырнул в него гнома, и показал мне на переднюю дверь.

– Запрыгивай, Павел, – сказал моряк.

А вот гном не назвал меня ни разу по имени.

– У меня чемодан украли, – пожаловался я, – Отлучился в лес на минуту, и сразу украли. Красная машина какая-то.

– Не надо было дергаться, – сказал моряк, открывая водительскую дверь, – Получил вызов – садись и жди. Будто не знаешь, как себя вести? А ты задергался, вот тебя и перехватили… попытались перехватить. Мелюзга лесная… Давай, полезай внутрь, время теряем!

Машина внутри оказалась обыкновенной, ничего необычного. Синие огоньки на панели, экран, как у всех, и разве что рычаги и руль для ручного управления – редкость, но не такая, чтобы удивляться. Я сам пробовал тачкой рулить: вполне себе удовольствие, когда никто не видит.

Моторы завелись, и машина поехала. Моряк сам управлял, ловко шевеля рулевым колесом. Я засмотрелся, ибо не часто видишь человека с таким допуском. Конечно, есть вероятность, что он нелегал, но это вряд ли. Это совсем ненужный риск. Нелегальные тачки вычисляются с полпинка, а ответственность за антисоциальное поведение большая. Вряд ли луддиты столь антисоциальны, что гоняют на ручных нелегальных тачках. Я так думаю, что они поумнее некоторых будут.

Ехать было приятно. Несмотря на полное отсутствие интима, присущего таксоподам, в этом салоне ощущалось спокойствие. То ли настоящая водительская «баранка», то ли моряк со своей аурой, то ли мне стало решительно все равно, переживания закончились, оставив после себя тень ощущений.

– Назначили врагом народа, да? – спросил моряк, и продолжил, не дожидаясь моего ответа, – Смотрю, ты окольцованный?

Он показал на мое кольцо на пальце.

– Мода была такая, – сказал я, – Смартфоны отстой, браслет неудобен…

– А чего не чипанулся? – спросил моряк.

Так никто почти не чипанулся. То же кольцо, только под кожей, ничего интересного. Нейроинтерфейс провалился с треском, дальше примитивного управления движением курсора по экрану дело не пошло. Мозг, с его полями и зонами, оказался слишком гибкой штукой. Неконкретность отдельных нейронов сгубила миллиардные инвестиции.

Я пожал плечами, мол, вообще не вижу проблемы.

– Да и правильно, – согласился моряк, – У меня браслет, это самое удобное. Нажал кнопку, голограммка выскочила…

– Кольцо удобнее, – сказал я.

Моряк не стал спорить, потому что это и впрямь не предмет спора. Это кому что нравится.

Мы въехали в Сиреченск без остановки, только транспондер мигнул. Теперь Родина знает, что мы дома… я взглянул на свое кольцо, оно не работало. Ага… Значит, не факт, что Родина что-то знает. Как сказал гном, «тебе предстоит забыть многое».

Деревья за окном поотстали, кованые заборчики – украшение города, бережно хранимое с девятнадцатого века – тянулись ровной струёй, нечастые пешеходы равнодушно топтали тротуарную плитку, возвращаясь в родные дома. Сейчас бы перекусить все-таки…

– Домой тебя везу, – сообщил моряк, – Нервишки успокоишь, с мамкой побудешь. Решили, что так для тебя будет лучше, уж больно ты… прыткий. С виду тюфяк тюфяком, а внутри…

– Я безвредный, – сообщил я.

Моряк помолчал, обдумывая полученную информацию, потом покачал головой, не согласившись. Я был удивлен, что он еще что-то обдумывает, со мной все и так ясно.

– Нет, – сказал он, – Ты не безвредный. И дело даже не в том, что с остановки сбежал, а перед этим из поезда выскочил, а еще раньше корпоратив людям испортил. Забавляет, что ты гному поверил. Чего он тебе наговорил хоть?

Не знаю, что там забавляет его, а меня забавляет, что гном мне ничего не наговорил. То есть, я поверил в несказанное? Я не просто безвредный, я безмозглый.

– Когда со спутника свалился метеодрон с манипуляторами цеплять вывеску, лесные заметили и выслали того мальца на перехват. Ишь, быстро как сообразили, шустрилы!

Он оторвал от руля правую руку и через плечо показал большим пальцем назад, где в багажнике парился один такой шустрила, мой перехватчик.

– Дрон вывесил слово, надо же было как-то тебя сцапать, верно? Ушел бы в леса, как партизан. Были случаи…

Он сделал паузу, вспоминая.

– Были случаи, когда гномы ловили людей? – спросил я.

– Их там целое сообщество, – сказал моряк, – Охотятся на акваробов, изымают батарейки. Тебя бы не съели, конечно, ты безвкусный. В смысле, невкусный, я хотел сказать.

Я еще и безвкусный, какая прелесть. И зачем я такой вам нужен, вот вопрос.

– Ты сейчас зайдешь в дом, – сказал моряк, – Родителям ничего не говори, но и не ври. Тебе важно их спокойствие. Скажи, что приехал в отпуск, это правда. Будешь в Сиреченске две недели, потом вернем тебя в Переходную. Но две недели – это максимум, понял?

Это хорошо, что он скармливает мне информацию небольшими кусками, чтобы легче глоталось. Я сидел и переваривал эти, вполне съедобные, порции. Идея побыть немного с родителями мне нравилась. Возможность вернуться в новую Москву тоже нравилась. Может, все не так плохо?

– Да, еще одна вещь важная, очень важная, – прервал он мои размышления, – Принцип стабильности на тебя больше не распространяется, Павел.

Но мы уже стояли возле моего дома, и я последнюю порцию проглотил, не жуя. Старая четырехэтажка была сейчас больше, чем все слова на свете. Непривычные в наше время бельевые веревки протянуты между железными воротцами из труб, а от них справа все еще растут колючие кусты неизвестной породы – я до сих пор не знаю, как называется это растение, то ли роза, то ли не роза. Машины припаркованы у подъездов, это наши старики еще держатся за никому не нужную собственность. И на первом этаже окно кухни, в которое все еще любит смотреть мама, хотя могла бы смотреть в экран с жирафами, водопадами и пологими марсианскими кратерами. Мама у меня несовременная, и это хорошо.

Моряк нажал кнопку и окна машины затемнились, теперь мы видели мир – а он нас нет. Я думал, только гражданской контрразведке разрешено затемнение. Моряк словно почувствовал мои сомнения.

– На стекло что-то проецируется, – постучал он костяшками пальцев по стеклу дверцы, – Народ видит кино про то, что в салоне. Так что можем общаться на любые темы. Вопросы есть, Паша?

Он располагал меня к себе почему-то. И я не чувствовал в нем ни начальника, ни товарища, ни, тем более, вербовщика. Он был, скорее, старшиной, встретившим новобранца. Его поведение говорило: тебя забрили, парень, не обессудь. Смирись, ибо все смирились. И еще одно прозвучало, несказанное: больно не будет.

– Вопрос есть, – сказал я, – Как вас зовут?

Он убрал руки с руля, вздохнул и повернулся ко мне.

– Стерх, – сказал он, – Меня зовут Стерх. А как тебя зовут, ты еще придумаешь. Советую опереться на какие-нибудь свои особенности. Можешь вспомнить, например, что умеешь делать, или чем обычно полезен.

– У меня море особенностей, – сказал я, – Я безвредный, безмозглый и безвкусный. И абсолютно бесполезный, с меня можно икону бесполезности писать.

– Без, без, без… – улыбнулся моряк Стерх, – Хочешь быть назван Бесом? Что ж, можешь попробовать на комиссии. А я Стерх, потому что раньше летал. Птица такая была – стерх. Вот и я был…