Следователи

— Вы достали фотографии всей пятерки?

— Конечно.

— Надо предъявить их Поплавскому и Васильеву.

На следующий день Скрастиньш сообщил, что Васильев узнал Мережковского, а Поплавский — Богданова. Эти люди продали им фальшивые удостоверения и талоны.

— Я так и думала, — сказала Рита Яковлевна.

— Возле автомагазина задержан некто Лаздинь, продавал талоны предупреждений. При нем оказалось пять штук.

— Где взял? — быстро спросила Рита Яковлевна.

— Говорит — нашел. Если бы нашел, продавал бы по десятке, а он по полсотни просил.

— Ясно. Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Хуцишвили и Курик явно причастны: поездка в Тбилиси, в типографию. В квартире Миркина оформлялись Куриком бланки. Мережковский и Богданов опознаны как продавцы. У каждой птички увяз коготок, так, Янис?

— Пожалуй, пришла пора встретиться со старичком гравером.

— Не рано ли?

— В самый раз.

— Нет, Янис. Старичок так просто не дастся. Что у нас есть? Акт экспертизы оттисков двух печатей, сделанных в разное время. Гравировка — дело индивидуальное...

— Во всей Латвии нет специалиста искуснее его.

— А может, печать изготовлена в Тбилиси? Там же умеют с металлом работать, вон какую чеканку делают.

— Нет. В Тбилиси — нет. Мы там каждый шаг этого Вахтанга проверили. Шмотки заграничные он там продавал, браслет золотой продал, а штамп не заказывал. Это точно.

— Ну смотри... Что-то смущает меня старичок. И потом, что он даст нам, этот гравер?

— Сообщит, кто ему заказал печать.

— Мы и так уже знаем — один из пяти. Вообще в этом деле много странного. Почему, например, Мережковский занимал деньги? Для чего?

— Может быть, заказывал оборудование для изготовления фальшивых бланков?

— Но почему тогда он один? Судя по всему, Хуцишвили располагает средствами. Почему он не дал деньги на это оборудование? Столько неизвестных... И не гравер нам поможет узнать эти неизвестные, а пятерка наших молодчиков.

Всех пятерых начали допрашивать одновременно. Допрос вели Скрастиньш, Грутул, Аксенок и еще двое следователей по особо важным делам.

Курик поначалу возмущался. Скрастиньш молча смотрел на этого человека и видел, что под возмущением кроется страх.

— Вы знакомы с Альмой Игнатьевной Латвик?

— Кто это?

— Альма Латвик — ваша клиентка. Иногда вы ремонтируете ее машину.

— У меня не частная лавочка, а государственное учреждение.

— Тем не менее вы иногда выручали своих друзей.

— Я не знаю никакой Латвик.

— А с Вахтангом Хуцишвили знакомы?

— Нет.

— Но вас часто видели в пивном баре кафе «Росток».

— Мало ли с кем рядом можно оказаться в баре.

— Значит, вы незнакомы?

Курик молчал, всем своим видом выражая возмущение.

— Так знакомы или нет?

— Слушайте, — сказал Курик, — у вас будут неприятности. Я вам это гарантирую.

— Ничего. От неприятностей никто не застрахован. Вы не ответили на мой вопрос.

— Вы что, будете всех жителей Риги перечислять? Нет, не знаком.

— Но в ноябре вы вместе с ним летали в Тбилиси.

— Еще что вы мне припишете?

— В Тбилиси гостили у его брата. Было?

— А что из этого следует? Почему я должен вам рассказывать, с кем знаком, с кем не знаком? Какое ваше дело? Почему вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?

Скрастиньш слушал его и думал: «Этот человек чувствует себя всесильным, потому что ему доверили руководство автохозяйством. У него в руках дефицитные запчасти, его приказам подчиняются опытные мастера. Он может кому-то сделать одолжение — отремонтировать вне очереди машину, и человек становится ему благодарным. Автосервис дефицитен, вот почему Курик, этот проходимец, чувствует себя неуязвимым. Он думает, что выйдет из прокуратуры, позвонит влиятельному человеку, который у него «одалживается», и тот прикажет Скрастиньшу не обижать бедного, отзывчивого Курика».

— Меня совершенно не интересует та сторона вашей личной жизни, которая не идет вразрез с общественной, — сказал Скрастиньш. Но меня интересует такой факт: вы продали Альме Латвик фальшивые водительские права на имя Туритиса и несколько талонов предупреждений.

— Это неправда!

— Правда, и произошло это на улице Скарню, в квартире вашего знакомого Миркина.

— Неправда! — повторил Курик, и глаза его трусливо забегали. — Она врет.

— Где вы взяли водительские права?

— Говорю вам, это неправда!

— Мы устроим вам с Латвик очную ставку. И с гражданином Васильевым тоже.

— Не знаю я никакого Васильева.

— Правильно, не знаете. Он позвонил вам, и вы к нему на улицу Суворова направили вашего приятеля Анатолия Богданова. Тот продал ему водительские права и талон предупреждений. Где вы взяли бланки?

Курик молчал, мучительно обдумывая положение.

— Это случайность, — наконец сказал он. — Чистая случайность. Богданов меня попросил. Он купил эти бланки для кого-то, а их не взяли, и он оказался в затруднительном положении. Ну, и я не мог отказать. Я понимаю, что этого делать не следовало...

— А зачем вы в Тбилиси вместе с Хуцишвили посетили типографию «Цекавшири»?

— Можно закурить? — спросил Курик.

— Курите, — разрешил Скрастиньш. Сам он не курил и не переносил табачного дыма, но для допрашиваемых делал исключения.

— Дело в том, — жадно затянувшись, сказал Курик, — дело в том, что на этих бланках не хватало каких-то номеров. Ну, мы с Вахтангом и решили помочь Богданову. Он оказался в очень тяжелом материальном положении: долги, не может устроиться на работу.

«Но имеет «Жигули», — усмехнулся про себя Скрастиньш. — Вот бедный нищий!»

— А сколько было бланков?

— Я не помню. Два, может быть, три...

— Из-за трех бланков лететь в Тбилиси? Накладно, однако.

— В сущности, мы полетели не из-за Богданова. Просто в отпуск, а это так, между прочим.

— На четыре дня в отпуск в такую даль? Вы сколько получаете?

— Оклад двести и премиальные, прогрессивка... Набегает.

— У вас, кажется, есть собственная машина?