Следствие ведет блондинка

Лютиков глянул на себя в зеркало в последний раз: до чего же рожа противная. И как его угораздило родиться с такой отвратительной внешностью. Глазки маленькие, волосенки мышиного цвета – тонюсенькие, нос крючочком, губы как два шрама на лице и повсюду красные пятна. Да еще лаборант на мясокомбинате, да еще без хаты, без машины и даже без собаки! И одет ровно на свою зарплату: джинсы да свитер – все с вещевого рынка, который возле дома. Там дешевле. Как же Лютиков ненавидел свою жизнь. Разве о такой мечтает нормальный пацан? Разве пределом мечтаний нормального пацана может быть должность лаборанта на мясокомбинате со всеми вытекающими отсюда последствиями?! Уж лучше бы он в бандиты подался, право слово. Ходил бы сейчас крутой, коротко стриженный, за поясом пистолет, в кармане толстая пачка пятисоток…

Побоялся, а ведь предлагали ребята со двора, когда он из армии вернулся. А чего было бояться, за жизнь свою паршивую трясся что ли? Так вот она жизнь, хлебай - не хочу. Сиди теперь до утра, расщепляй треклятую колбасу на составляющие. Лютиков поднял глаза к пожелтевшему потолку и вздохнул:

– Господи, избавь ты меня от этого говна!

Не понятно, что он имел в виду в тот момент. То ли ему вообще жизнь надоела, то ли конкретно сегодняшняя сверхурочная работа не устраивала, сие уже останется его тайной навечно.

Лютиков вяло поплелся вдоль по коридору по направлению к своей лаборатории, в которую ему идти хотелось меньше всего.

«Может завернуть к охране, у них хоть телек есть. Посмотрю полуфинал, а потом пойду разбираться с колбасой. Все равно ведь никуда не деться. Если я даже закончу раньше шести утра, придется ждать, пока метро откроется… - раздумывал он, спускаясь по лестнице со второго этажа на первый. А потом рукой махнул, - В охране парни неплохие работают, но если на них надавят, то точно расколются, что он вместо того, чтобы работать сверхурочно, как записал в табеле, смотрел телек. И не важно, что потом он потащится в лабораторию, прибавку к зарплате ему уже не дадут».

Лютиков еще немного потоптался в коридоре, раздумывая, не плюнуть ли на небольшую прибавку и не махнуть ли все-таки к охранникам досматривать полуфинал, но потом решился и двинулся к лаборатории.

«В конце концов, полуфинал практически закончился, - с грустью думал он, - Самые острые моменты уже пропущены. Чего же рисковать деньгами ради каких-то пятнадцати минут».

Идя по коридору, он оглянулся, в надежде, что увидит охранника, который расскажет ему как там игра, но никого не было. Полутемная кишка, огибающая цеха, тянулась впереди и позади, в этот час освещенная с целью экономии малым количеством ламп. Жутко стало Лютикову, того и гляди, кто-нибудь завоет, как в его любимых фильмах ужасов. Он ускорил шаги, рывком дернул дверь лаборатории. Яркий дневной свет брызнул в глаза. Он заскочил внутрь, закрыл дверь, развернулся и замер.

– А вам что здесь… - успел выдохнуть он, прежде чем раздался приглушенный выстрел.

Глава 8

Муж спрашивает жену-блондинку:

– Зачем ты заехала на машине в бассейн?

– Хотела ее вымыть.

– А как ты думала оттуда выезжать?

– Наверное, спустила бы воду.

(Из сборника анекдотов)

Тимофей Тарасов проснулся в мрачном настроении.

«Беда в том, - думал Тимофей, насыпая в кружку растворимый кофе из банки, - что я совершенно не готов управлять большим предприятием. Мне бы подучиться, а вот времени на это мне никто не дал».

Он признавал преимущества своего младшего брата Ивана и его законные претензии на директорское кресло. Все-таки Иван помогал отцу за несколько лет до того, как тот решил отойти от дел.

«Но на кой черт Ваньке еще и завод! – Тимофей налил кипятка и покрутил кружку за ручку по часовой стрелке, чтобы кофе растворился. Потом подумал и покрутил еще и против часовой, - У Ваньки есть свое дело, весьма доходное, кстати. Он и без завода и прокормит свою семью, и внукам оставит приличный капитал».

Ванька был предпринимателем с пеленок, и из него получился превосходный бизнесмен. А вот у Тимофея все как-то не сложилось в жизни. Блестящий студент журналистского факультета МГУ, подающий надежды молодой журналист так и остался блестящим и подающим надежды. Как-то так вышло, что все его друзья, которые и не подавали больших надежд на студенческой скамье, вдруг в одночасье стали известными и уважаемыми.

Один прославился на серии статей о громком судебном процессе, другой вечно лез в камеру на всяческих пресс-конференциях и добился-таки, что его однажды заметили и пригласили в редакцию новостей, где он как-то очень скоро стал ведущим, а потом получил и свою аналитическую передачу. Третий выскочил с репортажами о затонувшей подлодке. И теперь на канале самый популярный репортер, тоже свою программу имеет. Четвертый основал свой журнал для тинэйджеров. И дело, по всем оценкам на тот момент гиблое, поскольку никто из экспертов не мог назвать имени ни одного читающего тинэйджера, вдруг стало очень прибыльным. Теперь у того самого сокурсника уже свой издательский дом, который ежемесячно производит кучу глянцевой и быстро раскупаемой макулатуры.

А вот Тарасову не посчастливилось попасть, как говориться, в струю. Все что он делал, было как-то мимо, хоть и писал он действительно блестяще. Кроме того, он никогда не нуждался в деньгах, а потому мало думал о гонорарах. Может быть, именно это и сыграло свою роль. Пока сокурсники изо всех сил барахтались, пытаясь всплыть наверх, он неторопливо оттачивал перо, пописывая всякого рода статейки на всякого рода темы. И вот однажды понял, что всякого рода темы перестали интересовать не только его, но и читателей. А своей темы он так и не нашел. В бывшем блестящий студент и подающий надежды молодой журналист стал обыкновенным неудачником, зря потратившим десять лет жизни на бесперспективное для себя дело. И потом сообщать девушкам при знакомстве, что ты корреспондент «Московского комсомольца» в 23 года – приятно, а вот в 33 уже стыдно.

Соврав однажды какой-то девице в баре, что он вице-президент крупной фирмы, он вернулся домой и запил. Пил бы, наверное, и по сей день, если бы мать не приехала к нему после того, как он не звонил сам и не отвечал на звонки целую неделю.

– Я ничтожество, - упивался он своим горем, обливая материнскую блузку пьяными слезами, - Знаешь, кто мои коллеги? 20-летние юнцы, которые еще и журфак-то не закончили. А некоторые даже там и не учатся. И ничего, пишут, имеют успех. Начальство их ценит больше, чем меня, потому что они пишут о всяких таких… - он помял слово на губах, - о бомжах, пишут, о проститутках… Нашляются ночью по притонам, насобирают материал, а потом пишут. И читать интересно, знаешь ли… А я? Что я могу рассказать читателям? Как красиво весною в Париже?

– Но, это, кстати, тоже интересно, - попыталась подбодрить его мать.

– Ай, - отмахнулся он, - О том, как красиво весною в Париже уже все написали Бунин с Набоковым. Журналистика требует новизны.

– Тоже мне новизна: бомжи и проститутки! – фыркнула мать, - Если хочешь знать, так это самые древние профессии.

– Они актуальны, а Париж – нет, - отрезал Тимофей и подытожил, - Все, мам, ухожу я из газеты.

– Жаль, - взгрустнула она, - Чем же ты будешь заниматься?

Тут Тарасов развел руками и честно признался:

– Не знаю.

– Ну, раз тебе все равно, тогда иди на завод к отцу, что ли…

– А что?! – неожиданно встрепенулся Тимофей, - И пойду.

Так он начал работать на мясокомбинате. На удивление быстро вник во все проблемы, наладил PR-службу, подкинул несколько интересных идей в отдел маркетинга, познакомился с херром Шульцем и принялся разрабатывать вместе с ним новое направление колбас класса С, то есть совсем дешевых. Все это дало основание для отца назначить старшего сына вице-президентом компании. Разумеется, Ванька тут же обиделся.