Слипер и Дример

и дырки на футболке да штанах образовались, то и вовсе комфортно ему казалося.

Непритязательный во всём был сей товарисч. Ел что ни попадя. Иногда, задумавшись о чём-то,

Белку-Парашютягу сцапает на лету и в рот! Та в голос орать возмущённо — дык, типа, мол, жрут-

с на ходу, нехристи! Дример только буркнет: «Пардон, мадам», — да и выплюнет, идёт дальше.

Спал, бывало, на полу, из принципу да упрямства, мол-де «лишнее это всё… перины там…

пуховые подушечки… кренделя на вывертах… Ближе надобно к народу быть!» Правда, к какому

народу — не уточнял. Сторонился политики, сознательный был гражданин. Ходить любил босым.

Обувь надевал редко, да и та была особливая, авторской работы — то сандалики на меху, то

сапоги с вырезом для пальцев. Шаркать любил и ходил неторопливо. Шуршит мхом да веточками,

бывало, и напевает под нос любимую мамину колыбельную: «Хе-хе…История помнит, история

слышит: кто пробовал это — упал и не дышит!»

Говорил Дример исподлобья, но чутко и с добрецой. А чуть что громкое да шебутное

случалось, так и вовсе вздыхал: «Суета енто всё!» — и крякал уткой. Утки не обижались — мало,

что ли, чудаков видали с верханутры?

— С верхотуры, наверное? — поправил меня Ёик. Букву «ж» он потерял при хоть и весьма

странных, но вполне часто встречающихся обстоятельствах. В общем и целом, как говорится:

место поднял — «ж» потерял! В большой семье ушами не хлюпай!

— Не-е-е-ет, — отвечаю. — Верхотура — она сверху. А верханутра — она везде! И вверху, и

внутри! О как, брат! Это ж вселенская распуть всея дорог!

— А-а-а, — протянул Ёик. — Ну тады я пошёл гулять.

— Далеко не уходи! — крикнул я ему вслед. — А то потеряешь что-нибудь, ёктить, опять.

Дороги нынче стали вовсе распущенные!

— Ла-а-а-адно, — буркнул Ёик уже из-за двери, и только его и видели.

Вы его видели? То-то же! И хватит.

Второй брат, Слипер, был суетлив характером, противоречив в мыслях и вечно рвал вперёд

когти (хорошо не настоящие, а то были бы жертвы… силуэты мелом на земле… прокуратура…).

Он вскакивал с кровати, на которой держал всеразличного цвета, материала и размера

подушки, сбрасывал пёстрое лоскутное одеяло и орал: «Ну, сегодня мы такооооое учудим!»

Обещания порой сбывались. Страдали Лес, звери ходючие, птицы улетучные, фиг-знает-кто, не

6

определяющийся сходу, и, собственно, брат Дример тоже не раз отстрадался на этом. А что ему

оставалось — только щурил глаза да ёжился всю дорогу.

(Ёжик, привет! Как там Ёик?)

В Доме была большая гостиная, и были восемь малых комнат, не считая тех, что появлялись и

исчезали сбоку как-кто-на-душу-приложит. Семь цветных внизу и одна, совершенно белая,

наверху. Чтоб не путаться в днях, братья раскрасили стены семи комнат в свои цвета. Там, откуда

они пришли, считалось, что семь дней — это своеобразный цикл времени. Неделей называлася эта

циклическая штуковина. По крайней мере, казалось, что они это сами вспомнили.

— Неее-дееее-ляяяя! — тянул возмущённо Загрибука, загребая загребущими ручищами землю

в кучки. — Слово-то какое козлиное! Вечно вы, братцы, что-нить глупое придумаете! Не могло

такого определения научного было быть, блин с компотом! Это ж не наука, а зоопарк какой-то!

Неее-деее-ляяя… Ну вы тоже скажете…

Братья не обижались. Только переглядывались, усмехаясь. Зырк-зырк.

В память об этой «козлиной неееедеееелеееее» братья и соорудили Дом с семью комнатами в

центре Леса. Дом, правда, ну если совсем по-честному, сам собою как-то соорудился, без особых

уговариваний. Только вот прийти к согласованной форме долго не мог, ибо Слипер хотел его

видеть… Эээ, простите, я процитирую его, ибо смысл этих длинных и сложных слов от меня

выскальзывает. Итак:

— Хай-тек! Голографические стены! Параллели в стеклопластмассах! Увертюра пористого

бетона и пневмоваты! Четыре окна наперёд и линолий на калидоре!

На что Дример угрюмо каркал:

— Окстись, олух генетический! Дом нам нужен, а не «баба с веслом» фонтанирующая!

Обычный дом. Всё тебе скульптуры подавай, ренессанс, балет, барбекю…

Тут уж Зверогёрл ахнула восхищённо и свалилась с ветки, где подслушивала братьев и

наблюдала за Домом, который пытался стать собой. А затем драпанула по лесу со счастливым

визгом:

— Барбекю-ю-ю… Барбекю-ю-ю…

Да так и бегала по Лесу дня два, настолько ей слово это понравилось и крышу сшибло. Скажу

вам по секрету, крышу ей сшибить было нетрудно, ибо крыша та и без того была вся насквозь

отшибленная не по-детски. Дык вы в этом ещё не раз сами убедитесь, но чутка попозже.

— Заткни мозг, брателла, дай подумать спокойно. Авось что-нибудь сваяю, — буркнул Дример

и уселся дырявыми серо-зелёными штанами на лужайку перед тем, что пыталось родиться Домом.

Он скинул сандалики на меху и сосредоточился.

— Ла-а-а-дно, — протянул Слипер чуть печально, но с улыбкой, — ваяй свою халупу, зануда!

Помнишь аксиому дизайнера? Коли пришёл к тебе чувак с заказом рекламы аэропорта — как пить

дать всё кончится самолётами! — Он пытался согреться, ёжась в одних пёстрых шортах и топоча

чудн[ы]ми кроссовками по двору. — Никакого полёта мысли! Одни рефлексы. Ещё-ещё-ещё, и

тошниться!

7

Через какое-то времечко Дом уж стоял, немного подрагивая от пережитого ужаса