Слипер и Дример

Бац!

— Противный Случай! — Жребий виновато косился на стоящих братьев, приминая рёбрами

землю, и без того неплохо лежащую повсюду.

— А он злой? — испуганно мявкнула Терюська.

— Кто? — Я чуть не упал со стула. Увлёкся, понимаете ли, писательским делом…

— Ну как кто?! Противный Случай, конечно. Обычно ведь кто Противный, тот и злой! —

авторитетно заявила Терюська, расфуфырив усы. А усы у неё странные-престранные. Закручены

они в разные стороны и взлохмачены так, будто она только что встала с кровати. А кровать

эта будто и вовсе не родная на поверку, и сейчас раннее-раннее утро после отменной вечеринки,

на которой она была и сама не своя, а очень даже усатый по-жёсткому начальник какого-нибудь

транспортного цеха. Ну а кто ещё у нас усы носит такие, как у Терюськи?

— Железная логика! Э-э-э, а вот мы ща поглядим! Что нам злого принесёт Случай тот

Противный?

Ну, дык и стали собираться братья в дорогу к Эникам решать этническую проблему делёжки

питания, пропорцию с тремя известными, но неизвестной четвёртой порцией. С одной стороны,

было ясно, что война разгорелась из-за вареников этих несчастных, а с другой стороны —

питаться всё равно нужно, а то сил не будет на войны. Парадокс на всё лицо! И хотелось бы, чтоб

лицо это было к тому же и сытым.

— Объявляется сложное и непонятное положение! — гаркнул Дример в сторону окна, сложив

руки рупором.

— Объявляется сложное и непонятное положение! — заржала в Лесу Кусачепони и понеслась с

этим уржанием разносить его по Лесным сусекам и просекам.

— Куда пойдём-то? — Слипер вышел из Дома и вдохнул сладкий, с примесью туалетной воды

«Живаньши», воздух Леса. Он напялил свои кислючие оранжевые штаны, красный анорак и

закинул за спину почти всегда пустой жёлтый рюкзак с пометкой «на всякий случай».

— Туда и сюда! — ответил Дример из глубины коридора, роясь по углам в поисках своего

головного защитного убора. — Как всегда.

— Грызлик, сидеть! Присесть! Да ёжкины кошки, ну привали ты задницу, не мельтеши в

зрачках! — Слипер рявкнул на неопределённого роду и племени шавку, которая кружилась вокруг

12

ног, сбивая его с толку. Она лаяла и радостно виляла хвостом, или чем-то-там-величиной-с-

бублик-за-шесть-копеек.

— Разделимся. Я к Эникам. Ты к Беникам. А то, ёктить, сам разумеешь, — Дример

укоризненно посмотрел на брата, договорив предложение чисто телепатически без надежды на

обратную связь.

— Да прозрачно как Ясный Пень! — Слипер перекинул свой жёлтый рюкзак через плечо,

плюнул дважды через него же и от нетерпения попрыгал на месте. — В общем, я пошёл. В целом,

я проваливаю.

— Давай, только без фокусов! — Дример оправил серую свитерюжную кенгурятину с

капюшоном и напялил-таки на голову дырявую шерстяную Шапку-Невредимку, от

беспредельности и беспредела сохранившую не одну головушку в неприкосновенности музейной.

— И без покусов желательно бы! — добавил он, кряхтя, зашаркав сандаликами в другую смутную

сторону.

Вы спросите, откуда там, в Лесу, Шапки-Невредимки? А где им ещё и быть-то? Только в

Лесу. Тут всем неучтённым и есть самое место. Оттого они здесь все добрые и спокойные, ибо

место каждому тут изначально зарезервировано. Всем лишним и неучтённым прямая тропка

сюда. Да и вообще всем сюда путёвка уже давно оплачена по месту жительства. Только почти

все об этом не знают покудова, а коли и догадываются, то, как правило, уже поздняк пить

«боржоми», ибо печени кулдык. Короче, всем добрым Шапкам тут самое место кочумать.

— Значит, тот, который Противный, — всё-таки не злой? Раз все добрые, и даже Шапки, —

с надеждой вопросила Терюська.

— Железная логика! А вот ща и позырим! — Меня всерьёз понесло, и я ожесточённо стал

дальше долбать тремя пальцами кнопки компьютера.

Дример шёл по тропинке, засунув руки в карманы широких грязно-лиственных штанов. На

Шапке-Невредимке копился снующий в воздухе лесной мусор. Над головой шныряли Белки-

Парашютяги и их юродные сёстры Белки-Дельтапланерюги . Тухленькое невзрачное солнце (или

как оно там называлось) неохотно тащилось по небу, изнывая от скукоты. А может, это и была

сама Скукота, прикинувшаяся солнцем. Заговорённые, говорливые и просто словоблудные грибы

блудили по всему Лесу и много чего говорили не к месту в головушках у рискнувших вкусить эти

самые грибцы. Пиная их и треща сучьями под ногами, Дример уверенно направлялся на восход

солнца. Эники были где-то там.

— Где-то там, где-то там, там-тарам, тарам-там-там… — Братец довольно жмурился на

солнечные зайчики, бликующие на листьях, и пыхтел самокруткой.

— Здоровье не бережёшь ни шиша! — говорил ему Слипер в было-бывалые времена.

13

Но Дример не хотел бросать пыхтение дымом и отвечал, напустив на себя пророческий вид:

— Закашляюсь как-нить, помру, и останешься один! У-у-у! В единочестве шевчуковском!

Словом да неделанием, бормоча приятности под нос и мурлыкая, Дример вышел на опушку. На

ней, в середине почти правильного круга из земляных кочек, сидел громко нами вовсе недавно

помянутый всуе Загрибука, великий и заумный. И слегка наморщенный. Насчёт великости я,

конечно, немного погорячился. Росту в нём было не ахти. Шерсть всклокочена всеми местами.