Слипер и Дример

быстро прервал его Дример и выплюнул окурок в кучу земли.

— Моя обсерватория! — завопил Загрибука, пытаясь затоптать «бычок» без потерь для

научной архитектуры. — Ладно, дикарь топоногий, так и быть, пойду с тобой! И учти, Дример,

что я иду на этот подвиг ради науки и сострадания к вам, челобрекам недотёсанным!

— Ой-ой-ой, — усмехнулся Дример через плечо, поднимаясь и ломясь с опушки. — Давай-ка

пошевеливайся, буддист хредькин! Сострадание у него, понимаешь… Хе! Алга давай!

— Алга! — довольно хмыкнула Соня.

— Что-что? — обернулся я. — Соня, а где Терюська?

— На батарее греется, — наморщила усы Соня. А усы у неё, не в пример Терюське, были

гусарскими, то есть так и хотелось браво подкрутить их слегка смоченными в добротном

коньяке пальцами. Но они были-таки прямыми, как проволока вокруг лагеря беженцев в Бейруте

разлива 1969 года.

— «Алга!» — пояснила нехотя Соня, — означало у монголо-татар команду «Вперёд!». Армия

выстраивалась в боевом порядке, и командир кричал: «Алга!» Монгольские бравые отряды шли

вперёд. Слова «назад» у монголо-татар не было в лексиконе и в словаре не значилось. Поэтому,

когда нужно было развернуть армию «к лесу передом, к нему задом» или наоборот, командир

поворачивался на сто восемьдесят градусов и кричал: «Алга!» Вот смотрю я на Дримера со

Слипером, и единственное, что мне приходит в голову, так это «Алга!».

— Хм-м…

— Да уж, не зря хвостом машу! Ну, давай уже дальше! А то на балкон уйду нафиг.

Слипер легко бежал по сухим иголкам высохших листьев. Рюкзак болтался за его спиной, а в

голове билась истерично об затылок идея. Наконец-то он придумал, чем удивить по-настоящему

Дримера. Сколько братья прошли по этому Лесу в своё время, сколько излазали болот и оврагов!

Везде братцы искали лазейку, но всегда глумливый волшебный лесопарк возвращал их к тому

месту, откуда Слипер и Дример начинали свои прогулки, к месту их утреннего пробуждения. Это

незыблемое правило, с одной стороны, гарантировало им невозможность заблудиться, но с другой

стороны, братья всегда чувствовали навязанную ограниченность своей свободы передвижения.

Дом стал казаться им тюрьмой. И эта мысля в последнее время стала уж и вовсе навязчивой.

16

Стоило им пойти в Лес бесцельно, как он возвращал их кругами обратно.

Их путь всегда был ограничен конкретной целью. Стоило её достичь — и н[а] тебе снова и с

начала, ты опять пришёл к Дому, куда бы ни ходил. Цели сами как-то прикипали к братьям

периодически. То письмо придёт странное на порог, а то кто-нибудь из жителей Леса сам принесёт

весть о ком-либо, нуждающемся в братьях. И они сразу собирались в дорогу. А что было ещё

делать? Кормёжку искать да на вызовы по «03» выезжать.

Лес определенно был в чём-то разумен, в этом братья не сомневались. Но был ли этот разум

механическим устройством или потешающимся над ними существом — оставалось непонятным.

Им было подвластно менять в Лесу многое, но не сам принцип постоянного навязанного возврата

к Дому. И это оставалось той занозой, которая не давала им покоя. И братцев можно было понять.

Никто из нас не любит чувствовать себя направляемым против воли. Братья втайне лелеяли мечту

докопаться до этого секрета, и вот Слипер теперь радостно мчался по прорезаемому лучами

солнца Лесу, предвкушая победу. Ещё только пришло письмо от Эников и Беников, как он сразу

сообразил — вот шанс разорвать цепи круга. Ибо Эники и Беники жили весьма на краю лесном,

который по преданиям тишиной был нехило помят. Теперь братья обрели шанс пройти до конца

Леса и узнать, что же находится за ним. Слипер рассуждал так: «Если принять за отправную точку

с запятой обстоятельство, будто Дом всегда является центром Леса, что неоспоримо за неимением

доказательств, то вся эта Котовасия так или иначе вертится вокруг… — Слипер так и подскочил:

— …нас, что ли? Да ну? Да не могёт такого быть! Ты, браток, не торо-писька и не отно-сиська к

этому так серьёзно».

Он остановился, перевёл дыхание и думкнул вслух:

— Интересно. То есть вроде как Лес отражает наше состояние. А вдруг наоборот? А вдруг я —

отражение своего отражения?

— Вау! — ухнула восхищённо притаившаяся наверху в ветвях Зверогёрл и поскакала прочь по

сучьям, обгоняя Белок-Парашютяг и вереща: — Я, блин с компотом, отражение своего отражения!

Я — отражение своего отражения! Вот это мне крышу-то отбросило, аж черепица визжит!

Слипер рассеянно покачал головой ей вслед и зашагал дальше уже медленнее, рассуждая

спокойно, с разумением:

— Надо бы к братьям Водянистым зайти. Они-то уж про отражения всё знают. Всю жизнь в

воде сидят да болтают заумности. Забалтывают, понимаешь, нашего брата путника. Тут он

отражением своим и становится, заболтанный путник, и как спутник сам вокруг себя болтается

запутный…Ох, что-то я совсем запутался непутёво!

Перед его ногами через тропинку запрыгали Тютельки, как всегда ловко попадая друг в друга.

Слиперу пришлось остановиться и подождать, пока те закончат свою чехарду, а затем он

продолжил ходячую беседу с самим собой:

— Нечего вибрировать самому напрасно. Мозги — не пейджер! Спокойненько ща доковыляем

до перепутья, а там у кого-нить запросим маршрут до Водопроводных братьев по разуму.

17