Слипер и Дример

взрослого Сфинкса не тяну. А у нас в роду старших ослушаешься — сам понимаешь, с кем

связываться придётся.

— Понимаю, — уважительно протянул мутноглазый, ничего не поняв. — А кто такие эти твои

Свингсы?

— А это, браток, ни в жисть не лиса-патрикеевна, — кот отступил на шаг и принял асану под

названием «в уважухе и в законе», — это очень, очень и очень большая драконоподобная

крылатая кошка, из породы грызлоящуров, с напрочь свинским характером, свингующими

привычками и откровенно по-свински панковскими замашками! И вся эта прелесть — моя родня!

Пррредки мои незабвенные. Понимаешь? Мама — это святое!

— А чё не понять-то, — ответил запутноволосый, опять ничего не поняв, но за маму завсегда

согласный на уважуху.

— Ну и во! Коли всей пастью дыхну, таки тут напалму на весь ваш Привоз хватит с избытком,

и будет вам наглядное пособие по печальному отрезку истории Вьетнама. А коли зуб один — так в

самый раз прикурить да костёр разжечь. В тёмную пору потрёшь — и за фонарик сойдёт. И

вообще, сам знаешь, от бессонницы помогает, от зевоты и икоты, слепоты и глухоты!

Приворожить там чё, отворожить, творожок из молочка сделать али ряженку — на всё сгодится.

Как говорится, снимаю и порррчу на дому!

— По рукам! — радостно рявкнул сутулоплечий. — А то я ведь с шашкой ни в век не умел

управляться. А ты, по усам видать, с востока сам. Ятаган Кладучий сходу заприметил, едва с

дороги дальней. Таки забирай. Тебе — Кладунец, мне — удача да зуб заговорённый.

— Вот и подбили дебет с кредитом! — Башкирец согласно мурлыкнул и полез в пасть лапой.

Раздался треск падающего векового дуба в лесу. Весь рынок разом обернулся в сторону кота.

— Вот заррраза! — Башкирчатый повёл глазами по сторонам, сжимая в лапах выкорчеванный

зуб, и проворчал: — Ох, как некстати-то! Совсем я забыл! Век шпроты не видать, сейчас на

скрежет мой зубовный кое-кто прибежит. Говорила мне маманя, береги клыки смолоду. На, чувак,

зуб и давай сюда сабельку, да шустрей!

— Держи! — старый гремлин зажал в кулаке кошачий зуб, а кот, схватив клинок, завёл его за

спину боевым хватом, отщёлкнув предохранитель.

И вовремя. Ибо звук от выдираемого драконьего зуба странным образом сгущался и становился

громче. Все посетители рынка стали испуганно озираться. Со стен посыпались мелкие камешки.

Кот пригнулся:

— Йошкин Код, читал мне папа про плач да скрежет зубовный, видать, понапрасну!

— А шо такэ? — запоздало спохватился гремлин.

11

9

— Да так, звонок по первой линии, типа, «наших бьют»! Ложись на землю, суходрищев! Так

сказать, господа Ивов и Увов обслуживаются вне очереди!

Неприятный древесный звук нарастал. И тут все разом повернулись к задней стенке храмового

дворика. Там, на стене, красовались барельефы. За давностью чёткость некогда изображённых

скульптором фигур стёрлась. Остались лишь силуэты явно человеческой формы. И сейчас эти

самые полустёртые формы вдруг ожили. И на глазах у изумлённых торговцев медленно сходили

со стены, а точнее, выходили из неё, словно камни отпустили замурованных в них узников.

— Тикайте! Чакмулы идут!

Началась паника. Поднялся визг и ор. Обезумевшие от страха перед внезапно явившимся

неизведанным шухером мистики похватались за свои амулеты и стали лопаться подобно

воздушным шарикам прямо в воздухе, срочно перемещаясь кто куда по своим адресам

гарантированной обратной доставкой. Надо сказать, что это у них было отработано недурственно,

и не успел Башкирец перевести дыхание, как на маленькой площади никого не осталось. Кот

присел и попытался протереть глаза от поднятой пыли, держа Кладучий Меч в боевом режиме.

Ещё не отнимая лапы от носа, он уже почувствовал, что вокруг кто-то стоит. И как-то сразу стало

тоскливо на кошачьей душе, расхотелось шутить и геройствовать. Он знал, кто такие Чакмулы, и

ещё он знал, что с чувством юмора у них всё очень непросто. Состязаться в остроумии с ними не

хотелось вообще никак, а уж шашкою махать — и подавно. Встретиться с ними — уже была удача

из разряда «а может, завтра?», и сейчас Башкирец хорошо понимал, что ребятушки

вышеописанные явились по его кошачью душу. Он медленно поднял полосатую голову и

взглянул, прищурившись, на окруживших его Чакмулов.

— Э, бррратки, кого я вижу…

Шкындыр-Бындыр — места лучше нет,

Шкындыр-Бындыр — мы не знаем бед,

Жить на нём легко и просто — Шкындыр-Бындыр!

Выключатель громыхнул. Дример пришёл в себя от вязкого грохота в ушах. К удивлению

своему, он почуял, что стоит на своих двоих, то бишь на ногах, в самом что ни на есть стоячем

телоприложении. Он неспешно разлепил глаза, словно опухшие после долгого и тяжёлого сна, и

тут же снова прикрыл их. Что-то ярко бликовало светом прямо перед ним и кружило, аки

радужные мухи вокруг деревенского гальюна.

— Тэк! Это шо ещё такое? — вслух произнёс он, и тельце немного встряхнуло от собственного

голоса. Это был сиплый, прокуренный голос спившегося на рукоприкладной работе биндюжника.

— Опаньки! — сказанул Дример ещё что-нибудь для привычности. Голос остался тем же.

Таким обычно произносят в тёмной подворотне неприятные вещи.

12

0

— Подверни мои коленки! Всё равно ж придётся жить-поживать как-то дальше! — мудро изрёк

он и смело глянул перед собой.

А там, где кончались его войлочные тапочки, была пропасть, и в неё низвергался с огромной

высоты водопад.

— Ишь ты, воду не берегут! — Дример сделал шаг назад ослабевшими ногами. Затем