Слом
Шрифт:
Рисса подлила себе в кружку кваса из кувшина, притянула поближе тарелку с оставшимися булочками и начала рассказывать.
— Зимой это началось у них, мор свалился. К весне уже в каждом доме хоть по одному человеку схоронили, а некоторые дома пустыми встали. Что у них в селе, там дворов за много было, что у соседей ближних. И староста их, вдовец, на сестре нашего старосты был женатым, да и многие другие семьи у нас роднились, вот и знаю, что там было. Так вот, когда у младшего сына старосты, Ратиры, жена с сыном от мора сгорели, так он походил молчаливым, забрал дочерей, племянниц обеих незамужних, сироток, и уехал, никому не сказавшись. А потом вернулся с лекарем городским и с побрякушкой магической, но без девочек. Лекарь мор остановил да уехал, а Ратире пришлось с односельчанами да
— Простите... — попыталась разбить тишину Катя. — Я не вовремя на вас свалилась.
— Не переживай, девочка. Лучше спать ложись.
На завтра староста прислал своего проблемного «мальчика», который и постучался в дверь Риссиного дома в середине утра. Это оказался улыбчивый молодой мужчина, совсем не подходивший под описание старичка. Он взвешенно рассуждал, если Катя спрашивала, и ни на минуту не переставал что-то делать руками. Мужчина скрутил из травинок куколку, обстругал попавшимся под руку топориком щепочку.
— А что староста на тебя жалуется? — уже провожая мужчину, поинтересовалась Катя.
— Да, — махнул он, задумчиво примериваясь к очередной веточке, — душно мне, а он не верит. Красиво вокруг, а он не видит.
— А что он женит тебя, а ты не женишься? — усмехнулась она.
— Почему не хочу? — возмутился он, даже веточку выронил и наклонился поднять. — Просто не на старостиной же правнучке. В девках уже третий год как пересидела, никто не берёт. Ну зачем такая жена нужна — ни обед сготовить, ни рубаху пошить, ни дом и двор присмотреть, да того же, на лицо страшна! Но что староста на меня взъелся и поедом ест, в зятья требуя, не разумею. Пойду я, мамке воды с колодца натаскать обещался, а то руки у неё уже болят после ночи...
Глава 6
Где же вы, придите ко мне. Я дам вам идеалы, я расскажу вам все ответы... Придите, я голоден! Я так голоден... Вы больше не будете потерянными, вы найдёте всё, чего жаждали. А я насытюсь вашими страданиями и болью. Только придите, придите ко мне!
***
Гостеприимное село Катя покинула на следующее утро. Ноги поджили, и идти было уже не больно, но девушка всё равно осторожничала и чаще останавливалась отдохнуть. И в путь её отправили, одарив подарками и приговаривая «Бери, бери, а нам у богов зачтётся», «О юродивой каждый позаботится, бери, девочка, не отказывайся». И теперь плечо приятно оттягивала холщовая сумка с хлебом, сыром, пучком мелкой морковки и пузатой фляжкой. Куда ей идти, она не знала, поэтому просто спустилась по дороге до тракта и повернула налево.
Тракт в первый же день раздвоился ещё раз, и Катя вновь свернула наугад. Дорога изрядно проросла травой, но нехоженность тропы скорей успокаивала, чем настораживала. Эта ветка оживлялась весной и осенью, когда селяне тянулись к городам, чтобы что-то продать, а что-то купить. Летом же по деревням ездили лишь редкие купеческие обозы, торгующие солью, инструментом и утварью втридорога. Бывало, что и крупные купцы, не желающие платить пошлины на торных дорогах, сворачивали на деревенские. Но Катя, конечно, этого не знала, она просто неспешно шагала вперёд, наслаждаясь спокойствием. Дорога причудливо поворачивала, огибая деревья, между которыми её и прокладывали, и за очередным поворотом прямо на жесткой траве лежал человек.
— Здравствуйте, — остановившись за три шага, окликнула Катя. — Вам нехорошо?
Человек не ответил, даже не пошевелился. И девушка осторожно подошла ближе, присела рядом, потрясла его за плечо и увидела темное мокрое пятно на груди.
— Мужчина, мужчина. Очнитесь, что с вами? — она принялась тормошить его, а ладони заскользили по мокрой тёплой ткани. На руках осталась кровь. — Мужчина, очнитесь, — жалобно
всхлипнула Катя, рассматривая свои запачканные ладони. — Мамочка, что же делать? Мужчина, очнитесь...Девушка растерянно озиралась, ища помощи, но вокруг, кроме леса и пустой дороги, ничего не было. А паника заставляла всё сильнее дрожать пальцы. Вечерело. Катя встала, вновь посмотрела на окровавленные руки. На лежащего у её ног человека, на небо...
— Мамочка... может, он уже вообще мёртвый! — вдруг разозлилась она и, перешагнув, пошла дальше.
Но едва ли она сделала хотя бы десять шагов прочь, сжимая и разжимая мокрые вспотевшие ладони, бормоча мысли вслух:
— Мёртвый он уже, наверное. Мёртвый. Весь в крови. Да и будь живым, что мне с ним делать! Вот и руки запачкала кровью. Ещё решат, что я убила. Убила... — как споткнулась и подняла ладони к лицу, но не видела свои руки, она смотрела сквозь них. — А ведь я убила... тогда. Ну, мамочка! За что мне это? Хватит с меня уже трупов... — девушка в очередной раз всхлипнула и повернула обратно.
Катя медленно шла обратно, пытаясь загнать страх туда, где бы он не так мешал думать, и вытирая ладони о чистое белое платье. Осторожно, заставляя себя, не веря, что делает это, опустилась на колени рядом с телом. Она трясущейся рукой попыталась нащупать пульс на шее лежащего, но собственное сердцебиение заглушало любые другие звуки, отдаваясь в ушах, пальцах и под коленками. И только сейчас девушка заметила, что незнакомец дышит, а его щека очень тёплая. И это пугало даже больше, чем окровавленная одежда — Катя просто не знала, это хорошо или плохо, она вообще ничего не знала о ранах.
Но что-то же делать было надо, хотя бы для того, чтобы не так бояться, чтобы помешать панике усиливаться. Катя сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться, осмотрелась вокруг и решительно направилась к лесу. Девушка обламывала ветки, обдирая ладони, и сваливала в кучу, пытаясь сделать из них подобие лежака возле дороги. За одним из дубков нашелся крошечный, едва живой родничок. Когда всё было готово, Катя с большим трудом проволокла по земле слабо застонавшего человека те несколько шагов, отделявших его от подготовленного места. Это оказалось слишком тяжело, приходилось постоянно останавливаться перевести дух, ухватиться поудобней, прислушаться к своему и чужому дыханию.
— Блин, а дальше-то что делать! — села прямо на землю девушка. — Костёр бы, воды вскипятить, а то даже попить нечего... и даже спичек нету, — досадливо поморщилась она. — Может у него есть? Да иди оно всё!
Её руки всё равно тряслись, когда она снимала с мужчины сумку и проверяла чужие карманы. Монетки, колечко, какие-то крошки... но всё это было неинтересно, в отличие от действительно ценной находки — двух палочек с деревянными ручками, соединённых шнурком. В сумке же обнаружился ещё один настоящий клад — медная кружка. Катя поспешила обратно в лес, собрала сухих веток вокруг поляны, положила их «домиком» над пучком сухой травы, принесла полную кружку воды. Она смутно помнила, как эльфы разжигали костёр, да и какие-то знания остались с собственного детства. Но всё же разжечь огонь получилось далеко не сразу: искры от ударов палочками раз за разом гасли, не долетая до растопки. Когда появился первый робкий дымок, вокруг уже сгустилась ночь. Но за дымком проклюнулись маленькие язычки пламени, и вскоре костерок понемногу разгорелся.
Катя осторожно пристроила кружку к шалашику из веточек и оставила воду греться. Сходила к родничку и как могла отмыла руки. Вернулась к неизвестному. В этот раз она принялась за завязки на его одежде заметно уверенней, но всё равно, когда ей удалось добраться до раны, вокруг в темноте, разгоняемой лишь слабым отсветом хилого костерка, мало что было видно.
— Вот зачем я на ОБЖ подружкам анкеты заполняла? — закусила губу Катя. — Может, там что нужное рассказывали. Точно же было, не могло не быть... Да он уже весь горит! Эй, мужик, не вздумай умирать. Я не хочу ещё одну смерть на свои руки. Не хочу... Да ты весь горишь!