Слом

***

Утром, как и было обещано, Катю взяли с собой на рынок. Женщины собирались пополнить продуктовую кладовку, а заодно заглянуть и в другие ряды, поэтому шли в замечательном настроении, по-доброму посмеиваясь над девушкой. А Катя постоянно отставала, жадно рассматривая улицы и прохожих. Всё вокруг отличалось и от пустого города, по которому она ехала с эльфами, и от этих же самых улиц, таких угрюмых вечером. Сейчас прохожие спешили по делам, а среди взрослых сновали стайки детей. Вот, ловко оббегая препятствия и размахивая грубо обструганными палками, разыгрывали погоню мальчишки. Они пронеслись в полушаге от Кати, и девушка шарахнулась, испугавшись замаха игрушечного меча.

— Совсем запугали, — покачала головой одна из кухарок и подхватила Катю под локоть. — Чего прыгаешь? Это же ребятня!

Оставшуюся дорогу до лавки Залима женщины по-доброму смеялись над испугом девушки. Но всё равно заботливо обступили, а через рынок провели кратчайшим путём и сдали с рук на руки купцу. Они ,всё так же веселясь, рассказали про мальчишек.

— И я замечал, что пуганная она. Обидел кто, видимо. И поднялась же рука... — попрощался с трактирными работницами купец и повернулся к Кате. — Идём внутрь, подождёшь немного, пока я распоряжусь, а там и до городского дома провожу, с градоначальниками поговоришь.

Катя кивнула, поудобней пристроила на плече полупустую сумку и покорно протиснулась вглубь лавки, где ей указали на низенький табурет и оставили в покое. Но хоть её закрывали отложенные до поры свёртки, сложенные стенкой, обрывки разговоров было отлично слышно, особенно мощный голос купца.

— Да, я приютил юродивую... Катей себя зовёт, я с ней к градоначальникам пойду. Нет, уверен, старики что с неё рассказы говорили. Только пуганая она, у кого только на юродивую рука поднялась!

А девушка, прислушивавшаяся к разговорам, вдруг обнаружила, что смяла край своей сумки, чтобы не было видно, как снова дрожат пальцы. И в голове набатом отдавались слова о визите к градоначальникам. Мысль, что там её разоблачат, заставила похолодеть и начать оглядываться, искать решение. Взмокшей спины коснулся едва заметный ветерок, и девушка спешно обернулась. Она быстро ощупала пальцами стену, одна из досок заметно сдвинулась.

Спустя несколько минут поисков, когда каждый даже самый тихий звук заставлял замирать сердце, Катя смогла сдвинуть две широкие доски, которые слишком легко поддались. Она выбралась через получившуюся щель, как могла вернула всё на место и, стараясь не выдать волнение, поспешила прочь.

Слишком поздно девушка сообразила, что сбегать в незнакомом городе — это не самая лучшая мысль из возможного разнообразия решений. Но больше ничего так и не пришло в голову. Ко всему прочему она заблудилась: только что вокруг был переулок, а вот уже шумный ряд со свежими овощами, а за следующим поворотом гончары с посудой. После гончаров вернуться к шумным продуктовым лавкам и развалам не получилось, она опять свернула не туда и оказалась среди тканей. Вскоре Катя больше не пыталась уже вернуться, а просто бездумно брела наугад.

Свернув в очередной раз, она вдруг выпала из толпы и оказалась в узком пустом проулочке. Но в нём она была не одна — в нескольких шагах от входа, обхватив коленки руками, сидел мальчик и тихо плакал.

— Малыш, что случилось? — присела напротив девушка. — Тебе плохо?

— Ик, — ребёнок удивлённо поднял лицо, покрытое размазанной грязью. Он долго смотрел на незнакомку, прежде чем покачать головой.

— А почему тогда ты плачешь? — Катя нахмурилась, рассмотрев свежие ссадины на щеке и лбу мальчика. — Кто тебя ударил?

— Нет, нет, меня не били, ик, — он поспешно прикрыл ладошкой часть царапин. — Это, — он отвел глаза, но всё же пояснил, — я пытался яблоко без спросу взять. Кушать хочется...

— Держи, — Катя протянула ему один из оставшихся кусков хлеба и, глядя, как жадно он ест, продолжила. — Ты почему тут? Где твои родители? Или ты для них?

— Я потерялся. Мы приехали на весеннюю ярмарку, но... — мальчик всхлипнул и стёр вновь выступившие слёзки.

— Я тоже потерялась, — Катя привалилась к доскам и посмотрела на узкую полоску неба вверху. — Не могу даже с рынка найти выход...

Минут пять они сидели молча, слушая шум ближайших рядов и собственных мыслей, а потом мальчик предложил проводить её. Они прошли сквозь рынок переулками, почти не появляясь в людных рядах, и вышли, уже оказавшись среди домов и каменных заборов. Обнялись на прощание, поняв друг друга без слов, и разошлись в разные стороны.

В этот раз Катя не рассматривала город, а просто шла по самой большой улице, стараясь никуда с неё не сворачивать, и вскоре увидела распахнутые ворота. Её никто не остановил, а впереди девушку вновь ждала дорога. Сперва пришлось идти в потоке стремящихся по своим делам людей, а потом на каждом повороте девушка выбирала сторону, где меньше народа.

На следующий день ближе к полудню утоптанная широкая тропинка вывела Катю к краю поля, за которым виднелись крыши деревни. Девушка долго смотрела на них, сжимая ладонь в кулак и чуть слышно бормоча:

— Убийство, обман, воровство... Мамочка, я не хотела это делать, но как же мне быть?! Что мне делать, чтобы выжить? — В животе требовательно булькнуло. — Что мне сделать, чтобы не чувствовать себя так погано...

Катя продолжала стоять и смотреть, не зная, куда сделать шаг — вперед или назад.

— Не хочу обманывать. Не хочу... но что мне им сказать? Что сказать, что сделать... — девушка сердито мотнула головой и прислушалась. — Притвориться? А если не поверят, то как я буду выкручиваться? И что я ещё могу сделать, кроме как разыграть юродивую? Ничего.

Крошечный шажок вперёд. Остановка. Широкий шаг назад.

— Да иди оно всё!

И Катя пошла прямо к деревне. Просто кушать всё равно хотелось.

***

Мальчик брёл по рынку, опустив плечи и глядя на пыль и мелкие камешки под ногами. Было как-то необъяснимо грустно, но плакать больше не хотелось. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, что вокруг творится что-то необычное. Все спрашивали друг у друга что-то, полностью забыв о товарах и покупках. И люди что-то искали, с волнением осматривались вокруг, обменивались друг с другом восторженными фразами. Он осторожно поинтересовался у старушки-торговки, разложившей на низком столике тканые ленты, что случилось.

— Так юродивая в городе, внучек. Только, кажись, на рынке потерялась. Вот и ищем теперь девушку со светлыми волосами и в белом эльфячем платье, — щурясь, проскрипела женщина.

— Нет её на рынке, я её только что к выходу проводил, — удивился мальчик и переменился в лице. — То есть она, Ой боги, а я у неё хлеб выпросил...

— Она тебя хлебом угостила? — оживилась старушка и закричала как могла громко. — Мальчик с юродивой говорил, он с ней хлеб по её воле разделил!

Не прошло и минуты, как беспризорник оказался окруженным жадной толпой. К нему стремились прикоснуться, заглядывали в глаза, засыпали вопросами. И постепенно оттесняли к центру рынка. Всё сказанное им люди передавали друг друга. А вереница желающих в очередной раз спросить «А ты правда с ней говорил? Какая она?» не иссякала, и вдруг одна из подошедших вместо вопроса залилась слезами, оседая на пол:

— Сынок...

— Мама! — мальчишка мгновенно оказался рядом с ней и, обняв женщину, уткнулся лбом в её плечо. — Я так скучал, я так искал...

***

Марих осторожно из ложки поил раненого. Жар, три дня сжигавший парня, внезапно отступил, оставив от себя мокрые простыни и слипшиеся от пота волосы. Рана, сейчас перевязанная со всем тщанием, перестала подкравливать ещё утром, а красное пятно горячки, расползавшееся по телу, стало заметно меньше. И это больше всего удивляло бывалого воина — он потерял не одного друга от таких запущенных ран.