Словарь для Ники
Шрифт:
З
ЗАБОТА.
Заботиться о ком-то другом — хорошо. Это отвлекает от мыслей о собственной персоне. Не замыкаешься в скорлупе эгоизма.
А ещё лучше, когда помогаешь втайне, и тот, кому стараешься помочь, не догадывается, откуда пришла помощь
Самое удивительное — в этом случае помощь внезапно придёт и к тебе…
ЗАВИСТЬ.
Знаю,
И тем более он издалека следил за мной, окольными путями узнавал о моих неудачах и бедствиях.
Дело в том, что в определённые времена стыдно, нехорошо быть успешным. Если власть тебя принимает за своего — плохо твоё дело…
В конце концов он эмигрировал в поисках ещё большей, мировой успешности. А я остался на Родине.
Теперь он завидует ещё сильнее. Подсылает людей из заграницы. С их помощью разыскивает мои книги.
Может быть, эта зависть необходима ему, как горючее для двигателя. А скорее всего это извращённая форма больной совести.
Признаться, я тоже в некотором смысле завистник. С юности завидую морякам.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ.
Неизвестный мне злодей, губитель невинных душ отбывает пожизненное заключение в какой-то особой тюрьме.
Вроде бы его не за что жалеть, но покоя не даёт мысль о том, что вот сейчас влачится его существование без будущего, без проблеска надежды.
Почему порой представляется, будто не он, а я смотрю сквозь оконную решётку на клочок неба?
ЗАЛИВ.
Слева — вдающийся в море скалистый, покрытый зеленью, мыс. Справа — такой же, только повыше.
По утрам с мысов доносится пение птиц.
Изогнутая дуга залива напряжена, как лук. Помедлишь, стоя по щиколотку в пляжном песке, и стрелой вонзаешься в спокойную, защищённую от ветров синеву. Плывешь по прямой, постепенно наращивая скорость.
И вот выплываешь в открытое море. Пение птиц доносится и сюда.
ЗАМЫСЕЛ.
О каждом человеке существует некий замысел Божий. Но как его распознать?
Обычно смотрят в будущее, пытаясь провидеть, что ждёт впереди.
Это неправильно. Необходимо оглянуться назад, на то, что с тобой происходило, и ты довольно быстро различишь свой главный Путь и все те случаи, когда ты с него явно сбивался. Генеральное направление на карте твоей жизни проступит, станет очевидным.
Теперь, обладая такой картой, можно попробовать глянуть и в собственное будущее.
ЗЕМЛЯ.
Вперяясь в звёздное небо, пытаясь постичь тайны космоса, мы позабыли о не менее ошеломляющем чуде.
Достаточно опустить взгляд и увидеть под ногами невзрачный, рассыпчатый слой темноватых комочков — землю. Если бы не этот довольно тонкий слой, из которого растут все леса, все травы, все сады, все сельскохозяйственные
культуры, чем бы питалось все поголовье животных, от которых мы получаем молоко, шерсть, говядину, баранину, свинину? Где находили бы себе корм птицы? Как бы мы жили без цветов?Гигантская плодотворная сила, незримо таящаяся в земле, непостижима не меньше космоса. Без неё некому было бы смотреть на звёзды.
ЗЕРКАЛО.
Старинное, очень древнее зеркало в темно–коричневой деревянной оправе висит в моей комнате между секретером и книжными полками. Редко кто в него смотрится. Нетускнеющая, хрустальная глубина, кажется, таит в себе воздух девятнадцатого века со сменяющимися отражениями моих предков со стороны мамы.
Как порой хотелось бы вызвать из этой глубины их отражения! Взглянуть в глаза, попробовать выдержать их испытующий взгляд.
Кроме этого зеркала, от них ничего не осталось.
Ну, и кроме нас с тобой, Ника.
ЗИМА.
Вороны каркают — к дождю.
Совсем стемнело.
Деревья гнутся на корню от беспредела.
Пройдут дожди. Повалит снег.
В окно заглянет белый негр предвестьем стужи.
Но доживёшь до Рождества, а там, глядишь, свои права теряет Ужас.
ЗНАНИЕ.
Он думает, что знает все обо всём.
С годами обзавёлся очками, модной небритостью, компьютером, цитатами на все случаи жизни, язвительной улыбочкой всезнайки.
Если молчит — молчит многозначительно.
Любит поразглагольствовать о политике, религии, психоанализе и уж конечно о модернизме–постмодернизме. Порой ощущение внутренней пустоты подкатывает словно изжога. В этом предчувствии духовной катастрофы — единственная надежда на его спасение.
Но он принимает таблетки от колита, гастрита — болезней, характерных для замкнутых на себе людей мёртвого, книжного знания.
И
ИГРА.
Я бесшумно полз по росистой траве, мимо стволов высоких елей, огибая густой, колючий подлесок.
Если бы меня заметили, я был бы «убит». Ибо у нас в подмосковном пионерлагере началась военная игра — сражение между «красными» и «синими».
У меня выше локтя была повязка синего цвета. Я был назначен разведчиком. Должен был найти три фанерные стрелки, указывающие местонахождение штаба «противника». Их ещё вчера рассредоточил по лесу наш военрук — инвалид войны.
Настоящая война кончилась лишь недавно, и нам, мальчишкам, хотелось хоть в игре дорваться до того, чем обделил возраст, — до битвы с врагом, пусть условным. Убитым считался тот, у кого сдерут повязку.
Я полз, чувствовал далеко за спиной своих. А где-то впереди таился противник. Со своими разведчиками. И я боялся, что меня «убьют» в самом начале игры.