Словарь для Ники

Так я с бухты–барахты попал в квартиру дотоле неизвестного мне человека.

— Будем кушать баклажаны с сыром, пить кофе и знакомиться, — сказала очень пожилая худющая женщина с папиросой во рту. — Если начнёте зажиматься, стесняться и так далее и тому подобное, мне станет скучно. Хотите выпить? Где-то припрятано немного коньяка. Сейчас принесу.

Мы сидели на кухне. Книг на подоконнике, на полках было больше, чем кухонной утвари.

Я уже знал, что она профессор местного университета, лингвист.

— Пожалуй, я и сама с вами выпью, — сказала Маргарита Васильевна, возвращаясь из глубины квартиры с початой бутылкой коньяка. — Сын говорил, вы уже посещали наш город? — На сутки. Очень давно.

— Значит, не знаете Тбилиси! — обрадовалась она. — Сейчас кончается экзаменационная сессия. Освобожусь — покажу вам такой Тбилиси, какого никогда не узнают приезжие.

Она угостила меня ужином, отвела в предназначенную для меня комнату большой квартиры. Как-то весело запустелой.

За те дни, пока она была занята в университете, я набродился по проспекту Руставели, посетил выставку моего любимого художника Пиросмани, прокатился на фуникулёре, заглянул в заведение «Воды Логидзе», где испробовал знаменитый лимонад.

Город, в котором у тебя нет друга, вообще ни одного знакомого человека, становится скучен и лишь подчёркивает твоё одиночество. Поэтому я рад был возвращаться вечерами, прикупив по дороге кое–какой провизии.

По утрам, да и пред сном она ничего не ела. Чашка кофе и папироса. Зато с удовольствием готовила для меня. Очень вкусно!

Наконец студентов распустили на каникулы. И мать моего приятеля сообщила:

— Завтра с утра отправимся в путешествие по Тбилиси. А вы сами чего ещё не успели увидеть, куда хотели бы попасть в первую очередь?

— В Ботанический сад.

Она несколько удивилась, даже пришла в замешательство. — Прекрасно. Я и сама там никогда не была.

В тот день мы посетили Ботанический сад, неожиданно бедный, неухоженный; совершили длинную прогулку вдоль живописной, но мелководной Куры, а затем нырнули в чудесные кварталы старого города, где у Маргариты Васильевны было полно подруг. И всюду она затаскивала меня в гости. Нас угощали все тем же кофе. А также непременными грузинскими песнями и русскими романсами под гитару или фортепиано.

К концу дня мы оказались в мастерской художника. Застали там большое сообщество пирующих молодых живописцев и поэтов.

Вечер прошёл весело.

Но когда уже в темноте мы вернулись домой, увидели — на лестничной площадке, привалясь к двери, сидит старый, небритый человек с узелком в руках.

— Марго, — произнёс он, с трудом приподнимая веки, — мне нехорошо.

Глаза у него были синие.

— Какого чёрта не звонил?! Где тебя носило? — Маргарита Васильевна кинулась к нему, с моей помощью переволокла в квартиру.

Там мы уложили его на тахту.

— Полюбуйтесь! — сказала Маргарита Васильевна. — Это Вахтанг. Развелась с ним пятнадцать лет назад. Приносит постирать грязное белье. И просит выпить.

— Умираю, — заявил старик. Вид у него был неважный.

— Не обращайте внимания. Притворяется. Сейчас будет просить выпивки.

— Не прошу выпивки. Прошу рюмку коньяка. С кусочком лимона… Если не глотну коньяка — умру.

— Ну скажите, что с ним делать? За что Бог послал мне этого алкоголика?

Я не знал, что и сказать. В конце концов, это был отец моего приятеля.

— В доме нет выпивки, нет лимона, — сурово сообщила Маргарита Васильевна, впрочем, взглянув на часы.

— Можно пойду и куплю? — робко спросил я. — Куда? Начало первого ночи. Все закрыто. — Она тяжело вздохнула. — Ладно! У нас кажется, осталось чуть–чуть коньяка…

— А лимон? — тут же напомнил Вахтанг. — Марго, мечтаю о глотке коньяка с лимоном. Иначе умру.

— Умирай, шантажист!

Маргарита Васильевна вывела меня в переднюю. Позвонила по телефону. И через минуту я шпарил ночным проулком к какому-то соседу, который выращивал лимонные деревца в своём садике.

Он уже стоял, одетый в пижаму, у калитки…

Я шёл обратно в тёплой тбилисской ночи, поминутно поднося к лицу и вдыхая нежный запах свежесорванного лимона.

ЛИТЕРАТУРА.

Существуют миллионы, если не миллиарды изданных сочинений.

На самом деле хороших книг мало. Мало кому есть что сказать нового, значительного.

Мир очень быстро меняется. И одновременно остаётся все тем же, что и в библейские времена.

Как подать руку одинокому человеку, заблудившемуся среди одиноких людей? Как наиболее просто и доверительно показать ему, что он вовсе не одинок?

Людей приучили убивать время за чтением псевдолитературы. Убивать время своей жизни.

Поразительно, даже читая очень хорошую книгу, многие, развращённые детективами, триллерами и тому подобной чушью, бездумно следят за сюжетом и в упор не видят того, о чём, собственно, книга написана. Так, к примеру, читая «Робинзона Крузо», большинство ухитряется не заметить, что в романе рассказано прежде всего о том, как Робинзон приводит Пятницу к Богу!

ЛОДКА.

Хорошая просмолённая лодка, особенно если она килевая, если весла её легки и не выскакивают из уключин, — это счастье.

Сливаешься с ней. Движешься по вольному морю, по извилистым речкам. Сам себе всадник и конь.

Единственное, с чем не могу примириться, что гребёшь, сидя спиной к направлению движения.

Как жизнь. Всё время видишь прошлое, а чтобы увидеть, что тебя ждёт впереди, приходится выворачивать голову.

ЛОЖЬ.

Сознательно сказанное лживое слово — яд, который прежде всего отравляет лжеца. Если же человек лжёт себе, малодушно боясь взглянуть правде в глаза, — это ещё более губительный яд.

Ложь подобна ядовитой твари всегда таящейся внутри человека. Даже великие праведники чувствовали это в себе.

ЛЮБОВЬ.

Не всякого ближнего я умею любить, как самого себя. Далеко мне до этой высочайшей планки.

Сам же всё время ощущаю Божью любовь, которая приходит через людей…

Неоплатный должник, как я хотел бы, Ника, чтобы чувство тёплой длани Божьей, покоящейся на макушке, досталось и тебе.

Ты подрастёшь. Начнутся первые увлечения. Грянет первая любовь.

Теперь, похоже, мир пал до уровня Содома и Гоморры. Синонимом слова «любовь» становится мерзкое «секс».