Словесное древо

Я не пишу никаких произвольных выводов от себя, но не могу не поделиться с

Вами этим небесным бисером. А уж выводы сделайте сами.

246

Я получил от Вас перевод - в самый черный день нужды. Смотрю на Вашу руку с

милостыней для меня недостойного глазами, полными слез. 25 окт<ября> — получил и

письмо. В Ваших словах я всегда нуждаюсь. Прошу Вас не оставлять меня весточкой

— мне веселей от них на чужой стороне. От Н<адежды> Андр<еевны> ничего не полу-

чал, попросите ее о милостыне. Быть может, я и потянусь еще сколько-нибудь. 10

ноября нужно платить за месяц харчей хозяевам 75 руб. Если я их соберу — месяц

вперед буду жить без намеков и шпилек. О, как они тяжелы и как от них больно! Если

сколько-нибудь возможно - помогите к этому числу! 30 руб. пошли за сентябрь. Я не

могу еще ходить в лавочку, чтобы как-либо промыслить себе пропитание. Всецело

завишу от Анны Исаевны — властной и дикой мещанки. Очень тяжело. Только ночью,

уже в часа 3—4, начинаю отходить от дневной брани и избяных криков и... для бедной

души моей играет Роман Сладкопевец на своей золотой цитре, и я засыпаю

счастливым. 2-го февраля исполнится три года, как повешен мне жернов на шею.

Сниму ли я его? Но прошу не забывать меня. Горячо целую Мишу. Еще раз, как брата

по вечным звездам, прошу его простить меня. Прошу его написать мне отпуск вины

моей. Мил он сердцу по-прежнему. Прошу Вас передать эти строки ему. Дай Бог, чтобы

они открылись ему во всем их значении, полезном нам обоим. Прошу о белье, рубахах

и кальсонах. Отсутствие их очень мучительно. Особенно после бани (она от меня через

овраг). Стесняться худостью белья нечего — за все земной поклон. Нужно и полотенце,

наволочка и т. п. Как живет Вячеслав? На Брюсовский напишу Н<иколаю> С<е-

меновичу> сам. Кланяюсь глубоким большим поклоном Анаболик» Ник<олаевичу>.

Расписываюсь самой жаркой, самой заветной слезой. Прощайте! Видитесь ли с

Надеждой Григорьевной?! Поговорите с ней о моем положении. Умоляю о памяти!

Хоть годы и сильны изглаживать всё.

25 октября.

255. В. Н. ГОРБАЧЕВОЙ

25 октября 1936 г. Томск

Приветствую Вас, дорогая Варвара Николаевна! Я всё еще лежу. Хожу очень плохо

— едва до скамеечки у ворот, чтоб после общей избы, криков и брани — подышать

сибирскими тучами, снегом ранним, каким-то лохматым и густосивым, посмотреть на

звезды и на санцах памяти прокатиться по прошлому. Вот уже скоро три года -мрачных,

мучительных и тяжких (как жернов на шее), как я в изгнании, а теперь калека...

Умываюсь слезами. Огорчений каждый день не предусмотреть. Я беспомощен что-

либо промыслить и сделать для себя по пропитанию. Анна Исаевна — моя хозяйка по

квартире, властная базарная баба, - взялась меня кормить за 75 р. в месяц. На исходе

месяца начинаются справки — получил ли я перевод и т. п. Следом идут брань,

придирки. Очень тяжело. Слез моих не хватает. И я лежу, лежу. . С опухшей, как

бревно, ногой, с изжелта-синей полумертвой рукой. Напишите мне весточку. Ваши

слова мне очень помогают! Я послал Вам спешное письмо с новым заявлением.

Волнуюсь, жду ответа. На это спешное от Вас извещения я не получал. Весьма

беспокоюсь. Как Вы поживаете? Всё ли у Вас благополучно?! Какие новости в

искусстве? Я ничего не знаю и не слышу. Вам говорили, что Томск город

университетский, для кого — как, а для меня это пустыня, гноище Иова. Для кого озеро

Лаче, а для Даниила Заточника оно было озером плача. Большая охота поговорить с

поэтом-художником. Трудно, конечно, представить, как я придавлен и как болят мои

язвы. Как бы подержаться еще на поверхности?
– какие существуют для этого средства?

Переслано ли «непосредственно» мое заявление? Прошу Вас уделите полчасика от

своих забот и трудов - напишите мне! Всякое слово из Москвы для меня ценно,

порождая целый хоровод видений и выводов. Очень прошу Вас о милостыне и о

письме! Нельзя ли где раздобыть мне смену-две белья - хотя платанного, нет у меня

247

теплой шапки и ничего на руки. Если попадется шапка, то самого большого размера —

у меня голова большая, 15 вершков в окружности. Конечно, здесь можно и купить, но

для этого нужно самое малое 25 рублей на ушанку овечью <одно слово нрзбр>, какая

только и спасает от сибирских морозов и пурги. Не знаете ли адреса Толи -раз он очень

модный, то, может быть, он мог бы что-либо купить из моего барахла себе на память

обо мне и моей судьбе. Нельзя ли предложить чего Обуховой: Брюсовский пер., дом 7?

Низко вам всем кланяюсь. Погибну, — поминайте и верьте моей любви к вам и

истинной теплоте сердеч<ной>. Еще раз прошу о милостыне и о письме — как Вы

поступили с моим спешным письмом?

25 октября.

256. В. Н. ГОРБАЧЕВОЙ

3 декабря 1936 г. Томск

Привет, привет!

Переводы получил. Благодарю сердечно. Здоровье плохое. Еще на улицу не хожу.

Больше лежу. Очень обидно. Кланяюсь милому Журавлю! 3 декабря.

Егорушке привет.

Как мое второе заявление?!

257. Н. Ф. ХРИСТОФОРОВОЙ

15 декабря 1936 г. Томск

Привет! Привет! Земной поклон. На 50 р. послал письмо. Получил и Ваше

драгоценное для моего сердца письмо со стихами. Поднимаю глаза, полные слез, к

сибирским звездам за Вашу душу - ветку ивы после летней грозы! Упиваюсь дорогими

словами. Лучшую розу из своих поэтических садов полагаю к Вашим ногам! Кланяюсь

смиренно и любовно Вашим присным. Н<адежде> А<ндреевне> пишу. Я так боюсь ее

беспокоить. Из избы еще не выхожу.