Слово и дело
Шрифт:
Именно поэтому Солдатенко никто не трогал, и ему сходило с рук даже тунеядство — ведь он нигде не работал, а жил за счет жены, уборщицы в местной школе, посвящая всё время своей борьбе. Воронов и Чепак считали его полезным идиотом, который нужен, чтобы сумское болото госбезопасности не застаивалось. [2]
Были ещё, конечно, евреи-отказники, но их количество позволяло не слишком напрягаться на их счет. Ещё «пятка» присматривала за студентами местного филиала Харьковского политеха, поскольку именно в их среде наиболее вероятно зарождение антисоветских идей — пока Бог миловал, но я согласился, что лучше перестраховаться. Ну и городские культурные заведения тоже были под наблюдением отдела — там вообще стояла тишь да гладь, зато контакты
Узнав всё это, я уверился, что через полгода успешно завершу свою миссию и вернусь в Москву за майорской звездой, которую мне почти прямым текстом пообещал полковник Денисов.
* * *
Я всё-таки долежал под свои мысли и легкий шум дождя до сигнала будильника, встал со старого дивана с потёртой обивкой, который заменял мне кровать, с тоской посмотрел на гитару, на которой вчера так и не поиграл, и прошлепал на маленькую кухню. Поставил чайник, с сомнением посмотрел на вчерашнюю чашку с остатками чая, но всё-таки сполоснул её под краном. Потом отправился в ванную и долго смотрел на уже привычное лицо, пока чистил зубы и брился.
Рутинные действия всё-таки заставили мой мозг включиться, и я заранее настроился на веселый лад. Я приготовил себе немудреный завтрак и долго пил чай, с надеждой глядя в окно — но дождь там не заканчивался и, по ощущениям, стал лить даже сильнее. Поэтому пришлось нацеплять и плащ, и кепку, хотя до службы дороги было — улицу Кирова перейти. Служебную квартиру мне выдали в пятиэтажке прямо напротив управления; правда, подъезды были только со двора, мне приходилось обходить всё здание, но всё равно больше ста шагов не набиралось. Хотел бы я в Москве жить в настолько пешей доступности от работы.
Промокнуть я не успел. Забежал в гостеприимно распахнутые двери, предъявил удостоверение усталому и сонному сержанту, который ждал смены после ночного дежурства, поднялся на второй этаж…
— Виктор, вот ты где! Ты ещё не получил пистолет?
Я оглянулся. Полковник Чепак стоял в дверях своего кабинета и дружелюбно смотрел на меня.
[1] Для названий глав использованы строчки песен группы «Круиз». Глубокого смысла в них не ищите, весь глубокий смысл песен этой группы остался в восьмидесятых.
[2] Я почти ничего не выдумал — такой товарищ среди советских диссидентов имелся, правда, не в Сумах, а в Эстонии. Насколько я понял, он спокойно (ну или беспокойно — при таком-то образе жизни) дожил до развала СССР и отчалил на историческую родину.
Глава 2
«Вы создали монстра и держите в клетке»
Для меня пистолет был предметом умозрительным. В прошлой жизни я, конечно, ходил в тир и сдавал нормативы, умел производить полную и неполную разборку и назубок зазубрил правила обращения с оружием. Но в жизни умение стрелять пригодилось мне лишь однажды, причем, думаю, я бы справился и без предыдущих тренировок и выученных инструкций. У «моего» Орехова был похожий опыт, к которому надо было приплюсовать три года армии, где его учили обращению с автоматом товарища Калашникова, а вот пистолет он видел ровно два раз — и оба раз на стрельбище.
На службе же все эти навыки были бесполезны, ну а лезть в толпу или идти на встречу с агентом, имея с собой боевое оружие — верный способ заработать неприятности. Поэтому в «пятке» ни я, ни Орехов нужных привычек не наработали, но он сейчас присутствовал только в виде набора воспоминаний, а мне оружие напоминало о самом страшном моменте в моей жизни, и поэтому я на бзик полковника Чепака не обращал внимания.
В Москве мне такое игнорирование начальственных просьбы аукнулось бы быстро — полковник Денисов самодуром не был, но за исполнением своих приказов следил строго. Чепак оказался более либеральным — если
в отношении начальника областного управления КГБ допустимо использовать это слово. Так-то он был неплохим руководителем, и только поэтому его фамильярность меня почти не раздражала — всё равно я обращался к нему по имени-отчеству, что ему, кажется, даже льстило. В остальном он поддерживал со мной видимость неких дружеских отношений — общался на «ты», расспрашивал о родных и быте и вообще вёл себя в моём присутствии очень неформально, только что домой не приглашал. Я списывал его поведение на то, что он взял надо мной некое подобие шефства.Но одной из сторон этого шефства и был «бзик» с пистолетом. Чепак был уверен, что каждый сотрудник КГБ должен носить с собой личное оружие; большинство его подчиненных носило — даже Рита хранила свой ПМ в сейфе и надевала во время выходов, но ей, кажется, это даже нравилось. Правда, я не мог представить, что она будет делать в случае чрезвычайной ситуации — по зимней поре, например, она надевала кобуру под широкое и длинное пальто, из-под которого так просто ничего не извлечь.
Я же демонстративно сопротивлялся. Вернее, на словах я был «за» оружие, уверяя Чепака, что вот-вот спущусь в оружейку и получу полагающийся мне ствол. На деле же я в оружейке был ровно один раз — встал на учет и уточнил у тамошнего сержанта порядок выдачи оружия для тренировок и наличие тира. Тира, кстати, не было, а для сдачи зачетов сотрудники выезжали на полигон Сумского артиллерийского училища — наверное, результаты у всех были аховые.
Чепак про мою забастовку знал прекрасно, и при каждой встрече напоминал, что оружие всё-таки надо получить. Я же делал честные глаза и брал под козырек. Вот как сейчас.
— Нет, пистолет не получил, не видел необходимости, Трофим Павлович. А что-то случилось?
Фамильярность работает в обе стороны. Вопрос, за который полковник Денисов меня бы с дерьмом съел, в данном случае был вполне допустим.
Наверное, я бы предпочел видеть на месте начальника кого-то более сурового, кто держал бы подчиненных в узде. Сам я в меру своих талантов вёл в своём «диссидентском» отделе именно такую политику, но понимал, что меня спасает только малое число подчиненных. Было бы их полтора десятка, да ещё с начальником отдела во главе — я мог бы и не потянуть. Старые навыки возвращались не так быстро, как мне хотелось, а память «моего» Виктора мало чем могла помочь — он никогда никем не командовал, кроме самого себя.
— Пока нет, но скоро случится, — с легкой долей загадочности ответил Чепак. — Получи до обеда, потом нас ждут на банкете в обкоме.
Я вздохнул.
Грехи мои тяжкие…
* * *
Сегодня был вторник и 7 марта. Завтра, соответственно, всё прогрессивное человечество будет отмечать Международный женский день, но поскольку он несколько лет был в СССР выходным, то все праздничные мероприятия проходили накануне. В том числе и тот банкет в обкоме, про который говорил Чепак. Правда, банкет ожидался после коротенького, часа на три, собрания партийного актива области с передовиками производства и такими же коротенькими речами о повышении чего-то там и углублении всего на свете. К счастью, нам выступать было не нужно, но и простое сидение в зале местного дворца культуры, который принадлежал заводу имени Фрунзе, было тем ещё испытанием.
Под 23 февраля я попал на такое сборище партийных и советских областных кадров, после которого был концерт патриотических песен от местных народных коллективов. В принципе, полезно познакомиться с теми, за кем тебе судьбой назначено послеживать, но слушать в их исполнении даже «Смуглянку» было невыносимо — у хорошего слуха есть свои недостатки. Да и вообще — в конце того трудного дня я с грустью констатировал, что несколько часов своего времени провел на редкость бездарно. Судя по всему, сегодня меня ожидало нечто подобное — хотя, видимо, без концерта.