Слово и дело

Сава, конечно, согласился — и мы расстались. Он пошел в обком комсомола, а я оказался на перепутье.

* * *

Полторы недели с момента возвращения из Лепеля я откладывал то, что должен был сделать в первый же вечер — дойти до матери Виктора Орехова и предъявить ей фотографию Виктора Гинзбурга. Вернее, я у неё уже был дважды, но оба этих визита проходили по одному и тому, годами наработанному сценарию, который достался мне от «моего» Виктора. Фото я носил с собой, но вытащить его из кармана и положить перед измученной жизнью женщиной было выше моих сил.

Сегодняшний день был ничем не лучше любого другого, и я снова задумался о том, что надо бы покончить с этой обязательной программой, всё выяснить и действовать дальше, но ноги сами понесли меня в направлении улицы Кирова. В управление я заходить не стал — уже вечер, все разошлись по домам, — а пошел сразу к себе.

Будь я чуть более задумчивым, то не заметил бы, что дверь в квартиру закрыта не до конца. Будь я чуть более рассеянным, то решил бы, что это я сам не закрыл её, когда уходил вместе с Савой решать проблему со «Сказкой». Но я уже отошел от тяжелых дум, на память не жаловался, а дверь всегда запирал на полные два оборота — от взлома это, конечно, не спасло бы, но какое-нибудь хулиганьё проникнуть ко мне не смогло.

Я отступил чуть назад и нажал кнопку звонка у квартиры напротив — там жила одна старушка, и я был уверен, что сейчас она была дома. Моя уверенность сработала — после небольшой задержки дверь открылась, а в щель высунулась голова соседки.

Я сунул ей под нос своё удостоверение и прошептал.

— Позвонить можно?

— Можно, дорогой, — тоже тихо ответила она. — А от себя?..

— От себя — не могу, — кратко объяснил я.

Она всё-таки открыла дверь и указала на телефон, который висел на стене. Этот дом не был блатным, его не населяли местные воротилы теневого бизнеса или кто-то им подобный по влиянию. Просто наше управление изъяло несколько квартир в этой пятиэтажке для собственных нужд и пробило множество удобств, которые ощутили на себе все жильцы — думаю, по уровню телефонизации дом намного опережал средние показатели Сум или даже Киева и Москвы.

Я спрятал удостоверение, снял трубку и набрал нужный номер.

— Управление КГБ УССР по Сумской области, дежурный Засядко.

Я знал далеко не всех сотрудников управления, но этого старшину помнил.

— Капитан Орехов, — представился я. — Старшина, тревожная группа не на выезде?

— Здравия…

— Старшина, тревожная группа не на выезде? — несколько невежливо оборвал я его желание здравия.

— Так точно, товарищ капитан, — тут я вмешаться не успел. — Тутачки они.

Я мысленно вздохнул.

— Ну раз тутачки, то пусть берут всё положенное и выдвигаются на Кирова, тридцать пять…

— Это же вот тут… — недоуменно вклинился дежурный.

— Верно, старшина, дом напротив управления. Первый подъезд, вход со двора, второй этаж. Я их тут встречу и объясню задачу. Выполняйте.

И положил трубку — просто чтобы избежать возможных расспросов, поскольку вряд ли смог бы объяснить, что случилось. Кто-то проник в мою квартиру? Я посмотрел через лестничную площадку — этот кто-то ведет себя очень тихо и одновременно нагло. Домушники? Они без наводки не работают, а кто в этих богом забытых Сумах мог дать наводку на квартиру из фонда управления КГБ? Только безумец, совершенно не знающий ситуацию в городе. Или, например, полковник Чепак, который решил на практике показать мне необходимость ношения личного оружия даже в нерабочее время. Впрочем, вряд ли он настолько не мог просчитывать последствия.

Ребята из тревожной группы сработали где-то на троечку — дверь подъезда хлопнула лишь через пять минут после моего звонка, снизу послышался приглушенный мат, когда кто-то из них запнулся о коляски внизу, и я, поблагодарив старушку и попросив её закрыть дверь за мной, вышел встречать воинов-героев.

Было их двое, были они одинаковые, в стандартной форме и без бронежилетов, зато с автоматами — полноразмерными «Калашниковыми модернизированными», наверное, укороченные десантные версии досюда не добрались.

Старший группы, сержант, козырнул, представился посконным Ивановым и спросил:

— Что нужно делать?

Говорил он чуть громче, чем это было необходимо, но я не стал указывать на это.

— В мою квартиру кто-то проник, — я указал на свою дверь. — Возможно, ложная тревога, но лучше убедиться.

Сержант кивнул и сразу же направился к двери, солдат последовал за ним. Я с любопытством наблюдал за их действиями — судя по всему, какие-то основы работы в помещениях им давали, но давно и немного. Впрочем, в данном случае даже это было излишним.

Я почему-то был уверен, что в квартире этих ребят не ждет ничего смертельно опасного — настоящий преступник должен был проявить себя ещё тогда, когда я разговаривал с соседкой или звонил в управление. Но мне почему-то захотелось сделать всё по правилам, и я решил перестраховаться. Правда, я не стал ждать автоматных очередей или чего-то подобного, а зашел в квартиру сразу за спецгруппой. И уткнулся в их спины — они столпились в узкой прихожей с опущенным оружием и смотрели куда-то в сторону кухни.

Я всё-таки сумел выглянуть из-за из широких плеч и негромко сказал:

— Отбой, парни, с этим я сам разберусь. Спасибо за службу, возвращайтесь в управление.

Мы кое-как разошлись, я мельком заглянул в комнату — проверить, что гитара жива и здорова — и прошел на кухню.

— Ну здравствуй, папа, — сказал я Виктору Гинзбургу, который сидел за кухонным столом, положив на него руки.

[1] Автор знает историю песен «Русское поле» и «В лесу родилась ёлочка» ))

Глава 17

«Видно, проще умереть»

— Ну привет тебе, сынок, — как-то насмешливо сказал Гинзбург.

Я прошел на кухню, подтянул табуретку и сел напротив. Некоторое время мы молчали. У меня были к нему вопросы, но я не торопился задавать их, отдавая инициативу в разговоре ему. Наверняка он многое скажет сам, если ему не мешать.

Он и в самом деле не выдержал первым.

— Ты словно не удивлен моему приходу, — осуждающе произнес Гинзбург.