Слово о граде Путивле

– Почему допустила такое?

– Ну, а как же без этого, матушка?! – виновато зачастила Авдотья. – Он в года вошел, здоровый, кровь играет…

– Как бы не заигрался!

– Ну, для того я и приставлена к нему, не допустим.

– Уже допустили: жениться он не хочет на Всеславе Всеволодовне, – произнесла княгиня. – Пойдем, покажешь мне эту Евдокию. Только, чтобы она не догадалась.

– Знамо дело, матушка! – позволила нотку обиды Авдотья Синеус.

Светлица – большая и светлая хоромина – располагалась прямо под горницей княгини. Там работало три десятка женщин и девиц, мастериц и учениц. Одни были белошвеями – шили всякое белье, а другие златошвеями – вышивали золотом, серебром и шелками.

Ключница переходила от одной мастерице к другой, представляла их княгине, рассказывала, какой урок исполняет каждая. Дошла и до Евдокии Кривой. Лицо девушки было припухшим от слез, причем она и сама не могла понять, по ком плакала больше: по князю Владимиру, ушедшему в поход, или по Олексе Пауку, обгоревшему на пожаре. Дуня вышивала серебром пелену для иконы в новую церковь села Кукушкино, которую князь Владимир обязался украсить лучше, чем была вознесшаяся.

– Ну-ка, Дуня, покажи свою работу, – приказала Авдотья Синеус.

Девушка, не поднимая головы, потому что боялась встретиться взглядом с княгиней и показать ей свое подурневшее от слез лицо, протянула ключнице незаконченное вышивание – большой восьмиконечный крест в окружении узоров из маленьких четырехконечных крестиков.

– Хорошая работа, – похвалила княгиня, прожигая девушку взглядом.

Дуня почувствовала этот взгляд и скукожилась.

Ключница приняла слова княгини за чистую монету и сама похвалила:

– Старательно работает, скоро мастерицей станет.

Выйдя из светлицы, Ефросинья Ярославна сказала ключнице:

– Пора ее замуж выдать. Я приданым помогу. Есть у тебя хороший жених на примете?

– А как же, матушка! – ответила Авдотья. – У боярина Уткина сын взрослый, невесту ему подыскивают.

– Не слишком ли жирно для нее будет – боярский сын?! – насмешливо произнесла княгиня. – Может, согласится на кого-нибудь попроще?!

– Конечно, попроще ей нужен, – быстро перестроилась ключница. – Конюх один у нас неженатый…

– Нет, не из дворни, чтобы не мелькала здесь и не прельщала, – отклонила Ярославна. – И златошвея она, хоть и не плохая, но какая-то греховность в ее узорах. Вдруг дьявол ее рукою водит?

– Выгоню ее, матушка, прямо сейчас, – поняла намек Авдотья Синеус.

– Сейчас не надо, до свадьбы пусть поработает, – разрешила княгиня Ефросинья. – Только жениха побыстрее найди ей.

– Найду, матушка, найду, свет души моей! – залебезила ключница. – На посад схожу, баб поспрашиваю. Если княгиня выдает замуж, любой согласится.

Проводив княгиню до ее комнаты, Авдотья Синеус заспешила на рыночную площадь. Торг там шел плохо, хотя народу было много. Проводив войско в поход, бабы судачили о своей горькой доле: опять ждать и надеяться… Ведьма тоже была здесь. Она участвовала в проводах, стояла у дороги возле Андреевских ворот, но князь Владимир проскакал в шаге от нее, так и не узнав. И не должен был узнать: по ночам к нему приходила мечта, которой нет места в обычной жизни. Ключница остановилась возле самой большой толпы баб, поздоровалась. Выслушав полагающиеся ей по чину льстивые речи и восхищение по поводу нарядов княгини и княжны, Авдотья сообщила бабам новость:

– Ефросинья Ярославна доброе дело решила сделать – женить Дуню, дочку Касьяна Кривого, да только никак жениха ей хорошего не подберет. Кто из хороших молодцев остался, кого ей посоветовать?

Бабы загомонили сразу все, перебирая достоинства известных им парней. Их хлебом не корми, дай кого-нибудь женить.

– Лучше Кольки Голопуза вряд ли кто подойдет, – громче всех предложила ведьма. – И собой хорош, и руки золотые, и нрав добрый.

– Какой добрый?! – не согласилась мать одной из Колькиных зазноб. – Столько девок перепортил, столько слез из-за него пролито!

– А ты хочешь кобеля, да чтоб не сукин сын! – пошутила ведьма.

Бабы засмеялись.

– Вот женим его – и девок оставит в покое, – решила ключница. – Только сперва княгиня должна на него посмотреть. Вдруг не понравится?

– Понравится, – сказала соседка Голопуза, пожилая вдова, которая всё ещё продолжала молодиться, на что-то надеяться.

Остальные бабы закивали головами: такой всякой понравится.

– Передайте ему, пусть после обеда придет к моему мужу, мол, работа для него есть.

– Да я прямо сейчас и зайду к нему, – сказала соседка Голопуза. – Мне как раз надо к его матери. Она мне скатерть вышивает красными петухами, должна сегодня закончить.

Анфиса, мать Никиты Голопуза, была строгой набожной женщиной и удивительной златошвеей. Особенно хорошо получались у нее рыбы, птицы и звери, казались настолько живыми, что всякий норовил их погладить. Раньше она работала в княжеской светелке, но последние года четыре ослабла ногами, почти не ходила, поэтому вышивала дома. Она была единственной женщиной, которую Никита боялся и слушался беспрекословно.

Соседка, придя к ней, прямо с порога, даже лоб не успела перекрестить, сообщила:

– Ой, что я тебе скажу! Только это тайна, чтобы больше никому! Побожись! – тут она сама вспомнила, что не перекрестилась, повернулась к иконе в красном углу, осенила себя крестным знамением.

Анфиса заканчивала вышивать на скатерти последнего красного петуха. Отрываться от работы не любила, поэтому сказала:

– Чего мне божиться? Ты же знаешь, что я никому не проболтаюсь, потому что никуда не хожу.

Тут она слукавила. Хотя Анфиса почти не выходила из дома, знала все посадские сплетни. Каждая посадская баба считала своим долгом рассказать новость обезноженной товарке и заодно послушать, что сообщили ей другие. К тому же цепкий ум Анфисы умел сводить новости, делать выводы.

– Ну, ладно, я тебе верю, – начала соседка, которой не терпелось рассказать новость. – Так вот, княгиня Ярославна хочет женить твоего сына на Дуньке, дочке Касьяна Кривого, дает хорошее приданое.

– Дуня Кривая? – Анфиса принялась вспоминать, что она слышала о девушке и ее родителях. – Отец ее хороший хозяин, крепкий. Мать, правда, в девках гуляла, но вышла замуж и остепенилась. И яблоко, вроде бы, недалеко упало от яблони: говорили, что Дунька с князем Владимиром путается.

– Ну, это вряд ли! Князь-то какой красавец, а Дуня… – соседка замолчала, пока не придумала, как сгладить угол, – телом хороша и лицом приятна, да только – ты уж не обижайся на меня! – не ровня она князю.

– А чего тут обижаться?! Так оно и есть, – согласилась Анфиса. – Да только не случайно княгиня так спешно выдает Дуньку замуж. Дыма без огня не бывает.

– Так уж и не бывает?! – не согласилась соседка и без перехода заявила: – Перед князем Владимиром любая бы не устояла.

– То-то и оно, – молвила Анфиса.