Случай из практики

–  Разве только тот факт, что судейский чиновник работает в праздничные дни, - резонно заметил Шлосс.

–  Для судейских праздников не существует, - усмехнулась я.
– И потом, вы залучили меня в гости специально для того, чтобы расположить к себе и убедить вынести решение в вашу пользу.

–  Я понял, - кивнул Шлосс и хитровато улыбнулся.
– Буду обращаться с вами со всем возможным почтением!…

Я подавила улыбку. Шлосс впал в обычное для обывателей заблуждение, что немудрено. Очень мало кто знает, как на самом деле обстоит дело с судейскими чиновниками.

Корни этой истории кроются в довольно отдаленном прошлом. Одному из предков Его величества Арнелия, королю Арвейну, как-то опротивело выслушивать жалобы своих подданных, причем подданных не самого последнего разбора, не каких-то там крестьян и лавочников, а настоящих аристократов, на произвол судейских властей. Надо сказать, что жаловались они вполне обоснованно: достойные господа судейские и в самом деле потеряли стыд и совесть, чуть не в открытую вымогая взятки и грозясь похоронить то или иное дело под спудом других, не менее важных дел, буде истец или ответчик не внесут определенную мзду. Как правило, подразумевалось внесение мзды непосредственно в карман того, кто этим делом занимался. Так вот, терпению короля Арвейна пришел конец (а короли этой династии наряду со скупостью и благоразумием отличались также отменной выдержкой, и, надо думать, судейским пришлось постараться, чтобы вывести Его величество Арвейна из себя; впрочем, говорят, тут была замешана некая дама, к которой благоволил король, и которая пострадала от произвола судейских). В результате недолгих раздумий (так гласит молва, но я подозреваю, что король не один раз взвесил все за и против) Его величество провел весьма неожиданную реформу, благодаря которой на свет появились не простые дознаватели, обвинители и судьи, а судейские чиновники, подчас способные объединять в себе все эти ипостаси. Было введено несколько десятков рангов для этих самых чиновников: обладатели самого низшего ранга имели право рассудить разве что ссору двух торговок на рынке из-за какой-нибудь курицы, ну а обладатели высшего могли выносить решения и по более чем серьезным делам. Конечно, наиболее сложные и запутанные случаи никто не мог разбирать в одиночку, тут по старинке собиралось несколько судейских, но в целом кажущаяся на первый взгляд сложной система оказалась вполне действенной. Во всяком случае, теперь королевскую канцелярию не забрасывали жалобами на то, что сосед, видите ли, отнес свой забор на пять шагов дальше положенного, а еще его куры пасутся во дворе у истца, чем страшно оного истца раздражают.

Обыватели тоже возрадовались, сочтя, что подкупить одного чиновника, чтобы он вынес решение в пользу того или иного человека, не в пример проще, нежели целую судейскую коллегию. Увы и ах, как же они ошибались… Король Арвейн обладал и еще одним достоинством, присущим королям этой династии, - своеобразным чувством юмора. Несчастные судейские чиновники физически не могли брать взятки, над этим работали лучшие королевские маги (да и Коллегия приложила руку - там всегда любили подобные эксперименты). К тому же бедолаги решительно не были способны солгать старшим по званию в том, что касалось проведения расследования, и не вольны были в собственных эмоциях. Случалось им осуждать весьма симпатичных и обаятельных преступников и выпускать на волю пренеприятных, но кристально чистых перед законом граждан. Процедура, обрекающая судейских на такую службу, была не очень сложна, но болезненна и дорогостояща, а потому решался на нее не каждый. Тот же, кто решался, получал возможность сделать неплохую карьеру. Впрочем, при каждом существенном повышении в ранге процедура повторялась, ужесточая налагаемые ограничения. Скорее всего, поэтому многие так всю жизнь и решали несложные задачки о том, кто прав, а кто виноват: крестьянин, пустивший коз пастись без привязи, или его сосед, оставивший ворота открытыми настежь, в результате чего козы потравили его огород. Жалованье судейским было положено солидное, тем более крупное, чем выше был ранг.

Судебные маги в этой системе стоят особняком. Мы, в отличие от судейских чиновников, свободны в своем выборе и вполне можем утаить правду или попросту солгать. По большому счету, над нами нет никого, кроме нашей собственной совести, да еще Коллегии магов. Последняя, впрочем, интересуется далеко не всеми делами, а первой обладают отнюдь не все судебные маги. Впрочем, такие субъекты, как правило, не заживаются на свете - на любого мага, как известно, найдется темный переулок и арбалетный болт… Да и к тому же, судебного мага с единожды подмоченной репутацией никто никогда не наймет: у нас, как и в любой другой профессии - сперва ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя. Я, живя еще на северных островах, начинала со смешных дел вроде кражи снастей одним рыбаком у другого и супружеских измен. Одно за другим - постепенно молва обо мне докатилась и до здешних краев, за чем воспоследовало приглашение ко двору Его величества Арнелия. Впрочем, не последнюю роль тут сыграла моя фамилия…

Однако я уклонилась от темы. Будучи судебным магом, прикинуться судейским чиновником я смогу без труда. А вот высказывание Шлосса меня позабавило. Если бы я и в самом деле была судейской дамой, его желание принять меня по высшему разряду и всячески ублажать немедленно бы меня насторожило и, скорее всего, сыграло бы не в его пользу в предстоящем расследовании. Но Шлосс, как и большинство обывателей, ничего не знал о том, как входят в ряды настоящих судейских чиновников. К счастью или к несчастью, это одна из наиболее ревностно хранимых ими тайн. Ну, пусть таковой и остается…

Глава 4. "Яблони" (окончание)

Мы ехали молча. Было пасмурно, пошел снег.

Я вспоминала, о чем еще не расспросила Шлосса. Ах да…

–  Насколько я поняла, ваша жена скончалась довольно давно?
– уточнила я.

–  Тому уж больше десяти лет, - печально ответил Шлосс, даже не удивившись резкой смене темы.

–  От чего она умерла?

Шлосс немного помолчал, видимо, ему тяжело было вспоминать.

–  У нее было слабое сердце, - сказал он наконец.
– Медики удивлялись, как это ей удалось родить двоих детей. Мы все старались не тревожить ее лишний раз, чтобы не спровоцировать приступ, ее ведь все любили… Я от нее почти полгода скрывал, что сын сбежал, говорил, что отправил его с оказией к старому другу на север, погостить, письма за него писал… А она давно обо всем догадалась и молчала. А однажды она просто уснула и не проснулась… - Шлосс отвернулся, зашарил по карманам в поисках платка.
– Простите, госпожа Нарен… одну минуту…

Я терпеливо ждала. Видимо, Шлосс в самом деле любил свою жену. Большая редкость по нынешним временам! Интересно, взаимно ли?

–  Почему вы не женились во второй раз?
– спросила я, когда Шлосс смог, наконец, справиться с собой.

Шлосс покосился на меня с укоризной, но, поняв, видимо, что я не из праздного любопытства спрашиваю, ответил:

–  Сперва… Вы знаете, госпожа Нарен, я очень любил Малену. Я не мог представить, что смогу назвать другую женщину своей женой… И потом, дети - я подумал, что лучше вовсе без матери, чем с мачехой.
– Он вздохнул.
– А потом дети выросли, и я решил, что уже слишком поздно жениться снова. Кто за меня пойдет? Или вдова с детьми, или нищая девочка из захолустья… И зачем мне это?

–  А как насчет отношений с женщинами в целом?
– бесцеремонно спросила я.
– Вы достаточно молодой мужчина.

–  Хм… - Шлосс заметно смутился.
– Это… Да, конечно… Я понимаю, о чем вы, госпожа Нарен. Не без этого… Но я всегда старался быть осторожным и никого не обидеть… - "И не наплодить внебрачных детей, " - добавила я про себя.
– Никаких прочных отношений я не заводил… В конце концов, всегда можно наведаться в город…

Шлосс окончательно смутился и увял, но я поняла его мысль. Даже птица не гадит в своем гнезде, а Шлосс был определенно умнее любой птицы. Нет смысла связываться со служанками или крестьянками, способными серьезно скомпрометировать его особу, если до столицы - два дня езды, а в городе всегда найдутся сговорчивые девицы, которым дела нет до того, как зовут их клиента.

–  Я хочу сказать, - подал голос Шлосс.
– если вы думаете, что какая-то обиженная женщина могла бы захотеть таким образом отомстить мне… Нет, этого не может быть, право слово.

–  Надеюсь на это, - вздохнула я, и дальше мы ехали в тишине, только скрипел снег под копытами, тихо позвякивала сбруя и фыркали лошади.

Вокруг все было белым-бело, снегу навалило почти по пояс, и любой, сошедший с дороги, рисковал завязнуть в снежном плену. А по весне, которая наступит, как водится, неожиданно, непременно случится небольшое наводнение, размоет какую-нибудь плотину…

–  Мы почти приехали, - заметил Шлосс наконец.

Уже стемнело. Мы ехали по узкой - двум телегам только-только разминуться - дороге среди деревьев, которые я по некотором размышлении определила как плодовые. Должно быть, те самые яблони, о которых с таким восторгом говорил Шлосс: могучие, стройные, высаженные ровными рядами, они смыкали кроны высоко над дорогой. Могу себе представить, каково собирать урожай с таких гигантов!

Наконец, деревья расступились, и я смогла разглядеть впереди дом старинной постройки. Не замок, а именно дом, большой трехэтажный особняк, не слишком красивый по нынешним меркам, но обладающий своеобразным обаянием. Мы въехали в тщательно расчищенный двор, слуга, стоило нам спешиться, тут же увел усталых лошадей, а я с интересом огляделась по сторонам. М-да… Хозяйство тут определенно поставлено неплохо: во дворе царил образцовый порядок, столь не свойственный старым поместьям. Я бы не удивилась, увидев посреди двора телегу без одного колеса, пару бревен и какую-нибудь рухлядь, дожидающуюся сожжения. Ничего подобного здесь не было, а рухлядь, если и имелась, хранилась где-то подальше от людских глаз.