Случайные соседи
Шрифт:
– А это ты. – Я потянула Давида за локоть, усаживая на пол, напротив портрета. – Все остальные картины – это ты. Вот почему Йошик не мог угомониться, и долго смеялся.
Я сложила по турецки ноги, взяла его ладонь в свою, и, словно горстью художественных кистей, начала водить пальцами Давида по объемным линиям из масляной краски.
– Посмотри… Губы, шея… волосы… глаза… - Я отпустила его, и дала самому исследовать холст. – Немного красного, голубые тени, зеленый. – Очень хотелось, чтобы у себя в голове он сам нарисовал схожую картину.
– Мириам…
Давид порывисто обернулся ко мне и холодными
– Мне сложно вспомнить все цвета. Слишком давно я ослеп. Но все остальное – прекрасно.
– Поцелуй меня еще раз, и я покажу тебе цвет! – В голову пришла отличная идея.
Пол у меня был до невозможного холодным, иначе, я даже и не знаю, чем бы закончились те жаркие поцелуи, которыми он меня одарил. Давид задел холст ногой, и, как домино, мои работы сложились одна на другую.
– Я потом все поправлю! – Предупредила я попытку Леманна поймать картины. – Пусть падают…
Он был нежным. Наш второй поцелуй.
Мои губы обнимали, легонько оттягивали, жгли дыханием, сминали. Их целомудренно касались, а потом откровенно забирались в рот языком, провоцируя и дразня. Нужно было остановиться, но никто из нас этого не хотел. Столько времени и так было растрачено впустую, на холодные фразы, перебранки, и взаимные упреки.
Было страшно от того, что мы вообще могли никогда не встретиться.
– Пойдем! – Когда наши объятия начали красноречиво опять намекать на секс, я встала, и направилась в кухню, освобождая большой деревянный стол из необработанной сосны.
– Я обойдусь и без цвета! – Когда я поставила несколько больших чаш по середине, сзади в меня впечатался Давид, втягивая тонкую кожу на шее своим ртом. Я подняла руки, и провела по мягким волосам.
– Нет! Тебе нужны «цвета»!
Мой мир изменился. Совсем недавно, по утрам, мне не хотелось открывать глаза, и видеть. Теперь же я осознавала, какая это ценность, и какой дар, и все благодаря этому человеку. Мужчине с большими и крепкими руками, удивительным слухом. И пусть слова его были иной раз грубыми, зато были до безумия нежными губы.
Стоило мне попросить, и Давид сразу же отпустил меня. Я достала из холодильника все необходимое, быстро орудовала теркой и ножом, потом метнулась к стеллажам с моими материалами, и прихватила несколько пузырьков.
Теперь уже я встала сзади, завладела руками Леманна, и опустила их в первую чашу, с силой сжав его пальцы своими.
– Это – зеленый. – Мягкая головка брокколи захрустела, и начала ломаться, щекоча кожу. – И это тоже. – Пальцы смяли стручок зеленой фасоли. Он лопнул, и маленькие бобы выскользнули наружу. – И это… - В следующей чаше был натертый на крупную терку огурец. Мускулы на руках мужчины слегка дрогнули.
Я же не собиралась останавливаться!
Красным были свежие помидоры, раздавленные рукой, и острый перец, от которого щипало нос и глаза.
Синим – голубика, и гладкая холодная плитка на кухонном фартуке.
– А это – желтый… - Я аккуратно вытерла ладони Давида, сложила вместе и начала медленно сыпать из пузырька золотые блестки. – Ты должен его помнить!
Единственное, что я не предугадала, так как их обратно вернуть в пузырек! Этот вопрос закрыл Леманн. Смеющийся
минутой ранее, он вдруг стал серьезным, осыпал мои волосы всеми блестками со своих рук.– А это – золотой.
– И пропустил локоны через пальцы.
– А это розовый. – Дальше его испачканные пальцы оставили переливающиеся следы на моих губах. – А это, я не знаю какой, но тоже очень красивый! – И с меня стянули платье, усадили на кухонный стол, рядом с разбросанными по нему «цветами», и обвели по кругу живот.
– Можно назвать – Беж! Бежевый, светло – коричневый, с кремовым, или желтоватым оттенком. Ты знал, что Беж – это вариант цвета… - Давид не дал закончить.
– Ты всегда так много разговариваешь?
– Только когда немного нервничаю.
– Тогда – не нервничай.
– Легко сказать! И вообще, где мои таблетки, Леманн? Обещал выдать утром!
– Обещал, значит дам! – И, отодвинув белье, в меня вошли его длинные пальцы. Разговаривать дальше перехотелось.
До двадцати одного года, а точнее, до сегодняшнего утра, я понятия не имела, бывает ли зависимость от оргазма! Леманн же второй раз доказывал мне что да, бывает. Очень легко приобретаемая зависимость!
В районе солнечного сплетения у меня распускались цветы.
Глава 17. Ужин
Давид выдал мне полный комплект необходимых лекарств. Мы сидели напротив друг друга за столом, и готовили ужин. Я натирала солью форель. Леманн рвал листы салата, наполняя ими стеклянную чашу, потом резал овощи. Нож в его руках представлял вполне ощутимую опасность. Каждый раз, когда он проходился рядом с пальцами, я непроизвольно жмурилась.
Моя реакция не осталась незамеченной, и мужчина усмехнулся.
– Мири, поверь, за меня точно переживать не стоит. Я прекрасно знаю, что делаю. Зрение – не единственное, что позволяет нам ориентироваться в пространстве.
Я выложила рыбу на фольгу, и положила сверху по веточке розмарина.
– Мне сложно понять, потому что я так не умею.
– Даже, если я и порежусь – мальчики не плачут. – Рукой, с зажатым в ней ножом, мужчина провел по своим кудрявым коротким волосам.
– Это уже камень в мой огород? – Я улыбнулась, встала, и спрятала рыбу в уже разогретый духовой шкаф. Ноги подкашивались, а к горлу подступала привычная тошнота.
Если принимать все таблетки разом, организм долго привыкает. Наверное, по этому, я и смалодушничала в прошлый раз, и ограничилась лишь горстью «веселящих» антидепрессантов.
– Твою машину уже починили, пригнали. Стоит на парковке, на том же самом есте! Капот как новенький!
– Вау! – Вырвалось у меня, и я начала продумывать варианты возврата Давиду денег за ремонт, чтобы ни обидеть его.
– Мири, от чего умер твой отец? Я долго думал… и решил спросить тебя.
Вот этого вопроса я боялась… Стоило мне заикнуться, как я помяла капот, я ждала, что Давид снова заведет об этом разговор.
– Это было неожиданно. Оторвался тромб, а попрощаться с ним в больнице я не успела. – Я тяжело вздохнула, но видимо время пришло хоть с кем-то поговорить на эту болезненную тему. Мой психотерапевт так и не добился от меня рассказа о той ночи. Я села на табурет чуть поодаль, осознанно увеличивая между мной и Леманном расстояние.