Слуга господина доктора

– Бабу он будет искать! Я ему тогда не выдержал и говорю, где ты свою бабу искать будешь, на плешке своей, что ли?

– На плешке? – переспросил я и по тому, с каким недоумением посмотрели на меня собеседники, понял, что в свои годы должен бы уже знать, что такое плешка. От шока de profundis {8} памяти всплыло – место встречи голубых, что-то вроде клуба.

– А он что, всё на плешку ходит? – спросила Робертина.

– Да каждый день. Арканов его там отслеживает. Я ему говорю: «На х…я ты с ним возишься, ты что, мальчика себе найти не можешь? Он же в тебя впился, как клещ, бабки из тебя сосет, а сам от тебя бегает...» А Арканов мне: «Я его люблю» .

8

Из глубин (лат.). – Начало покаянного псалма (Пс., 130:1).

Тут Толик внезапно изменился в лице и произнес:

– Ну, так я ему сказал: коли любишь, так терпи.

Я с жадностью слушал эту нехитрую повесть о трагедии гомосексуала. До сей поры я был знаком маргинальными нравами преимущественно по книгам о великих художниках, досадно несловоохотливым, учебнику криминалистики, и фильмам Райнера Вернера Фассбиндера. Нынешняя история ничего не прибавляла к моим знаниям – я уже давно понял, что жизнь голубых ужасна, но увлекательно было смотреть на трагический персонаж из первого ряда.

Игорь вернулся, принеся бутылку и копченую скумбрию. Я взялся разделывать рыбу, перемазался в кишках, облепился газетой, долго отмывался в клозете. Компания говорила о своем: Робертина клянчила еженедельник, Кабаков назидал Арканова – тот огрызался. Мы выпили еще, и Робертина попросила меня выйти.

– Знаешь, – зашептала она, – Толик, когда выпьет, сразу пи…дить начинает, понял? Ну, х…йню всякую говорить там, про меня, про Игоря – ты его не слушай. Он все пи…дит, понял?

– Понял, – кивнул я.

– Котярушка, – вдруг начала Робертина с ноюще-сюсюкающей интонацией, – ты на меня ни за что не обижаешься?

– Да нет, – пожал я плечами, – мне пока на тебя не за что обижаться.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Робертина, осчастливленная, – ну-ка, мяукни.

– Отстань, – попросил я ее ласково.

– Котяра, мяукни.

Я вяло и невыразительно мяукнул.

– Ну нет, это ты плохо мяукнул, – расстроилась она.

– Мяу! – сказал я.

– Нет, это не по-настоящему. Ты мне мяукни нежно, как ты умеешь, на ухо, ну-ка...

Я мяукнул нежно, но лицемерно. Игра в «котяру» и «волчару» была мне немного утомительна.

– Ух ты мой сладкий, – обняла меня Робертина, – дай я тебя поцелую. Она прижалась ко мне влажными губами. От нее пахло копченой скумбрией.

Мы вернулись к столу, за которым звучали ожесточенные матюги. При виде нас мужчины поменяли тему, и мы вновь наполнили рюмки.

– Арсик, – сказал Кабаков, – мы сейчас с Игорем говорили, какой ты хороший парень. Ведь умный, – Толик поднял вверх толстый палец, – а простой. – Он улыбнулся, – Ты на этих мудаков не смотри, – он махнул рукой на Игоря и Робертину, – Арсик, дай я перед тобой на колени встану.

– Ну, Кабаков, ну, ты что?! – Застонала Робертина, – пьяный, что ли, совсем, Толь, а?

В дверь просунулась наглая щетинистая харя кого-то из Толиковых коллег. Поведя очами, обладатель хари спросил коленопреклоненного завхоза:

– Ну что, Иваныч, кто слаще-то, девочки или мальчики? – и с громовым хохотом скрылся.

– Арсик, – продолжил Кабаков, не обращая внимания, – давай выпьем за гордых и непокорных...

– Кабаков, – завизжала Робертина, – встань немедленно...

– Заткнись, мудачка, – ответил Толик величественно, вставая с полу, – Арсик, она ж мудачка.

– Кабаков, – вне себя зашлась Робертина, – я же тебе говорила, чтоб при Арсике матом не пи…дился!..

– Извини, – сказал мне Кабаков, прижав руку к груди, – извини меня, Арсик...

После этого пошли уж совсем пьяные базары на четверть часа, в которых завхоз Толик самоуничижался, возвеличивая меня. Мне это было, конечно, лестно, но чувствовал я себя скованно. После самобичевания Толик разразился диатрибой в сторону Игоря и Робертины, которые, как выяснилось, вовсе не любили его, а просто приходили к нему пить, потому что, кроме добросердечного Толика, с ними бы никто за один стол не сел.

– Да как тебя любить, – вскипела Робертина, – ты же старый и жирный, как свинья. Знаешь, у нас с кем любовь? С Арсиком!

– О господи, – сказал Игорь страдальчески, – как же ты глупа!

Кабаков швырнул рюмку об пол и занялся орать на Робертину. Та слушала, привычная, видимо, к подобным сценам, спокойная и сладострастная. Всем своим видом она искушала незадачливого завхоза, который, исчерпав последние запасы красноречия, сел, уронил руки и сказал:

– Арсик, посмотри на эту девочку. Я хочу ее е…ать. Посмотри на ее рот. Он создан, чтобы сосать х…й. Рассказать тебе, как мы познакомились?

– Не надо, – крикнула Робертина и, развернувшись ко мне, раз пять подмигнула правым глазом – дескать, помни, Арсик, пьяный Кабаков – очень ненадежный источник.

Года четыре назад завхоз Толик отправился на пресловутую «стометровку» {9} в поисках женщины. Женщин было немало – день был, скажем так, базарный. Яркие, развратные, как орхидеи, они распределились вдоль проспекта Маркса – в коротких юбках, в колготках без морщинок, на каблуках. Но ни одна не задевала тонких структур Толиковой души. Негаданно к нему подошел мальчик и предложил свои услуги. Толик вежливо ответил, что мальчиками он, как раз, не интересуется. Мальчик улыбнулся и сказал, что предлагает свои услуги не как товар, а как посредник. Толик заинтересовался. Получить товар из-под полы всегда заманчивей, чем взять с прилавка. Девочка была чудо как хороша и стоила дорого. Посреднические услуги тоже были платными. Девочка назвалась Марианной, а мальчик Вадимом. На самом деле это были Робертина и Игорь.

9

Место любовной ловитвы в центре Москвы.

– Это правда? – спросил я у Робертины. Та роняла горючие слезы.

– Нет, – пролепетала она, – он все врет. Мы просто играли.

– Да ладно тебе, Толик, – сказал Игорь, – это уж все травой поросло.

– Нет, не ладно! – Не унимался завхоз, – Арсик, ты такой хороший парень, добрый, умный. Ты с ней зачем связался? Ты посмотри на нее, это ж блядь.

Я сидел побелелый, трезвый и, право, не разумел что сказать.

– Арсик, – хныкала Робертина, – это неправда...

– А потом, когда она у меня жила, – продолжал Толик, – я же с нее пылинки сдувал. А она что ни вечер на работе задерживалась...

– Арсик, – стонала Робертина, – я работала администратором в театре...

– Не пи…ди! – Отрезал Кабаков. – Ни в каком театре ты не работала. Ты к своему х…ю на Тимирязевскую ездила, красиво время проводила.

Робертина пала на колени и подняла пьяное, зареванное лицо:

– Котярушка, ты меня не бросишь? Он правду говорит, я нигде не работаю.

– Подожди, а «скорая помощь» ?..

– Да что «скорая помощь» , кто меня туда возьмет-то, дуру...

– И давно ты без работы?