Слуги света, воины тьмы

Она взяла Элиота и Фиону за руки и указала на пол, на квадрат солнечного света.

— Я вас кое-чему научу, — прошептала она заговорщицки и уселась на пол. — Это может помочь вам в испытаниях.

— Непосредственная помощь запрещена, — сказала бабушка, привстав со стула.

— Думаю, это в компетенции Сената, — сказала ей Даллас. — А поскольку я член Сената, а ты нет — тссс!

Бабушка, не скрывая раздражения, села.

— Кроме того, — добавила Даллас, — я покажу им только то, что они и так уже должны знать. Если они действительно дети моей сестры, это часть их, как кости и кровь.

— Игра словами, — буркнула бабушка.

Даллас не обратила на ее замечание никакого внимания и обернулась к Фионе и Элиоту.

— Всего лишь простой, глупый фокус, но он оказывается нужным намного чаще, чем кажется.

Она выдернула нитку из бахромчатого края юбки.

— Что вы будете делать с этой ниткой? — немного испуганно спросила Фиона.

Даллас обернула ниткой мизинцы.

— О, ничего особенного. Это просто… будущее.

У Элиота засосало под ложечкой, когда он смотрел на нитку. Он почувствовал странные вибрации, от которых у него застучали зубы.

Даллас погладила его руку.

— Расслабься, — ласково проговорила она. — Это просто ловкость рук. Как у иллюзионистов. Любое предсказание судьбы — всего-навсего способ поговорить с примитивной частью вашего мозга, которую никто не учил разговаривать.

Элиот попытался расслабиться, но за последние дни случилось столько всего странного, что он не был уверен в том, что нитка сейчас не превратится в змею, надувного зверька или брусок динамита.

— Смотрите внимательно, — серьезно произнесла Даллас. — Погружайтесь…

Элиот и Фиона наклонились ближе к Даллас. Нитка была белая, хлопковая, ее волокна обвивали друг друга, и вдруг на нее упал луч солнца, и она стала похожей на золотую рябь на воде.

Элиот не спускал глаз с нити, он смотрел только на нее. Через пару мгновений все остальное в комнате погрузилось в тень.

— Теперь скользите взглядом по нитке от одного конца до другого, — донесся откуда-то издалека шепот Даллас. — Отсюда досюда. От настоящего времени в будущее.

Элиот пробежался взглядом вдоль нити. Одна-единственная ниточка стала частью хитросплетения паутины, отливавшей серебром и ржавым железом цвета крови. Элиот представил, что проводит пальцем по этой паутине, и почувствовал, что прикасается ко льду и наждачной бумаге, ощутил вкус морской соли и плода киви, дымный, терпкий запах виски.

Он попытался увидеть, куда в конце концов приводит нить. Теперь она стала гораздо длиннее, чем ниточка, выдернутая Даллас из подола мини-юбки. Нить тянулась вдаль, насколько хватало глаз, за стены квартиры, за горизонт, дальше солнца… к звездам.

Элиот заморгал… и очнулся на полу, в квартире бабушки. У него немного кружилась голова.

Фиона тоже озадаченно моргала. Вид у нее был заинтригованный.

— Порой вам что-то мерещится, — объяснила Даллас. — Порой вы что-то ощущаете: звуки, вкус, запахи, чей-то взгляд. — Она пожала плечами. — У некоторых в нашем семействе к этому особый талант. А другие, как я, просто балуются.

— Это здорово, — выдохнул Элиот.

— Рада, что ты так думаешь. — Похожие на кошачьи глаза Даллас раскрылись шире. — Потому что теперь — твоя очередь.

— Ты заходишь слишком далеко, — заметила бабушка. Си стала нервно заламывать руки.

— О, — прошептала она, — мне придется чинить их одежду.

Даллас с отвращением хмыкнула.

— Эту одежду стоит сжечь, но до этого мы скоро доберемся. Может быть, слетаем в Париж, пройдемся по магазинам? — проговорила она, погладив Фиону по коленке.

— Если ты собираешься продолжать, — строго проговорила бабушка, — так давай быстрее, пока солнце не зашло.

— Ну хорошо, — снова став серьезной, согласилась Даллас.

Она взяла Элиота за руку, подняла и коснулась обтрепанного манжета его рубашки. Выдернула длинную нитку и протянула ее Элиоту.

Такую же торчащую ниточку Даллас нашла в брюках Фионы цвета хаки.

— Держите крепко, — распорядилась Даллас. — И, как в прошлый раз, погружайтесь. Ждите, когда к вам придут ощущения.

Элиот растянул нитку и пробежался взглядом по всей ее длине.

Луч солнца упал на нитку, она заблестела серебром, ее структура стала видна яснее.

Кое-где легли глубокие тени. Появились другие цвета: бронза и черное кованое железо. Цветные нити свивались, ветвились, расходились в стороны.

Элиот почувствовал вибрацию и ощутил желание прикоснуться к этим нитям, поиграть на них, как на скрипке… но послушался Даллас и стал просто смотреть.

Он услышал мелодию, звук струн. Но они звучали не так, как его скрипка. Это был похоронный звон церковных колоколов.

И хотя Элиот не прикасался к нитям-струнам, он услышал звон разбитого стекла и почувствовал жар пламени.

Вкус крови и запах извести.

Что-то ужасное должно было случиться… скоро.

Он осмелился заглянуть так далеко, как только мог. Нити свивались в сложный узел, становившийся чем дальше, тем запутаннее.

Элиот не понял, что все это значит, но испугался. Он моргнул — и вернулся в квартиру. Нить, которую он держал в руках, снова стала самой обычной ниткой.

Ему хотелось объяснить, что он только что увидел и почувствовал, сказать Фионе и Даллас, как это было странно, но слова застряли у него в горле.

Фиона сидела рядом с ним. Ее нитка стала намного короче, чем была, когда Даллас выдернула ее из штанины брюк.

— Как холодно, — прошептала Фиона.

Даллас внимательно осмотрела обрывок нитки. Ее взгляд стал печальным.

— Потому что ты скоро умрешь, — сказала она.

42 Последний день жизни

Как только Фиона сжала в пальцах нитку, она поняла: что-то плохо.

Сначала девочка боялась, что сосредоточится так, как ее учил дядя Аарон, и случайно порежется ниткой. Но Даллас учила ее другой концентрации мыслей и чувств. По большому счету это даже нельзя было назвать сосредоточением. Похоже на то, как если бы ты прижался лицом к запотевшему стеклу и пытался разглядеть, что там, снаружи.

Ее нитка провисла и начала морщиться прямо на глазах.

Фионе показалось, что между кончиками ее пальцев льется теплая жидкость, а потом эта жидкость затвердела и остыла.

Кровь. Ее кровь.

Кровь, которой скоро суждено пролиться.

— Прости, — прошептала Даллас так тихо, что ее услышала только Фиона. — День. Может быть, немного дольше. Так говорит нить.

Фиона подняла голову. Все ошеломленно смотрели на нее.

— Я не понимаю. День — до чего?