Слюни

– Да? А что входит?

– Изучение программного обеспечения. Создание трёхмерных моделей тех изделий, которые уже стоят на производстве.

– Так ты за это деньги получаешь? За то, что изучаешь программу? Переделываешь чужую работу?

Мисс Пончик не оставляла попыток подловить меня.

– За что я получаю свои деньги – это сугубо моё личное дело. Запомните. Это плохая привычка, считать чужие деньги.

Мисс Пончик охнула.

Возмущённая, она затараторила:

– А чьи это, по-твоему, обязанности? Может быть, мои? Нет. И я скажу тебе, мальчик. Это задача технического отдела. Ты – часть этого отдела. Незначительная, но всё-таки часть. И если нет других специалистов на месте, то будь добр отдуваться за всю команду. А теперь делай, что тебе говорят.

Я не мог сдаться без боя. И спросил:

– А где они? Другие специалисты?

Этими словами я сильно вывел её из себя. Мисс Пончик покраснела. А я уже просто смеялся над ней. Не в голос, конечно. Я ведь вежливый человек. Она знала, что я знаю, где находятся другие парни. Сегодня снова сломался какой-то станок, и они уехали на производство чинить его. Там всегда что-то ломалось, в этой фирме. Всегда не хватало рабочей силы, так что Мисс Пончик искала, на кого переложить чьи-то обязанности или просто нелепые задачи. Наверное, ей за это доплачивали.

– Все твои – на производстве. И если будешь спорить со мной, тоже туда поедешь. Там всегда есть чему поучиться.

Сказав это, она вроде как даже хихикнула.

– То есть в таком случае вы найдёте того, кто распечатает вам все эти графики? Хм. Интересно получается. Почему вы не можете сделать всё то же самое, но сейчас?

И прежде, чем она сказала ещё что-то, я ушёл.

Я сделал то, что просила Мисс Пончик. Список из трёхсот или около того изделий. У каждого свои названия, даты запуска в производство, свои сроки сдачи. Чтобы соединить всю информацию вместе, мне пришлось обзвонить другие отделы. Дизайнеров. ОТК. Экономистов. Я позвонил на производство и что-то уточнил у Гуру. Тот наорал на меня и сказал, чтобы я не отвлекал его по пустякам. Я составил список на новые изделия, которые ещё не запустили в производство, а значит, и информации на них не было.

Уставший, я спросил у Мисс Пончик:

– Сколько копий сделать?

– А сколько сотрудников связано с техотделом?

Она продолжала дурачить меня. А я не люблю чувствовать себя дураком. Я был на пределе. Надоело. Я наплевал на неё и сделал копии. Так, чтобы точно всем хватило.

У меня была новая, только что открытая пачка бумаги. Но я сходил на склад и взял ещё две пачки. Полторы тысячи страниц.

Мой список не занял и тридцати листов.

Разделите полторы тысячи на тридцать.

Вот столько экземпляров графика разработок я сделал.

Я не думал о том, что кто-то поймёт мой поступок.

Так же, как не беспокоился о том, что стоимость бумаги вычтут из моей зарплаты.

Это не волновало меня. Я был преисполнен злости.

И мне требовалось как-то выплеснуть её.

Когда я закончил, в офисе уже никого не было. Я принёс все эти копии в отдел Сервиса и оставил на столе Мисс Пончик.

А на следующий день она подняла крик, нажаловалась на меня. И нас с Гуру вызвал к себе директор. Как в школе: нашкодившего ребёнка и его отца.

Я свалил всю вину на принтер. Сказал, что тот перестал реагировать на кнопку "стоп". Всё выдавал и выдавал отпечатанный материал. Одну копию за другой.

– Но зачем нужно было тащить всю эту макулатуру к ней на стол? – не унимался директор. Он допытывался до меня, но я только пожимал плечами. Ситуация казалась мне смешной и нелепой. Я не собирался им объяснять, они всё равно не поняли бы.

Гуру попытался отшутиться – он всё-таки отвечал за меня – и сказал:

– Ну что же. Черновики ещё никто не отменял, да?

Директор посмотрел на него без улыбки.

Когда мы вернулись в наш кабинет, Гуру сказал:

– Принтер заело, да, пацан?

– Так точно, – ответил я.

Гуру покачал головой и спросил с серьёзным видом, как будто застал меня на месте преступления:

– Ты знаешь, пацан, сколько бумаги входит в принтер? А я вот знаю.

И тогда я не выдержал этого нелепого представления и рассмеялся в голос.

Хотел было сходить к Симке, посмеяться вместе, но в тот день она ушла раньше.

Так всегда. Ищешь, с кем можно посмеяться над кретинами, и понимаешь, что кретины – все вокруг. Один ты ещё более-менее адекватный. Но это тоже как посмотреть.

Дом с красной дверью

Когда я размышляю о тех героях, которых я придумал, и об их историях, которые они рассказывают мне, я представляю себе огромный особняк, расположенный где-то на отшибе: возможно, посреди черного, выжженного поля – необъятного, как сам бог или небо. Я называю этот особняк Дом с красной дверью. Или просто Дом. Там живут все, кого я создал. Там же они и похоронены. Не знаю, откуда взялось это название. На самом деле входную дверь Дома я так никогда и не видел. Если напрячь фантазию, вообразить что-то, то дверь, конечно, появится, и будет непременно красного цвета, я уверен. Но фантазировать – это не то же самое, что просто закрывать глаза и смотреть на то, что уже отстроено. Снаружи этот Дом выглядит уютным и безопасным местом. Три этажа, в занавешенных окнах горит мягкий свет. Фасад белого цвета, никаких трещин. Дом не выглядит устрашающим. Или заброшенным. Глядя на него, вы не скажите: Дом Зверя, Дом Ужасов, Дом с Привидениями. Скорее: Дом Мечты, Дом Снов, Дом Сладких Грёз. Появится желание попасть внутрь, заглянуть за дверь. Я уверен. Непреодолимое желание. Тяга, которую не побороть. Пройтись по этажам, погулять по коридорам. Посетить все комнаты, спальни. Обследовать каждый угол. Заглянуть в шкафы, прогуляться по чердаку и, наконец, спуститься в подвал. Увидеть, что творится за каждой дверью. У Дома много секретов, и вам не терпится разгадать их. Дом старый, как мир. Дом был и будет.

…все сюжеты и линии ускользают от меня, повествование кто-то перехватывает, как сигналы телефона. Компас сломался. Карта местности, которую мне выдали в туристическом агентстве, оказалась подделкой. Рисунок, сделанный ребёнком на выдубленной человеческой коже. Я крепко держу поводья, которые превращаются в змей, кусают меня, и выскальзывают из рук. Чёрные лошади лязгают зубами, ржут надо мной и, фыркая, разбегаются в разные стороны, теряются среди деревьев. Мой дилижанс, окутанный пламенем, катится своим ходом. Я чувствую жар у себя за спиной. Мой фрак горит. Поездка закончилась. Постройте новый маршрут. Вниз с горы, ведущей вверх. Кто-то толкает меня, спрашивая, собираюсь ли я платить за проезд. Поворачиваю голову. Передо мной стоит Дрозд с розовым хохолком. Вид недовольный. Крылья скрещены на груди. Птица качает головой, стучит клювом по могильному камню, надпись на нём: ЗДЕСЬ СПИТ БОГ. По соседству ещё один камень, такой же сырой и серый, надпись шрифтом поменьше: ЧЕЛОВЕК ТОТАЛЬНОЙ НЕНАВИСТИ. "Распишетесь?", спрашивает меня Дрозд каким-то мурлыкающим голосом. И протягивает мне бритвенное лезвие, а я замечаю, что из тысячи таких же лезвий состоят оба его крыла. Я спрашиваю у Дрозда: "Так ты и есть Бог Лезвий?". А он говорит: "Курлык". Дрозд откашливается и говорит: "Определённо". Потом взлетает, цепляет меня когтями за плечи и тащит за собой к солнцу. Выше и выше. Я смотрю, как земля уходит у меня из-под ног и становится всё меньше, пока не исчезает совсем. Мы среди облаков. Летим, а потом Дрозд говорит: "Мы вам перезвоним" и отпускает меня. Я закрываю глаза, готовый разбиться, кричу, но не слышу себя, а когда открываю глаза снова, я уже на земле, в руках я сжимаю кожаные плети: я наказываю двух девушек, которые стоят передо мной на четвереньках. Спины их выгнуты, загорелая кожа блестит от пота, линии бёдер, соединяясь, напоминают два идеальных сердца. Меня слепит свет – яркий, жёлтый, неестественный. Кто-то кричит издалека: "Камера. Мотор. Начали". Кто-то кричит: "Просто танцуй или хотя бы открывай рот под музыку". И, сам того не желая, я замахиваюсь. Плеть со свистом рассекает воздух, проходится по спине девушки, оставляя после себя красный след из крови. Девушка визжит, другая девушка плачет. Первая просит прекратить, вторая просит не начинать. Но я снова замахиваюсь, на этот раз другой рукой, и прежде, чем плеть опускается, я оборачиваюсь, так как в этом момент у меня за спиной раздаются громкие звуки ремонта: кто-то сверлит стену…

Что касается Дома. Скучать в Доме не приходится. Такого чувства в Доме не бывает никогда. Если скучаешь в Доме, наедине с собой, то логично предположить, что другие люди, находясь рядом с тобой, разговаривая или просто соприкасаясь с тобой в жизни, тоже будут скучать. В Доме все истории только для тебя одного. За каждой дверью свой мир. Каждая комната – будь то спальня, гостиная, ванная комната или чулан – хранит свою историю. Хватаешься за ручку, ржавую, золотистая краска облезла, поворочаешь её по часовой стрелке и тянешь на себя. Заходи, устраивайся удобнее. Смотри, слушай. Можешь записывать за героями: у них тут бурная жизнь, не то, что у тебя, неудачник. То, чего ты никогда не увидишь. Фантазия взяла вверх. Я надеваю мешок на голову Фантазии, щипаю её за соски и овладеваю ей. Не Фантазией, а Музой, конечно. Прости, Фантазия.

…по обеим сторонам от меня то и дело возникает какая-то романтическая мишура, липкая, как паутина, слюна, скапливающаяся во рту с бодуна, или сперма, что томится в режиме ожидания, находится на низком старте в члене. Всё это сильно сбивает с толку, пробираясь через дебри густых лесов, я вынужден идти по скользкой тропе, которая пролегает через бурлящее болото. Я прыгаю по кочкам, которые на самом деле являются торчащими из-под мутной, тинистой, зелёной воды ягодицами молодых девушек. Их бледная кожа пестрит синяками, следами укусов и ссадинами. Поверхность болота пузырится, вспенивается. В нос мне бьёт самый мерзкий запах из всех, я отворачиваюсь от него, чтобы не задохнуться. Я с трудом сдерживаю рвоту. Прохожу дальше, и этот запах становится каким-то мягким, даже сладким. Он пробуждает желание, влечёт за собой, как влекут все эти девушки: сок прекрасного тела. Я устал переживать это. Я хочу уснуть навсегда, это моё право, разве нет? Я не хочу больше просыпаться. Отныне я буду говорить только с самим собой. Я буду молчать всю оставшуюся жизнь. Сколько слов я написал за то время, когда хотел стать писателем? Тишина отвечает мне: "Миллионы Слов". Что это дало мне? Жду ответа. Тишина говорит, харкаясь дымом: "Отъебись, Блабл". У меня нет работы, у меня нет денег. Все истории уже написаны. Я получаю удовольствие от того, что просто открываю двери. Я не боюсь Неудачи. Она моя подруга. Я не ищу Кризиса. Он сам находит меня и селится со мной рядом, а потом стреляет у меня мелочь на проезд: по-братски, по-соседски. Отныне я ненавижу все книги мира, серьёзно. Они рождают вопросы. А те, в свою очередь, требуют ответов. Думаешь, прочитаю вот эту книгу, узнаю, что там и как. Пока читаешь её, получаешь один ответ, но тут же, следом, возникает ещё десять вопросов. Ладно, думаешь, прочитаю другую. А там то же самое. И так до бесконечности…