Смерть Билла Штоффа
Шрифт:
– А-а...
– сказали мужики, всем своим видом показывая, что отсылают Дамкина туда же.
– Как она у вас называется?
– спросил Дамкин, доставая "Беломор" и протягивая новым знакомым.
– Кто?
– Ну, ваша заводская газета? Мы только что от директора, забыли у него уточнить.
– Хрен ее знает, как она называется, - пожали плечами мужики, угощаясь папиросами Дамкина.
– Вы тут давно работаете?
– Да с утра...
Разговор явно не клеился. Дамкин скомкал пустую пачку и выбросил ее в ящик с браком.
–
– До зарплаты еще целая неделя, - возразил один из рабочих.
Стрекозов присел на скамейку. Он никогда не любил общаться с рабочим классом и пытался выдумать, что бы такое сказать.
– Какого хрена вы в цеху делаете, если вы из газеты?
– спросил у него усатый работяга, грязными руками поднося ко рту папиросу и выпуская густой вонючий дым.
– Нам надо взять интервью у передовиков производства, - ответил Стрекозов.
– Хочешь, у тебя возьмем?
– Сейчас как дам балкой по башке, будет тебе интервью, - сообщил усатый работяга, впрочем, без всякой угрозы.
– Ну, прямо так и по башке, - молвил Дамкин.
– На хрен ты нам нужен со своим интервью и своей балкой!
– Вам надо у Таранькина интервью взять, - сказал второй рабочий.
– У него все берут, он у нас передовичок.
– И Брачачиус тоже, - добавил усатый.
– А вы не передовики?
– На фиг нужно!
– Классная фамилия Брачачиус, - заметил Стрекозов.
– Запомни, Дамкин. Напишем потом, что на заводе многонациональный коллектив. А как ваши фамилии?
– Тебе зачем?
– подозрительно прищурился усатый.
– Можно написать: по словам такого-то и такого-то, Таранькин и Брачачиус хорошие работники, их уважают в коллективе...
– Колька, ты слышал? Чтобы я Таранькина зауважал!
– возмутился усатый.
– Да я ему лучше балкой по башке дам, вот и будет ему от меня почет и уважение!
– Мужики, - сказал Стрекозов, - я бы на вашем месте вызвал этого Таранькина на социалистическое соревнование.
– Становись на мое место, - предложил Колька, - и вызывай. А я пока с дуба не рухнул.
Дамкин пришел на выручку соавтору.
– Нам директор сегодня сказал по секрету, что первому, кто бросит вызов передовикам, он премию даст.
– Правда, что ли?
– оживились рабочие.
– Сколько?
– Сколько, он не уточнял, - подхватил идею Стрекозов.
– Но, я думаю, не меньше двухсот.
– Блин!
– прониклись мужики.
– Мы бросим вызов! Только никому больше не говорите о премии!
– Заметано! Мы о вас статью напишем, что, мол, решили задвинуть передовиков и самим стать еще более передовыми!
Стрекозов записал в блокнот две фамилии - Столыпин и Шартарамов.
– Тебе налить?
– спросил усатый Столыпин Стрекозова, доставая из-под скамейки початую бутылку "Пшеничной" и медные рюмки.
– А не застукают?
– опасливо огляделся литератор.
– У нас после обеда не стукают, - сообщил Колька.
– После обеда у нас все водку пьянствуют.
– Тогда и
Дамкину налей! Он тоже недавно пообедал.Литераторы выпили с рабочими за знакомство и, пожелав успехов в трудовых начинаниях, отправились на выход.
Поглядев вслед Дамкину и Стрекозову, Столыпин достал из ящика с браком новую бутылку и сказал Шартарамову:
– Свои ребята!
Соавторы вышли на свежий воздух. Дамкин вдохнул полной грудью.
– Пойдем, отчитается перед Ивановым. Для первого трудового дня мы и так много наработали. Завтра наваяем ему статью о передовиках и социалистическом соревновании!
Литераторы снова поднялись на второй этаж, Дамкин опять постучал пальцем по табличке "ДИРЕКТОР" и толкнул дверь. Секретарши на месте не было, лишь сиротливо гудела электрическая пишущая машинка. Стрекозов подошел к ней и щелкнул выключателем.
Дамкин нажал кнопку на селекторе и сказал:
– Максим Максимович, к вам тут сотрудники вашей заводской газеты Дамкин и Стрекозов...
– Пусть войдут, - отозвался селектор грустным голосом.
Литераторы вошли в кабинет. Максим Максимович сидел, облокотившись на стол, подперев щеку рукой и задумчиво рисуя каракули в своем перекидном календаре.
При виде литераторов физиономия директора расплылась в улыбке, глазки заблестели.
– А-а! Дамкин! Стрекозов! Где вы бродите? Я вас жду!
– А мы на заводе были, с рабочими разговаривали...
– Хороший у меня завод?
– Потянет.
– Люди мной довольны?
– Еще бы! Люди полны трудовым героизмом. Особенно после обеда.
– За это надо выпить, - неожиданно заявил директор, доставая из ящика початую бутылку "Пшеничной" и три медные рюмочки.
– За трудовой героизм если не выпить, вся работа насмарку!
– Это точно, - не растерялся Дамкин, присаживаясь.
Вскоре водка была разлита. Закусывали финской колбасой с болгарскими помидорчиками.
– А что, секретарша вам не помогает?
– поинтересовался Стрекозов, глядя, как Максим Максимович кромсает тупым ножом батон колбасы.
– Колбаски нарезать... Хлебушка...
Максим Максимович помрачнел.
– Нет, понимаешь ли, у нас с Машей взаимопонимания... Я к ней со всей душой, а она ко мне никакого внимания!
– В каком смысле?
– не понял Дамкин.
– Я ей и цветы, то да се, а она ни в какую. Упертая баба.
– Так увольте ее, возьмите другую. Разве проблема?
– Не-ет, не скажи, Дамкин. Маша мне больше всех нравится!
– директор задумчиво разлил водку по рюмочкам.
Собутыльники выпили, директор занюхал помидорчиком. Дамкин и Стрекозов зажевали бутербродами.
– А вы ей стихи напишите, - посоветовал Дамкин.
– Стрекозов всегда девушкам стихи пишет. Как только чего-нибудь не получается, Стрекозов бац! и стихотворение! Девушки так и падают в его объятия. Правда, Стрекозов?
– Ну...
– Я не пишу стихов, - возразил директор.
– Мне по должности не положено...