Смерть — мое ремесло
Шрифт:
– Ну как, доволен ты пальто, Рудольф?
– Очень доволен, тетя, спасибо.
Я вышел на улицу. Она сразу же закрыла за мной дверь, и я услышал стук задвижки. Я постоял у двери, прислушиваясь к удаляющимся шагам тети, и мне казалось, что я все еще в доме. Я увидел, как тетя открывает дверь кухни, садится, берет в руки работу. В наступившей тишине сухо и резко тикают часы. Пройдет немного времени, тетя взглянет на моих сестер и скажет, покачивая головой: "Он даже не спросил о своей матери!" И тогда мои сестры заплачут, тетя утрет несколько слезинок - и все трое будут счастливы.
Ночь
Я постучал, и через несколько минут какая-то женщина открыла мне. Это была высокая блондинка с пышной грудью.
– Фрау Липман?
– Да, это я.
– Я хотел бы видеть унтер-офицера Шрадера.
Она посмотрела на мое пальто и сухо спросила:
– А вам зачем?
– Я его приятель.
– Вы его приятель?
Она еще раз оглядела меня и сказала:
– Входите.
Я вошел, и она снова взглянула на мое пальто.
– Идите за мной.
Я последовал за ней по длинному коридору. Она постучала в какую-то дверь, открыла ее, не дожидаясь ответа, и произнесла, поджав губы:
– Ваш приятель, господин Шрадер.
Шрадер был без пиджака. Он обернулся e видом крайнего удивления.
– Ты? Уже?.. Заходи! Да на тебе лица нет! А пальто! Где это ты раздобыл такое дерьмо? Входи же. Фрау Липман, разрешите вам представить унтер-офицера Ланга из отряда Гюнтера! Это наш национальный герой, фрау Липман!
Фрау Липман слегка кивнула мне, но руки не подала.
– Входи же!
– внезапно развеселившись, прокричал Шрадер.
– Входи! И вы тоже, фрау Липман! И прежде всего скинь это дерьмо! Вот так, теперь у тебя вид все же приличнее! Фрау Липман! Фрау Липман!
– Да, господин Шрадер?
– проворковала фрау Липман.
– Фрау Липман, вы меня любите?
– Ах, - воскликнула фрау Липман, бросая на него нежный взгляд, - вы говорите такие вещи, господин Шрадер! Да еще в присутствии вашего приятеля!
– Потому что, если вы меня любите, вы сейчас же сходите за пивом и бутербродами с... с чем найдете... для этого парня, для меня и для вас тоже, фрау Липман! Если, конечно, вы окажете мне честь отобедать с нами, фрау Липман!
Он вскинул густые брови, плутовато подмигнул ей, обнял и, присвистывая, проделал с ней по комнате несколько па вальса.
– Ах, господин Шрадер!
– кокетливо засмеялась фрау Липман.
– Я слишком стара, чтобы танцевать! Старая лошадь, вы знаете, не тянет!
– Что? Это вы-то стары? Разве вы не знаете французской поговорки?
Он шепнул ей несколько слов на ухо, и она затряслась от смеха. Он отпустил ее.
– Послушайте, фрау Липман, потом вы принесете сюда тюфяк для Этого парня. Он сегодня останется ночевать здесь.
Фрау Липман перестала смеяться и поджала губы.
– Здесь?
– Ну, конечно!
– воскликнул Шрадер.
– Он сирота. Не спать же ему на улице, черт возьми! Он герой, фрау Липман! Надо же что-то сделать для нашего национального героя!
Она надула губы, а он принялся кричать:
– Фрау Липман! Фрау Липман! Если вы откажете, я не знаю, что я с вами сделаю!
Он
схватил ее, поднял как перышко и забегал по комнате с криком: "Волк ее уносит! Волк ее уносит!"– Ах, ах! Да вы с ума сошли, господин Шрадер!
– проговорила она, смеясь, как маленькая девочка.
– Живо, мое сокровище!
– воскликнул он, опустив ее на пол, как мне показалось, довольно резко.
– Живо, моя любовь!
– Ах, только ради того, чтобы доставить вам удовольствие, господин Шрадер.
Когда она уже выходила из комнаты, он довольно сильно шлепнул ее по заду. "Ах, господин Шрадер!" - вскрикнула она, и из коридора донесся ее удаляющийся воркующий смех.
Немного погодя она вернулась. Мы пили пиво, закусывали хлебом с салом, и Шрадер уговорил фрау Липман принести нам своей водки и еще пива. Мы пили снова, Шрадер болтал без умолку, вдова становилась все краснее и ворковала все нежнее. В одиннадцать часов они выскользнули из комнаты, а полчаса спустя Шрадер вернулся один, неся горсточку сигарет.
– Бери, - мрачно проговорил он, бросая половину сигарет на мой тюфяк, нужно же как-то помочь национальному герою!
На другой день после полудня я отправился к доктору Фогелю. Я назвал свое имя горничной, через минуту она вернулась и сказала, что господин доктор скоро примет меня. Однако я прождал в приемной почти сорок пять минут. Дела доктора Фогеля, по-видимому, за годы войны стали процветать комната была обставлена с такой роскошью, что я ее не узнал.
В конце концов снова явилась горничная и провела меня в кабинет. Доктор Фогель сидел за огромным пустым письменным столом. Он пополнел, поседел, но лицо его было по-прежнему красивым.
Он взглянул на мое пальто, сделал мне знак приблизиться, холодно пожал руку и указал на кресло.
– Вот ты и вернулся, Рудольф, - сказал он, кладя обе ладони на стол.
– Да, господин доктор Фогель.
Не двигаясь, он пристально смотрел на меня. Его лицо с правильными крупными чертами - "лицо римского императора", как говорил мой отец, - было похоже на застывшую красивую маску, из-за которой испытующе следили за мной маленькие серо-голубые бегающие глазки.
– Рудольф, - торжественно произнес он хорошо поставленным голосом, - я не буду тебя упрекать.
– Он сделал паузу и задержал на мне взгляд.
– Да, Рудольф, - продолжал он, делая ударение на каждом слове, - я не буду тебя ни в чем упрекать. Что сделано, то сделано. Ответственность, которая лежит на тебе, и так достаточно велика - не буду усугублять ее. Я тебе уже писал, что я думаю о твоем дезертирстве и о непоправимых последствиях твоего поступка.
Он с огорченным видом откинул голову и добавил:
– Полагаю, об этом я уже достаточно сказал.
– Он приподнял правую руку.
– Что было, то было. Теперь речь идет о твоем будущем.
Он многозначительно взглянул на меня, словно ожидая ответа, но я молчал. Слегка наклонив голову вперед, он как бы собирался с мыслями.
– Тебе известна воля твоего отца. Теперь его представляю я. Я обещал твоему отцу сделать все, что в моих силах, как в моральном, так и в материальном отношении, чтобы обеспечить выполнение его воли.