Смерть — мое ремесло
Шрифт:
Он резко остановился и окинул меня взглядом.
– Откуда ты знаешь, что четыре метра?
– Я входил в воду.
– И других повреждений нет?
– Нет, господин полковник.
Он снова зашагал по комнате.
– Не так плохо, как я думал.
Он остановился и почесал трубкой у себя за ухом.
– Так, значит, ты полез в воду?
– Так точно, господин полковник.
Он одобрительно посмотрел на меня.
– Ну, скажу тебе, ты первый, кому это пришло в голову!
Он сел и вытянул перед собой ноги.
– А еще?
–
– А ты справишься сам с ремонтом конюшни и дома?
– Так точно, господин полковник...
Помолчав, он поднялся, прислонился к камину и сказал:
– Слушай же хорошенько, что я тебе скажу.
– Слушаю, господин полковник.
– Несколько лошадей - для меня это мелочь. Это не идет в счет. Важно другое...
Он сделал паузу, расставил ноги и торжественно произнес:
– ...Важно, чтобы частица немецкой земли не оставалась заброшенной, чтобы она могла обеспечить существование немецкой семьи. Понятно?
Я ответил не сразу, так как меня поразило слово "семья". Ведь речь шла о том, чтобы поручить ферму мне.
Он переспросил с нетерпением:
– Ты понял меня?
Я ответил:
– Так точно, господин полковник.
– Вот и хорошо. Завтра же приступишь к делу. Георг даст тебе людей и все необходимое. Итак, договорились?
– Так точно, господин полковник.
– Вот и хорошо. Но запомни! Как только ты устроишься на этом болоте больше ни пфеннига! Даже если ты будешь подыхать с голоду - ни пфеннига! Что бы ни произошло - ни пфеннига!
Мне понадобился целый год, чтобы сделать все, что я наметил. Даже в армии мне никогда не приходилось так тяжело. Я жил в невероятно трудных условиях и еще раз убедился в том, что отметил в бытность мою в Курляндии: привыкнуть можно и к жаре, и к холоду, но к грязи - никогда.
С плотиной пришлось повозиться. Едва я заделывал ее в одном месте, как она прорывалась в другом. К тому же начиная с октября грозы не прекращались. Весь день мы работали, стоя в воде, а сверху нас хлестал дождь. Только ночью нам удавалось обсохнуть. Мы спали в доме на каменных плитах, завернувшись в лошадиные попоны. Крышу мы починили, но тяга в камине была очень плохая, и нам оставалось на выбор - либо дрожать от холода, либо задыхаться в дыму. И все же постепенно мы укрепляли плотину. Но скоро я понял, что она не очень-то надежна и за ней всегда придется тщательно следить.
Мои помощники доставляли мне много хлопот. Они жаловались, что я очень круто обращаюсь с ними. Я попросил фон Иезерица для острастки выгнать одного, и после этого у меня все пошло как по маслу. Правда, один из них, тот, кого мне дали взамен, заболел воспалением легких и тоже вынужден был уйти, а самого меня несколько дней выматывал сильный приступ малярии. Дважды меня чуть не засосало в болоте.
Наконец наступил день, когда я мог пойти к фон Иезерицу и сказать ему, что ферма приведена в порядок. У двери его кабинета я встретил старого Вильгельма. Он дружески
помахал мне рукой, и это так меня поразило, что я даже не ответил на его приветствие. Старый Вильгельм был фермером фон Иезерица. Фермеры относились к конюхам свысока и считали ниже своего достоинства разговаривать с ними.Фон Иезерица я нашел в его любимом кресле. Вытянув перед собой ноги в высоких сапогах, он, развалясь, лежал со своей длинной трубкой в руке. По правую руку от него на низком столике темного дерева стояли в ряд шесть кружек пива и шесть стопок водки.
– Я кончил, господин полковник.
– Хорошо!
– воскликнул фон Иезериц и взял стопку.
Поднявшись, он поднес ее мне. Я сказал: "Благодарю вас, господин полковник". Он тоже взял себе стопку, одним духом осушил ее и запил кружкой пива. Выпив водку, я поставил стопку на столик, но пива фон Иезериц мне не предложил.
– Итак, - сказал он, обтирая губы рукавом, - ты кончил?
– Так точно, господин полковник.
Он посмотрел на меня, лицо его сморщилось и приняло хитрое выражение.
– Нет, нет, - проговорил он наконец, потирая тыльной стороной ладони свой лошадиный подбородок, - нет, ты не кончил, тебе надо сделать еще кое-что.
– Что же, господин полковник?
В глазах его заиграли веселые искорки.
– Итак, ты кончил, не так ли? Дом готов, и ты можешь устраиваться.
– Так точно, господин полковник.
– У тебя нет ни мебели, ни простынь, ни посуды, и ты все же хочешь переезжать? Держу пари, ты и не подумал об этом.
– Никак нет, господин полковник.
– Вот видишь, ты не все сделал.
Он погладил подбородок и засмеялся.
– Придется все это приобрести. У тебя, конечно, есть деньги?
– Никак нет, господин полковник.
– Что? Что?
– произнес он удивленно.
– Нет денег? Нет денег? Но ведь это никуда не годится, дружок. Совсем не годится. Чтобы приобрести мебель, нужны деньги, не так ли?
– Денег у меня нет, господин полковник.
– Нет денег!
– воскликнул он, покачивая головой.
– Жаль, жаль! Нет денег - нет мебели! Все совершенно ясно! А нет мебели - нет и фермы!
Он посмотрел на меня, взгляд его на мгновение стал жестким, затем в глазах снова заиграли веселые искорки, и мне стало не по себе.
– Я могу спать и на полу, завернувшись в попону, господин полковник.
– Что?
– сказал он с усмешкой.
– Я, полковник барон фон Иезериц, допущу, чтобы мой фермер спал на каменном полу! Нет, нет, дружок. Нет мебели - нет и фермы! Ясно?
Он кинул на меня хитрый взгляд и продолжал:
– Итак, ты видишь, не все кончено. Остается сделать еще кое-что.
– Что же, господин полковник?
Он наклонился, взял стопку водки, выпил, поставил стопку на стол, схватил кружку пива и одним духом опорожнил ее. Потом он прищелкнул языком, глаза его заискрились, и он сказал:
– Жениться.
Я пробормотал с дрожью в голосе:
– Но, господин полковник, я совсем не хочу жениться.
Лицо его сразу же стало суровым.