Смерть планам не помеха.Часть первая: Человеческое лицо
Шрифт:
– А я? Ах да, принеси мне пудру и тени.
– К-капитан?
– Ох, недаром мне сразу не понравился этот план…
– Отряд к тунеядству готов?
– Готов!
– Нанао, тебя на тренировку я не пущу, ещё весь план испортишь. Эх, мне этот план сразу понравился! Принеси мне ещё пару литров, кстати. Отряд, в шеренгу становись! Каждому по глотку. Больше не дам, чего ещё запасы переводить. Неправильно становитесь: вставайте на четвереньки.
На первую совместную тренировку с третьим отрядом были приглашены второй, восьмой и тринадцатый отряд. Из укромного места за всем наблюдал Ямамото. С самого высокого здания на территории близлежащего пятого отряда на полигон смотрела в подзорную трубу Рингоноки. Рядом с ней сидела Момо.
Ямомото забеспокоился, когда третий отряд уже пришёл, а остальные ещё
– Безобразие! Когда вы успели напиться? Как вы посмели прийти пьяными на тренировку?
Шунсуй поднял на генерала мутные глаза и недоумённо спросил:
– Так это тренировка, а не продолжение банкета? Отряд, пошли обратно.
Восьмой отряд развернулся всего за каких-то пять минут и пополз обратно. За ними пошёл Шунсуй, затянув какую-то проникновенную вариацию «Пивной польки» и размахивая дохлым петухом в такт пению.
– Генерал, а можно перенести тренировку на завтра? Мой капитан себя не очень хорошо чувствует. – Кионе продемонстрировала капитана. Мягко говоря, тот выглядел неважно. А на деле он походил на уже слегка несвежий труп, даже с небольшим запашком. И только дыхание и угадываемое биение сердце утверждали обратное. Где-то поблизости послышался громкий пьяный смех Рукии. Ямомото возвёл глаза к небу и тихо велел убираться отсюда. «Что, чёрт возьми, тут происходит! Почему все пьяны? И почему мне кажется, что во всём виновата Рингоноки Куротсучи, хотя её тут нет?»
– Лейтенент Омаэда, унесите отсюда своего капитана и побыстрее. И ИХ с собой прихватите. – Генерал указал на севших рядком и затянувших похоронный вариант «Пивной польки» синигами. Пять минут – и на площади остался лишь третий отряд, весьма недоумённый и слегка шокированный поведением сотоварищей. В наступившей тишине неожиданно ясно был слышен громкий женский смех, доносившийся с территории пятого отряда. Рингоноки и Момо не просто смеялись – они ржали, чуть ли не падая с крыши. Момо сначала не очень нравилась идея капитан, но теперь она поняла, как Рингоноки правильно поступила, велев всем показать себя с самой плохой стороны.
– Капитан, я давно так не смеялась!
– А то!
Когда тринадцатый отряд вернулся к себе, Кионе положила капитана на диванчик и шепнула:
– Капитан, можете уже не притворяться, нам поверили. Но как вы…
– Кионе, я научился имитировать приступы уже тысячу лет назад, да так, что даже Унохана не всегда может понять, притворяюсь я или нет. А изображать помирающего ещё легче, я давно так делаю.
– Тогда можно я верну пудру и тени сестре?
– Конечно можно.
Только капитан Сой Фонг не притворялась – она действительно напоила отряд, да сама напилась в стельку. Омаэда не пил – не потому, что не хотел, а потому, что не хватило. За пятнадцать минут, что он нёс капитан обратно в отряд, та успела: трижды пожаловаться Маричьё на «гадкую Ёруичи-саму», дать три затрещины, расплакаться, рассмеяться, спеть «Пивную польку» (эта песня стала настоящим хитом – её знали наизусть почти все синигами, половина из них могли её красиво спеть, а Хисаги – сыграть на гитаре) и спокойно заснуть.
====== Тридцать три кирпича. ======
После неудачной тренировки Сюске Амагай действительно пошёл к Рингоноки. Попытался причесаться, умылся, прыснул на воротник одеколоном, нарвал букет цветов и, вознеся молитвы всем известным ему богам (не забыл и перекреститься – лишним не будет), пошёл признаваться Куротсучи в любви.
Рингоноки обустроила свой кабинет по своему вкусу. Ничего, в принципе,
не поменялось, только вот стало гораздо темнее – обычное стекло заменили на черное. Момо чувствует себя немного неуютно, ведь раньше в этом кабинете было всегда светло. Но против капитан она не может ничего сделать – Рингоноки-сама разрешила Момо раньше уходить домой, разрешала заниматься любимыми делами посреди рабочего дня. А главное – выполняет любую просьбу Момо. Например, когда Хинамори попросила разбудить её пораньше, чтобы успеть забрать бельё из стирки, она даже не капитана просила, но разбудила утром её именно капитан, чтобы сообщить о уже забранном белье. А теперь капитан сидела, задумчиво смотря на потолок. Не беседовала с Нетсуденом – она просто думала. Момо более-менее научилась за эти пару недель различать малейшие изменения лица капитан, показывающие её настроение. Рингоноки не была бесчувственной – она была очень спокойной. Но глаза...они не врали. Как не врала их обладательница.– Рингоноки-сама, о чём вы думаете...
– Обо всём. Я могу быстро переключаться между отдельными мыслями...как будто я читаю несколько книжек одновременно. В любой момент могу закрыть одну, оставив в ней закладку, и открыть другую. И третью. И эти мысли не путаются...я не могу тебе рассказать, о чём думаю. Это плохие воспоминания.
– Капитан, ну так поделитесь ими! Нельзя ведь всё держать в себе, вы замучаете себя!
– Момо...- Это выражение глаз Момо было знакомо, но она не могла понять, почему у Рингоноки-самы порой такие глаза.
– Ваши одноклассники?
– Да, мои...одноклассники (Рингоноки кривится, когда произносит это слово). К счастью, их больше нет.
– Они все?
– Да, Момо. Все они живы.
На этом моменте в кабинет вбегает взъерошенный Сюске с помявшимся букетом полевых цветов и несколько минут пытается отдышаться. А потом он замечает свою любовь в кресле напротив, без хаори (оно висело на спинке кресла), с несколько раскрытым воротом юкаты, в темноте выглядящую ещё бледнее и даже красивее. Рот Амагая открылся, но бедняга не смог ничего сказать от смущения и страха. И Рингоноки решила подсказать.
– Ты влюблён...
– Ага.
– ...в меня.
– Да! Но как...
– Не важно, как я это узнала. Я не могу ответить вам взаимностью, Сюске Амагай. Я вам не доверяю.
– Что я должен сделать, чтобы заслужить ваше доверие? Скажите, я всё сделаю!
На лице Рингоноки вновь появилась легкая улыбка, почти незаметная, но Момо и Сюске заметили её. Он обрадовался, а она – испугалась.
– Капитан, что вы делаете?
– А, Изуру! Я огород копаю. Нет-нет, не помогай, я должен вскопать десять акров земли и засадить их (Амагай смотрит на бумажку) горохом, огурцами, помидорами и арбузами. Не топчи посевы!
“Капитан, что с вами сделала эта ведьма?!”- думал Кира, но ушёл с линии и некоторое время смотрел, как капитан лично вскапывает землю, сажает горох и, вздохнув, переходит в следующей грядке. Рингоноки наблюдала за всем этим из кабинета, ибо непрозрачным стекло было только с внешней стороны. Рядом с ней стояла Момо.
– Капитан, а зачем это вам?
– Должен же кто-то посадить всё то, что ты купила.
Изуру ходил мрачнее тучи. Этот Макото выполняет все обязанности лейтенанта вместо Киры, а тому просто скучно. И грустно. И одиноко. Поэтому Кира сидел на траве и грустил. Именно поэтому он не заметил, как к нему подошла Рингоноки.
– Желаешь быть нужным?
– Д-да.
– Ты, конечно, не мой подчинённый, но...- Рингоноки достаёт листок с каким-то отчётом,- ...проверишь?
– Я, конечно, не ваш подчинённый, но...- Кира принимает листок,- ...проверю.
Макото устало потёр виски – эта Рингоноки его бесила. Бесила, так как мешала их делу. Нет, надо выпить что-нибудь холодное. Макото заварил себе чаю и стал ждать, пока тот остынет. Неожиданно его кто-то окликнул. Эта лейтенант четвёртого отряда принесла ему пирожков, приготовленных её капитаном, Уноханой Ретсу, в целях улучшения отношений между их отрядами. Макото пришлось принять пирожки, хотя есть их он и не собирался. Опасно. А вот чаю попить не опасно – сам готовил.