Смерть придёт на лёгких крыльях

– Тебя здесь, похоже, хорошо знают, – проговорила Шепсет.

Нахт пожал плечами, сосредоточившись на горячей каше. Раз уж накрыли стол – не пренебрегать же предложенным угощением. Даже черная собака не пренебрегла, изящно слизывая кусочки мяса. Жрица сдалась, решила пока не спрашивать, и некоторое время они молча наслаждались утренней трапезой.

А потом пришла она. Остановилась на вымощенной каменными плитками тропинке, ведущей в галерею. Колышущиеся ветви деревьев набрасывали на нее причудливый узор, обрисовывая тенями складки и плиссировки белых драпированных одеяний. Солнечный свет играл в золотых украшениях, вплетался в бусины, украшавшие сложную прическу. Тонкий макияж скрадывал бремя прожитых лет, подчеркивал утонченную красоту, пленившую столько сердец. Пронзительный взгляд золотисто-зеленых глаз, подведенных черной сурьмой и темным малахитом, был устремлен только к нему, не к Шепсет. Тонкие губы, которых так редко касалась улыбка, чуть дрогнули. Голос у нее был нежным, богатым интонациями, зачаровывающим своими переливами – она ведь была одной из лучших жриц, воспевающих величие Амона. Но воин знал, как в этот голос могут вплетаться ядовитые вкрадчивые нотки и острые иглы.

– Ну здравствуй, Нахт. Даже в Опет ты не нашел время навестить меня. Но что бы ни привело тебя сегодня – я рада этому.

Нахт поднялся и учтиво поклонился ей, ни словом, ни жестом не показав, что на самом деле связывало их. Напряжение, сковавшее его внутри с тех пор, как он приблизился к храму, сейчас достигло своего пика.

– Госпожа Мутнофрет, мой командир Усерхат шлет вам теплый привет. Боюсь, нам нужна очень ваша помощь.

– И, очевидно, эту помощь вам больше негде получить, раз уж ты решился прийти.

Жрица мелодично рассмеялась, проходя в галерею, и грациозно села напротив своих гостей. Словно из ниоткуда вырос предупредительный слуга, поднес ей фрукты и кубок с прохладным напитком и тут же исчез.

Шепсет тоже успела подняться и почтительно поклониться и теперь тихо села рядом с Нахтом, сложив ладони на коленях. Ее манеры были безупречны, выдавая придворное воспитание. В гарнизоне это не так бросалось в глаза, но сейчас, глядя на нее в обществе Мутнофрет, Нахт не мог этого не отметить.

– Я помню тебя, – вдруг сказала Певица Амона, приветливо обращаясь к девушке. – Хекерет-Нэсу из ближайшей свиты Владыки. Моя добрая подруга Тия всегда так хорошо о тебе отзывалась.

Если бы Нахт в этот момент не смотрел пристально на Шепсет, то не обратил бы внимания, как ее руки едва заметно дрогнули. Но лицо жрицы осталось спокойным, выражая нейтральную доброжелательность.

– Я многим обязана Владычице Тие, госпоже Ипет-Нэсу. Она обучала меня.

– И ты ее не разочаровала, умея угодить нашему Владыке, несмотря даже на бремя прожитых им лет, – Мутнофрет чуть улыбнулась, оставляя простор для воображения в этих словах.

Щеки девушки чуть вспыхнули, а в глазах, как показалось Нахту, промелькнула тень негодования, но она ничего не ответила, учтиво улыбнувшись в ответ. Молодец, не стала проявлять слабость, показав, что ее уязвили эти слова. Стервятникам нельзя показывать, что ты можешь стать для них добычей.

Да, меджай прекрасно знал, как Мутнофрет умела жалить, пряча яд среди ярких цветов приятных слов. В этом была она вся, и именно поэтому он никогда не обманывался ее приветливым обращением – по крайней мере, с тех пор, как научился различать скрытые смыслы. Никогда не достаточно хорошо, всегда немного недостойно, непременно у кого-то лучше, хоть ты очень стараешься. И за любой ее похвалой обязательно таился подобный подтекст.

– Прости меня за неучтивость, госпожа, но у нас нет времени на долгие светские беседы, – сказал Нахт. – Мы можем поговорить открыто, или для этого потребуется уединиться?

Мутнофрет изогнула бровь, чуть откинувшись спиной к колонне.

– Стены этого храма видели и слышали уже очень многое.

– Мне нужно поговорить с тобой, а не со стенами.

Она понимающе кивнула, чуть повысила голос, приказав невидимым слугам и послушникам не беспокоить их. Собака навострила уши, прислушиваясь к движению за галереей, и, наконец, спокойно улеглась. Нахт понял, что теперь их и правда оставили в уединении.

– Тебе ведь уже известно, что случилось? – понизив голос, спросил Нахт. – Возможно, даже что-то известно о вовлеченных в это дело людях.

– Как в это оказался вовлечен ты? – спросила Певица Амона, и в ее голосе зазвенели опасные нотки. – Страж царского некрополя, разумеется, не мог бы остаться в стороне от бунтов. Но нужно очень сильно постараться, чтобы ввязаться в политический заговор.

– Я не собирался… – начал было Нахт, ловя себя на привычном, совершенно детском порыве оправдаться перед ней, на инстинктивном желании ее одобрения, и нахмурился, осекая себя. – Так уж вышло.

– Какая безответственность. И твоя, и твоего командира, – она едва заметно скривилась, точно шипящая кошка. – А ведь он должен обеспечивать твою безопасность, разве нет? Раз уж они с Садех решили заменить тебе родителей.

– Это тебя не касается, – тихо, но твердо проговорил меджай.

– Разве ты смеешь так говорить со мной? – с обманчивой мягкостью спросила Мутнофрет, глядя на него сверху вниз.

– Ты можешь помочь нам или сочтешь это ниже своего достоинства? – в тон ей спросил Нахт.

– Смотря насколько хорошо попросишь, – жрица пожала плечами. – Это ведь ты пришел ко мне, а не я к тебе. Ты же всегда знал – достаточно только попросить.

– Я не стану умолять тебя.

– Этого и не требуется. Лишь немного положенной почтительности. Я ведь давно говорила, тебе не выжить без меня, как бы далеко ты ни бежал…

Нахт не выдержал, резко поднялся, сжав руки в кулаки. Его самообладания хватило лишь на то, чтобы не сбежать отсюда, плюнув на все договоренности и даже на приказ Усерхата. Мутнофрет невинно подняла на него взгляд, словно бы удивленная его внезапной несдержанностью.

– Моя почтительность закончилась в тот миг, когда ты сказала, что я должен заслужить право зваться твоим… – он осекся, стиснул зубы.

Лицо Певицы Амоны осталось непроницаемым, и это разозлило его еще больше. Никогда она не признавала свою неправоту. Никогда не признает, что хоть где-то могла потерять свою непогрешимость. Идеальный фасад, за который она держалась.

Не нужно было ему вообще приходить сюда…

– Нахт, – тихо позвала его Шепсет. Они встретились взглядами. От жрицы исходила безмолвная поддержка, напоминание, что он пришел не один, а еще – что у них было дело, более значимое, чем любые обиды.

И меджай взял себя в руки, сел на свое место, отпуская застарелый гнев.

– Это очень важно, госпожа. Жрице нужно вернуться в храм Инпу в Хэр-Ди. Я знаю, у тебя достаточно влияния, чтобы обеспечить ей безопасный проход. И я… прошу тебя распорядиться этим своим влиянием и помочь нам.

– Вернуться в Хэр-Ди, – задумчиво повторила Мутнофрет, смерив Шепсет взглядом. – Укрыться от взглядов охотников. Вы хоть представляете, как высок насест некоторых из этих соколов? – она холодно прищурилась.