Смертельная игра

– Ты что, совсем псих?! – протестует он.

– Извини меня, – отрезаю я, – но я должен вернуть тару, по ней плачет камера (это как раз то слово).

Я выхожу, чтобы вручить ящик посыльному. Заметьте, что я не тешу себя иллюзиями: дружки Кайюка должны верить, что зверушки на месте. Я уже убедился, что нельзя оставлять без внимания ни одной мелочи, особенно чистоту юных дев. Я загружаю ящик и передаю посыльному Лопнодонесси (корсиканцу), чтобы он отвез его на вокзал Сен-Лазар так быстро, как позволяет городской транспорт, предоставленный в распоряжение парижан.

Он говорит: «Банко» (большинство корсиканцев говорят на монакском), и садится верхом на велосипед.

Вместо того чтобы вернуться в кабинет, я поднимаюсь к Старику, чтобы ввести его в курс дела. Согласитесь, есть от чего заработать головную боль. В конце концов, не каждый день приходится видеть подобных животных упакованными, которые к тому же сданы в камеру хранения, как чей-то багаж. В дорогу отправляют летчиков, в дорогу отправляют мышек, но редко летучих мышей. В любом случае я первый раз вижу такое.

Я излагаю дедушке дополнительную информацию, он внимательно меня слушает, потом раздается легкий летучий смешок.

– Черт побери, Сан-Антонио, эти зверушки служили подопытными кроликами.

– Вы думаете?

– Наверняка за этим стоит деятельность какой-то подпольной лаборатории, где проводятся подозрительные опыты. Надо, чтобы вы ее обнаружили, мой дорогой друг.

– Я постараюсь, шеф!

Он в прекрасном настроении. Я удостаиваюсь сердечного похлопывания по плечу.

– Вы на правильном пути, поверьте мне!

– Хотелось бы, чтобы это было действительно так, патрон.

Я покидаю его кабинет в лучах северного сияния, озарившего наши отношения.

Шагаю по вонючему коридору, который ведет в мой кабинет, как вдруг мой слух поражают вопли, несущиеся оттуда. Я легко узнаю мощный, вибрирующий от жира голос Берюрье. От этих криков дрожат переборки. Я бегу. Дверь распахнута, я теряю дар речи, как сказал бы Франсуа Мориак, если бы здесь присутствовал хоть один. Мои летучие мышки воскресли и мечутся, как безумные, вокруг Толстого, цепляясь за его котелок (днем бедняжки слепы, не так ли?) или ударяясь об оконный переплет. Верю описывает линейкой фехтовальные мулине и уже прикончил с полдюжины.

– Помогите! – ревет Опухоль. – Помогите, а то эти дряни выцарапают мне зенки!

Сбегаются сотрудники. Мы вооружаемся шляпами, которые служат как сачки для бабочек, и наконец нам удается обезвредить эскадрилью. Поле битвы представляет собой отвратительную картину. Воистину, создавая летучих мышей, Господь забыл об эстетике. В этот день он перепутал чертежи.

– Отнеси этих ужасных зверей в лабораторию, – говорю я. – Пусть их пока поместят в соответствующее место! Толстый стал лиловым, как епископ в парадном наряде.

– Если я не подхвачу желтуху, – бормочет он, – значит, мне повезло.

– Ты ведь даже не знаешь, что это такое, – успокаиваю я.

Он говорит, что все же, чтобы успокоиться, пойдет хлопнет рому внизу; у меня не поворачивается язык, чтобы запретить ему. К тому же я счастлив, как дурачок. Снимаю телефонную трубку.

– Патрон, – говорю я Старику, – мне в голову пришла одна идея, могу ли я снова зайти к вам?

– Сан-Антонио, вы всегда желанный гость, – бросает мой начальник.

– Как в горле кость, – добавляю я, положив треплофон на хромированный рычаг.

– Итак, что это за блестящая идея? – сразу атакует Стриженый.

Он чистит своими ногтями свои ногти. Блестящие манеры.

Я описываю ему берюрьенское приключение.

– Только этого нам не хватало! – восклицает он. – Воскресшие летучие мыши!

– Нет, шеф. Хотя и явились они с вокзала Сен-Лазар, я не думаю, что они воскресли, как он. Чудеса происходят только один раз, вы это знаете. Я думаю, что они были просто в состоянии зимней спячки. И их поместили в холодильный ящик, потому что это идеальный способ перевозить их, не привлекая внимания.

– Вы горите на работе! – подтверждает хозяин. Согласитесь, подобна манера говорить не соответствует обстоятельствам.

– Но это еще не самая блестящая идея, патрон! Он похрустывает суставами.

– О! О!

– Нет, я, кажется, разгадал, как на самом деле использовали этих крылатых млекопитающих!

– Я слушаю!

– Они не предназначались для лаборатории...

– А-для-чего-же-в-таком-случае? – говорит Старик так быстро, что мне кажется, будто он выражается на венгерском.

– Шайка Кайюка пользовалась ими для того, чтобы устраивать поджоги у американцев. Вот почему пожары происходили только по ночам; вот почему они всегда начинались с краю крыш; вот почему, наконец, самые прочные полицейские кордоны не могли их предотвратить. Террористы нашли способ прикреплять к летучим мышам маленькие зажигательные бомбы. Вечером они оживляют их, просто помещая в комнатную температуру, и везут поближе к избранному объекту. Летучие мыши по прошествии получаса – время, которое понадобилось им в моем кабинете – пробуждаются. Их притягивают огни дома, избранного целью, и...

– Браво! – кричит Старик.

Никогда я не видел его таким возбужденным. Он теряет контроль над собой.

– Сан-Антонио, вы только что нашли ключ к этой тайне. И давай мять мою десницу с такой энергией, что я боюсь, как бы она не осталась в его пальцах.

– Короче говоря, чтобы защитить американские базы, нужны не вооруженные люди, а сети...

– Совершенно правильно, патрон.

– Что вы собираетесь теперь делать? – спрашивает он, возвращаясь к позитивному настрою, который всегда был правилом его поведения.

– Ждать! Я надеюсь, что этим бойким ребятам понадобятся летучие мыши, чтобы продолжить свои нападения. Может быть, они попытаются получить обратно своих мышей, которые, как они считают, спокойно лежат в камере хранения Сен-Лазара.

– Очень хорошо, – подает голос Старик. – И если вам удастся схватить еще одного члена банды, разденьте его догола, чтобы он не смог покончить с собой.

Конечно! Старик и я, мы только что совершили ошибку, но, несмотря на это, мы оказались правы!