Смертельно безмолвна - 2
Шрифт:
пульсируют колючие шары, сгустки напряжения, но мне не больно. Меня уже ничего не трогает,
ничего не прорывается внутрь. Она все уничтожила. Уничтожила меня, мои чувства, мою волю.
Я ничего не потеряю, если сейчас навсегда закрою глаза.
– Ты хочешь умереть?
– Почему бы и нет? – Ее лицо так близко. Девушка настороженно глядит в мои глаза, а я
изучаю знакомые черты и вдыхаю знакомый запах. – Однажды ты сказала, что смерти должны
бояться те, кто жив. А мертвым смерть не страшна.
– Ты еще
– Откуда ты знаешь.
Ариадна порывисто приближается к моему лицу и застывает, вглядываясь зелеными глазами
внутрь моих глаз. Словно два зверя, мы смотрим друг на друга и не шевелимся. Я держал ее за
горло мгновение назад, теперь за горло меня держит она. Но, как в замкнутом круге, мы
пытаемся избавиться друг от друга и не можем.
– Скоро будет открыт ящик Пандоры, – шепчет Ариадна, – и ты умрешь.
– Зачем ждать?
– Ты должен увидеть, как мир сгорает в агонии.
– Но почему? – Мое лицо перекашивается от недоумения. – Почему именно я?
– Потому что мой мир рушился каждый раз, когда ты отворачивался от меня. Теперь я хочу
разрушить твой мир.
– Но ты тоже живешь в этом мире, Ариадна.
– Этот мир никогда не принимал меня. Если ему не нужна я, он не нужен мне.
– Так все дело в злости.
– Я не умею злиться.
– Я так не думаю. – Я пытаюсь вырваться из оков девушки, но она вновь отталкивает назад.
И я неуклюже цепляюсь пальцами за рукав ее платья, разорвав ткань от запястья до середины
локтя. Ариадна недовольно наклоняет голову.
– Довольно, – низким голосом бросает она, – сотри пентаграмму.
Это приказ. Принуждение. Однако оно не срабатывает. Я приподнимаю уголки губ и слежу
за тем, как лицо ведьмы искажает гримаса недоумения и злости.
– Я сказала, – повторяет она, притянув меня к себе, – сотри пентаграмму.
– Нет.
– Что ты сказал?
– Хочешь, чтобы я стал твоей собачонкой? – Я поднимаю руку и впиваюсь пальцами в
острый подбородок девушки. Она ждет ответа, а я шепчу. – Катись к черту.
В изумрудных глазах Ари вспыхивает ярость. Она приближается ко мне так близко, что я
могу разглядеть каждую рыжую крапинку на ее радужке. А потом мы замираем. Нас пронзает
странное осознание того, что наши лица находятся в миллиметрах друг от друга.
– Сотри пентаграмму, – едва слышно повторяет Ариадна, и ветер врезается в нас, как будто
мы два переплетенных дерева посреди пустыни, – сделай это, прямо сейчас.
– Нет.
Ее взгляд проникает куда-то внутрь моей головы. Я чувствую, что расстояние между нами
становится все меньше и меньше, что ветер свистит все громче и звонче, и я смотрю в ее
малахитовые глаза и вдруг ощущаю легкое прикосновение ее губ к моим. Тут же мы в
недоумении отстраняемся. Я едва не прохожу сквозь стену, а
Ари отступает назад, шумно игорячо выдохнув. Мы ничего не понимаем. Я должен убить ее. Я должен, должен.
Но потом что-то меняется. Я делаю шаг вперед, притягиваю девушку за талию к себе и
врезаюсь в ее губы пылким поцелуем. Я понятия не имею, что творю, понятия не имею, куда
улетучивается здравый смысл, логика, истина. Я яростно откидываю Ариадну к стене и вновь
целую, заключив в руках ее миниатюрное лицо, а она хватается пальцами за ворот моей
рубашки, будто боится свалиться навзничь, будто не может устоять на ногах.
Занавески срываются с петель. За окном полыхает молния. Грохот проносится такой
неистовый, что он отдается у меня в груди, у меня между висков! Но я не выпускаю из рук
Ариадну, я не могу, не могу. Стена покрывается трещинами за ее спиной, на нас сыпется и
крошится пыль, а мы не обращаем внимания, потому что превращаемся в животных.
Я разрываю рукав ее платья с диким рыком и припадаю губами к ее оголенной шее и плечу,
к ее тонкой ключице. Ари откидывает назад голову. И я слышу, как с ее губ слетает мое имя. В
этот момент я верю, что сжимаю в неистовых объятиях призрака, сжимаю того человека, которого уже давным-давно нет в живых.
– Я верну тебя домой, – шепчу я, покрывая поцелуями каждый сантиметр ее лица, – я
выполню обещание, я выполню его.
Ари кивает, или мне так кажется; возможно, со мной играет воображение, плевать. Я вновь
нахожу ее губы и прокатываюсь пальцами вниз по ее ледяным плечам, по локтям и по запястьям,
я чувствую, как подушечками пальцев касаюсь кривых, выпуклых шрамов и на долю секунды
раскрываю глаза. У девушки на правой руке оказывается череда красных рубцов разных
размеров. Я в недоумении морщу лоб, пытаясь понять, что это. Шрамы так идеально выведены,
сильной рукой. Они не были получены во время драки. Ари сама себя резала. Сама оставляла
зарубины, будто считала что-то. Я растерянно поднимаю голову и, тяжело дыша, покачиваю
головой.
– Что это? – Смотрю в глаза девушки и вижу ее пораженный и обозленный взгляд. Я
открываю рот, чтобы вновь потребовать ответа, но уже в следующую секунду она с рыком
взмахивает рукой, и я с невероятной скоростью отлетаю от нее на огромное расстояние.
Я врезаюсь спиной в противоположную стену и со стоном перекатываюсь на бок. У меня
перед глазами вспыхивают черные точки, и становится так паршиво, что звенит даже в ушах. Я
обессилено прикасаюсь лбом к холодному, мраморному полу, а затем Ари вновь взмахивает
рукой, и я вновь подлетаю вверх. Она кричит, а я ударяюсь сначала о потолок, а потом грубо
валюсь на пол, испустив хриплый стон.
Когда Ариадна Монфор в очередной раз поднимает руку, я уверен, что я не очнусь.