Смертельно безмолвна - 2
Шрифт:
Срываюсь с места, наваливаюсь на мужчину и отталкиваю его от себя.
Джиллианна хорошо стреляет. Я сам ее учил стрелять. Я знаю.
– Джил, стой!
Несусь. Несусь со всех ног. Прорываюсь к ней, словно она – единственный источник света,
словно она – оазис, посреди мертвой пустыни. Я бегу к ней, бегу! И вытягиваю руку как раз в тот
момент, когда Джиллианна сводит брови и решительно выпускает тетиву.
– Нет!
Стрела свистит в воздухе. Она проносится рядом с моим лицом, летит вперед, минув
искореженные от злости
невероятной скоростью парит в волшебном свете, который прорывается сквозь витражи, и она
вонзается в женскую грудь, насквозь пробив ребра.
Все замирают в безмолвии. Я замираю в ужасе. Отшатываюсь назад, будто пробитый
автоматной очередью, и сипло втягиваю воздух. Нечто подобное делает и Норин Монфор.
Стрела в ее груди не позволяет ей дышать. Женщина хватает дрожащими губами воздух, и
леденящий душу ужас вспыхивает в ее небесно-голубых глазах. Но она не сходит с места.
Норин Монфор продолжает стоять перед Ариадной, закрывая ее своим телом, она не могла
иначе, она не сомневалась, не думала. Она касается бледными пальцами крови, что, скатываясь
по ее свитеру, превращается в овальное пятно, и падает.
Я перестаю дышать, что-то ломается во мне, что-то взвывает нечеловеческим рыком. Но я
не могу произнести и слова. Никто не может. Молчание. Ари встает на ноги, не знаю, откуда она
находит силы. Но она встает. Смотрит. Не шевелится. Ее глаза заполняет мрак, я уже видел нечто
подобное. Видел эту черную дрянь, которая лишала Ари рассудка. Но в следующее мгновение
происходит нечто удивительное. Ошеломляющее.
По бледному лицу Ариадны неожиданно начинают скатываться угольные слезы.
Я подаюсь вперед в состоянии неподвластном описанию. Я хочу ринуться к ней, и я должен
это сделать. Но мои ноги врезаются в землю, когда Ари, схватившись пальцами за лицо, испускает неистовый вопль, который отдается в уголках церкви звонким эхом.
Я резко отворачиваюсь. Она кричит, сдавливая ладонями виски, и я зажмуриваюсь, я не могу
это слышать, не могу, не могу. Сломленный, мертвый голос девушки разрывает во мне каждый
орган, обнажает каждый нерв. Я смахиваю пальцами пелену с глаз и нахожу в себе силы вновь
посмотреть на Ари, и ссутулюсь. Ари, пожалуйста, я рядом! Я делаю шаг, а потом
отворачиваюсь, потому что она валится на колени и закрывает ладонями лицо. Не могу
заставить себя подойти ближе. Мои руки опускаются, словно во мне не остается сил.
– Норин? – Доносится голос Джейсона. Я поднимаю подбородок, а мужчина зовет ее.
Наверно, он не понимает, не хочет понять, что ее больше нет.
Джейсон начинает часто дышать. Резко поводит плечами, отворачивается, сжимает в кулаки
пальцы и зажмуривается, как будто пытается бороться с тем, что сильнее его.
Мне становится не по себе. Мне становится чертовски не по себе.
Я уверенно иду к напарнику, но торможу, едва из его горла вырывается
волчий вой.– Твою мать.
Я никогда не видел оборотней, никогда не осознавал до конца, что обозначают слова
Джейсона о том, что с ним не стоит связываться... но сейчас, когда он сдирает с себя кожу, становится в разы больше и покрывается черной шерстью, я понимаю, что дела плохи. Я в
панике отшатываюсь назад и перевожу взгляд на Ариадну. Она сидит над телом тети. И от ее
пальцев, то и дело, отскакивают красные искры. Здание содрогается от грома, что резко и
внезапно раздается за окном. Пол под ведьмой начинает шевелиться, и, в скором счете, покрывается тонкими трещинами, которые, словно паутина, расползаются по церкви.
Все вышло из-под контроля. Абсолютно все! Теперь я должен остановить Ариадну и
привести в чувство Джейсона, что кажется мне полным безумием, ведь мы не проиграли.
Мы потеряли Норин Монфор. Этой женщины больше нет.
– Ариадна, нет! – Восклицаю я и срываюсь места. Здание скрипит, звучит очередной раскат
грома, и витражи разом ломаются, обрушив на нас дождь из острых осколков. Мне становится
дико больно, и я морщусь от боли, но не перестаю бежать. Все это неважно. Не сейчас, не позже.
Я должен помочь Ари. – Пожалуйста! – Стены покрываются трещинами, и церковь стонет, словно подстреленное животное. – Остановись, не надо!
Я бегу к ней, видя, как огонь вспыхивает на ее руках, как она обезумевшим взглядом пялится
на свои ладони и неожиданно приближает их к своему лицу.
Что она собирается сделать? Что, черт возьми, она творит?
– Нет, – восклицаю я, вспомнив слова Хэйдана: «она извинилась, а потом схватилась
ладонями за лицо и сожгла себя заживо». – Ари, не делай этого!
Я перегоняю ветер, время, но внезапно на меня наваливается нечто тяжелое.
Я отлетаю к стене и отпружиниваю вперед, пытаясь удержать равновесие
– Что за...
Хочу выпрямиться, но через секунду меня порывисто впечатывают обратно.
Приподнимаю голову и вижу перед собой желтые глаза и клыки. Человеческое лицо,
изуродованное животными чертами... Это Джейсон. В его когтях застряло человеческое мясо, с
его клыков скатываются слюни и густые полосы крови. Он размахивается, зарычав так громко,
что у меня закладывает уши, а затем проходится когтями по моему лицу. Боль вспыхивает адская, и я испускаю стон и зажмуриваю глаза: дерьмо! Я ударяюсь головой о стену, чувствую, как кровь
скатывается по лицу, заливает глотку, и рычу:
– Это же я, кретин, – раскрываю глаза, – это я, Джейсон!
Оборотень впивается когтями мне в шею, дырявя кожу, будто тесто, а я повторяю:
– Это я! Это, черт возьми, я!
Он меня не слышит. Берется руками за мои плечи, тянет на себя, а затем вновь грубо ударяет