Смертельно безмолвна

Я ошеломленно пячусь назад и стискиваю зубы:

– Не подходи, – на пальцах вспыхивают искры, – не приближайся ко мне.

– Или что? – Ангельский голосок девочки прорывается внутрь моих ребер, а из дыры в ее голове тянутся толстые, густые линии крови. – Убьешь меня?

 - Замолчи.

– Ты поступила нехорошо, Ариадна.

– Заткнись!

– Сегодня ты убила не только меня. – Эби подходит ближе, а я отшатываюсь. – Ты не только заставила Мэттью Нортона прострелить мне голову... но и лишила себя последнего шанса на спасение.

– Меня не нужно спасать.

– Ты думаешь?

– Меня не нужно спасать! – Я наклоняюсь вперед, растопырив пальцы. – Убирайся.

– Нет. – Девочка хлопает густыми ресницами и поводит плечами. – Я всегда буду так близко, что ты будешь слышать мое дыхание, Ари. Мы станем хорошими подругами. Ты и я, ты будешь закрывать и открывать глаза, видя мое лицо, видя эту рану. – Эби прижимает пальцы к глубокой дыре, из которой торчат обугленные куски кожи, и улыбается.

Легкие сдавливает. Я задыхаюсь. Хватаюсь руками за волосы и покачиваю головой.

– Нет, – зажмуриваюсь, – нет, нет. Это неправда.

– Ты убила меня.

– Нет.

– Ты – чудовище.

– Закрой свой рот!

– Как ты могла так со мной поступить? – Я открываю глаза, а Эби оказывается прямо перед моим лицом. В нескольких сантиметрах... Так близко, что я замечаю полопавшиеся сосуды в ее глазах, заполнившие голубую радужку багровыми точками. – Ты - монстр.

– Тебя здесь нет.

– Увы, – Эби пожимает костлявыми плечами, – я здесь, в отличие от твоей души.

Она начинает смеяться. Детский смех разносится по лесу, поднимая ветер, заставляя птиц сорваться с веток. Я рассеянно пошатываюсь, обхватив себя руками за талию. Что-то во мне трескается. Где-то внутри. Я судорожно вдыхаю воздух, а он обжигает глотку. Мне нечем дышать! Я обессилено валюсь на колени, вонзаю ногти в запястье и с силой дергаю руку на себя. Тут же остаются ровные, глубокие ссадины, и я испускаю всхлип. Ударяюсь ладонями о мокрую землю, чувствую, как в груди растет нечто горячее, колючее, и нелепо зажмуриваюсь, будто это остановит механизм, предотвратит боль. Но ничего не меняется. В какой-то момент от моих рук отскакивают искры. Листья вспыхивают и загораются. Не знаю, как это контролировать, и просто наблюдаю за огненным ковром, который бежит от меня к стволам деревьев, забирается по веткам, ломает их и валит вниз. Поднимается дым. Ветер гоняет его по лесу, будто шерстяное покрывало, а огонь распространяется дальше и дальше. И я обессилено прищуриваюсь. Пожалуй, в этот момент я что-то чувствую. Но эта эмоция мимолетна, как яркая звезда, сверкнувшая на небе, и тут же исчезнувшая. Вокруг пылают костры, и я сижу посреди огня и не боюсь его. Я знаю, что огонь для меня опасен, но я принимаю его. Теперь нас что-то связывает: тяга к разрушению и отсутствие души.

***

Он паркуется под деревом. Машина глохнет, он выключает ближний свет, а я стою в тени сплетенных веток, и не понимаю, что делаю здесь. Что забыла в этом месте.

Сегодня мой день рождение, и внутри неспокойно. Мне чего-то не хватает, и дело не в окружении, не в моих поступках. Дело в чем-то конкретном. Мне всегда холодно. Никто не может меня согреть. Может, поэтому я здесь, потому что я не знаю, что я чувствовала к этому человеку, но я помню, что мне было рядом с ним тепло. Это абсурд, меня не должно волновать его существование. Но я ничего не могу с собой поделать... Меня тянет к этому парню мистической, подсознательной связью, которую нельзя объяснить.

Я открываю пассажирскую дверь, без спросу сажусь в салон. Глаза Мэттью Нортона вспыхивают презрением, недоумением, и я тут же взмахиваю рукой и приказываю:

– Притворись, что все как прежде. Притворись, что я прежняя.

Зачем я это делаю? Я не понимаю. Не понимаю! Это одержимость. Редкие вспышки в моей голове, которые обескураживают, берут под контроль мысли. Я смотрю на парня, а он откидывается в сидении и протяжно выдыхает:

– Что мне делать?

Растерянно свожу брови и отвечаю первое, что приходит на ум:

– Жить дальше.

Мэттью закатывает глаза, а я поддаюсь странному порыву и беру его за руку. Мэтт с интересом глядит вперед, сквозь лобовое стекло, и переплетает наши пальцы. Невольно. Я не могу не обратить на это внимание.

– Мой отец сегодня пригласил в дом мозгоправа.

– Что? – Я вскидываю брови. – Серьезно?

– Да. Решил, что мне пора пообщаться со специалистом.

– Наверно, он хочет, как лучше.

Притворяться хорошей не так уж и сложно. Наклоняю голову, а Мэтт хмурится. Мне вдруг кажется, что для этого парня сложности предстают даже в простых вещах. Он вечно что-то анализирует, думает. Я покачиваю головой.

– Ты слишком много внимания уделяешь мелочам.

– Так в этом ведь весь смысл.

– Смысл чего?

– Всего. – Он усмехается и переводит на меня сапфировый взгляд. Я замираю. Что-то в моей груди взвывает не своим голосом, переворачивается, и я морщусь. Нет. Это глупо и неверно. Я так не могу, и я не умею. – Ты поздоровалась со мной через тринадцать секунд, после того как села рядом на первом уроке биологии. – Ошеломленно поднимаю взгляд на парня и задерживаю дыхание. – Ты ненавидишь, когда я закатываю глаза. Морщишь нос, когда тебе что-то не нравится. Ты не можешь отличить комбайн от соковыжималки. И, да, ты поцеловала меня под песню Дэвида Боуи «День святого Валентина».

Я хлопаю ресницами. На фоне играет радио. Мэтт приближается ко мне и улыбается, я никогда не видела, чтобы он улыбался. Я недоуменно щурюсь, а он поднимает мою руку и касается тыльной стороны ладони своими теплыми губами.

– Если бы не все эти мелочи, я бы не влюбился в тебя, Ари.

«Не влюбился». Что... Что он говорит. Я свожу брови и резко отстраняюсь:

– Нет. – Зажмуриваюсь. Холод возвращается. Кидается на меня, будто голодный пес!

– Ари? Тебе нехорошо?

– Не трогай меня. – Я распахиваю дверь, но внезапно Нортон хватает меня за руку. Я растерянно оборачиваюсь, а он недовольно подается вперед.

– Какого черта ты делаешь? Куда ты убегаешь?

– Будет лучше, если ты смиришься.

– Что?

– Ари больше нет. – Я смотрю парню прямо в глаза, и он застывает. – Она умерла.

Мэттью в недоумение разглядывает меня, а я нервно прохожусь ладонью по лицу.

– Забудь об этом. Я не должна была приходить.

Я срываюсь с места и несусь вдоль темного парка, понятия не имея, что так пылает у меня в груди. Оно не должно пылать. Ведь я мертвая. Я пустая.

Холод сваливается на плечи, и я падаю под его весом. Я пустая, пустая.

Но почему тогда так больно?

***

Русоволосая незнакомка прижимает ладонь к моей груди, и я хмыкаю. Интересно, на что она способна. Видимо, ни на что, раз, чтобы одолеть меня, они дождались Йоль, и еще нарисовали вокруг магические символы. Они меня боятся.

Я не отрываю глаз от угловатого лица девушки, а затем что-то загорается в груди. Не понимаю. Повожу плечами, пытаясь стряхнуть неприятное чувство. Растерянно морщусь, сжимаю в кулаки ладони и ощущаю, как колючая энергия перетекает с кончиков пальцев незнакомки внутрь меня, впитывается в кожу. Начинаю часто дышать, но кислород словно не насыщает легкие. Что происходит? Я приоткрываю губы, испепеляю ведьму взглядом и понимаю, что ей все равно. Она даже бровью не поводит. Наступает на меня, сильнее руку к моей груди прижимает, и ощущение перевоплощается в ядовитую боль, которая свирепо растекается по венам и взрывается где-то в голове. В глазах щиплет. Я не могу... я не могу сопротивляться, начинаю чувствовать. Чувствовать! Это невозможно. Нет. Пытаюсь резко смахнуть слезы с глаз, но вдруг обращаю внимание на свое запястье. На нем порезы. Даже на локте есть порезы. Раны. Глубокие и не очень. Оставленные лезвием или ногтями... Что со мной, что заставляет меня так испугаться? Я неожиданно понимаю, как много людей не проснется, как много людей погибло по моей вине. Я убийца.