Смертельное танго

Хлопнула дверь ванной. Данила закрыл форточку, разлил чай по чашкам, положил на стол плитку черного шоколада.

Селена в банном халате, с чалмой из полотенца на голове, выглядела почти нормально. Если не принимать во внимание багровые следы на шее. Если не смотреть на содранную на запястьях кожу. Если не знать про кровавый знак на ее животе…

Трель дверного звонка нарушила затянувшееся молчание. Селена вздрогнула, испуганно посмотрела на Данилу.

— Я сейчас. — Он выкатился в прихожую.

На пороге стояла Элеонора. Данила совсем забыл о своем обещании позвонить.

— Где моя племянница?

— На кухне.

Элеонора молча покачала головой, не то расстроенно, не то сердито.

* * *

— Что случилось? — Тетя выложила на стол пачку сигарет, закурила, коснулась сначала запястья Селены, потом ее щеки.

Нужно ответить, нет смысла скрывать от тети то, что она и так узнает, но как же тяжело!

— Я знаю, с тобой что-то произошло. — Голос Элеоноры сделался настойчивым. — Чувствую.

— Оставь нас, пожалуйста, одних. — Селена перевела взгляд на Данилу.

Он молча кивнул, выкатился из кухни.

— Я закурю? — Селена потянулась за тетиными сигаретами.

— Кури.

У нее получилось не сразу, руки дрожали, зажигалка не срабатывала, сигареты падали. Где же взять силы на жизнь, когда сил не хватает даже на такую вот мелочь?..

— Я повторяю судьбу своей мамы. — Она наконец прикурила, глубоко затянулась горьким дымом.

Пальцы Элеоноры дрогнули, серебряные браслеты тревожно звякнули, но голос остался спокойным, почти будничным:

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Нет, я ничего не видела. — Рукавом халата Селена вытерла слезы. Это от сигаретного дыма, не от боли… — Знаешь, он действовал так… так поэтапно, точно настраивался на что-то. И все время что-то шептал. Что-то непонятное, похожее на латынь. Мне достался очень образованный маньяк, владеющий латынью. — Она усмехнулась, сделала еще одну затяжку.

— Он тебя изнасиловал? — спросила Элеонора, закуривая еще одну сигарету.

— Да. А потом… я думала, он меня убьет, а он вырезал какую-то спираль у меня на животе. Скажи, это что-нибудь значит? В этом… есть какой-то смысл?

— Не знаю, девочка. Ничего не знаю.

— Я тоже не знаю. Я знаю только одно — мне от этого никогда не отмыться.

— Ты справишься. Ты сильная.

— А моя мама была сильной?

— Нет! — Элеонора покачала головой. — Твоя мама была совсем другой. И рядом с ней не было такого мужчины, как твой Данила.

Да, ей повезло, у нее есть Данила… Селена встала из-за стола, подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу.

— Мне кажется, луна сегодня красная. Или я схожу с ума? — Она обернулась к тете.

— С тобой все в порядке. Сегодня лунное затмение. Луна, наверное, и в самом деле красная.

— А это что-нибудь значит?

— Не знаю, может быть, значит, а может быть, нет. Селена, а в тебе самой что-нибудь изменилось? Ты что-нибудь чувствуешь? Что-нибудь необычное?

— Я чувствую себя так, словно меня окунули в бочку с дерьмом. А больше — ничего. Мой дар, если ты о нем, не проснулся, иначе тот ублюдок не слез бы с меня живым! — Впервые за этот страшный вечер Селена ощутила еще что-то помимо боли.

— Это пройдет. Все рано или поздно проходит, любая боль.

— Это не пройдет! — Селена загасила сигарету, вернулась к столу, спросила срывающимся шепотом: — Ты можешь сказать, что будет дальше? Можешь мне погадать?

— Я уже пробовала — ничего не выходит.

— Видений тоже не было?

— Нет, было дурное предчувствие, но в этом нет ничего необычного, твой Данила тоже очень волновался. Он хороший парень, тебе с ним повезло.

— Да, мне с ним повезло, — повторила Селена. — Жаль только, что ему со мной не повезло.

— Не говори так. Он тебя любит и примет тебя любую.

— Откуда ты знаешь? Ты же не можешь читать наши судьбы.

— Для того чтобы это понять, не нужно быть ясновидящей.

* * *

Утро не принесло облегчения. Его женщины разъехались: Элеонора к себе домой, Селена на работу. Данила пытался работать. Не получилось. Кофе казался безвкусным, работа не двигалась, голова была занята одним-единственным. Часам к одиннадцати он не выдержал, позвонил Лемонтию.

— Можешь приехать?

— Уже еду, Оборотень. Сам хотел с тобой поговорить.

Они сидели на кухне, молча пили кофе.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Данила.

— Я понимаю, — Лемонтий кивнул. — Будем искать эту сволоту?

— Хочу попробовать. Давай еще раз осмотрим то место. При свете дня.

— А я уже вчера кое-что нарыл. — Лемонтий сделал большой глоток, поморщился, сказал с тоской в голосе: — Эх, сейчас бы пивка!

— Что ты нарыл? — Данила в нетерпении подался вперед, налетел колесом коляски на ножку стола. Чашки тихо звякнули.

— Давай для начала на месте осмотримся, а потом я тебе расскажу. Идет? — Оказывается, Лемонтий мог быть немногословным. — Собирайся, Оборотень!

При свете дня заброшенная стройка казалась самой обыкновенной. В городе таких сотни. В нагромождении строительных плит и мусора не было ничего пугающего. Они потратили час на поиски, но почти ничего не нашли. На промерзшей земле — никаких следов, только на «алтаре» — нарисованный чем-то черным спиральный лабиринт. Такой же, как на животе у Селены, только более тщательно и детально прорисованный.

Лемонтий потрогал холодный камень, брезгливо поморщился:

— Что за хрень такая? А, Оборотень? Может, он оккультист какой?

— Надо узнать, что означает этот символ. Сможешь? — спросил Данила.

— Надо — узнаем. В Интернете поищем, у людей поспрашиваем. — Лемонтий пожал плечами. — Это не проблема, я думаю. Меня другое волнует. Куда этот урод дел ее одежду?

— С собой унес?

— Тогда он не оккультист, а фетишист.

— Подонок он в первую очередь.

— Ну, это само собой.