Смертельный дозор

— Я помню, — кивнул Таран и замолчал.

Капитан неприятно поджал губы. Скомандовал Симонову одеться. Потом сказал:

— Я буду стоять на своем. Считаю, обоих нужно наказать. С точки зрения здравого смысла, тут все очевидно.

— Не соглашусь, — возразил Таран.

— Очень зря, — процедил Жуков и принялся сверлить меня взглядом. Потом заговорил: — я знаю, ефрейтор, что вы были в лесу. Знаю, для чего вы туда направились. И будьте уверены, я найду доказательства вашего глупого поступка.

Я нахмурился. Мне было безразлично, получится ли у Жукова уличить меня в драке. Важнее было то, чтобы присутствие Наташи в зоне, где ей быть не положено, не всплыло наружу. Придется приглядывать за капитаном, чтобы он не вынюхал лишнего. И начнет он с экипажа танка. Будет долбить их, пока не признаются. К счастью, Наташи они на том месте не видели. По крайней мере, я не заметил, чтобы кто-нибудь из танкистов заподозрил присутствие лишнего лица рядом с орехом.

Я снова попросил Тарана обратиться к капитану, и тот кивнул.

— Товарищ капитан, — начал я, — вы ратуете за дисциплину. Видите, что есть в нашем общем коллективе определенная напряженность. Позвольте поделиться с вами своим скромным опытом и мнением по этому поводу.

Жуков не ответил. Только посмотрел на меня как-то свысока.

— Безосновательные наказания разлагают дисциплину сильнее, чем открытая вседозволенность. А еще настраивают солдат против своих командиров, — холодно проговорил я. — В боевой обстановке это не допустимо.

— Что вы хотите этим сказать?

Жуков нахмурился. На светлокожем его лице заиграл румянец. От злости кровь прилила к щекам капитана.

— Вам следует в первую очередь заниматься своими подчиненными.

— Чего?!

— Селихов! — Бросил Таран, состроив строгое лицо, — это уже лишнее!

— Виноват, — холодно ответил я.

Жуков уставился на меня с такой злобой, что казалось, если б мог, прямо тут же попытался меня придушить.

— Старший сержант Симонов, встать, — вместо этого приказал он Сергею. Тот обреченно поднялся. — За мной.

— Есть.

Вместе они вышли из канцелярии.

— Ты, как всегда, — вздохнул Таран, — в своем репертуаре, Селихов.

— Виноват, товарищ старший лейтенант.

— Мало мне душманья этого у границы, так еще и танкисты безобразничают… — процедил Таран, — нет, большинство из них — отличные ребята. Скажем, со старшим лейтенантом Задоркиным мы общий язык уже нашли. Он предупреждал, что у капитана тяжелый характер. Что надо с ним поделикатнее. Но я и не ожидал, что Жуков так быстро проявит свой норов.

— Разрешите выразить мнение, — проговорил я.

— Разрешаю.

— Сейчас да, сложновато. Много новых людей на заставе. Но знаете что?

— Что?

— Хорошо это, или нет, но война сплачивает.

Таран грустно покивал.

— Я тоже думаю, Саша, что все мы тут вместе солоно хлебнем. Слышал такое выражение? «Дом, разделившийся внутри себя, не устоит».

— Слышал.

Таран хмыкнул.

— А ты образованнее, чем кажешься. Ну короче, вот этого я и опасаюсь. Опасаюсь, что дом наш разделится. И Жуков, кажется, предпринимает для этого все меры. Хоть сам этого и не осознает. Ладно, Саша. Свободен.

— Скажу тебе прямо, Селихов: я совершенно не согласен с решением Тарана.

Нарыв шел рядом со мной и Булатом, но держался на почтительном расстоянии.

С нашей с Симоновым драки прошла неделя. С каждым днем Булат креп и восстанавливался. У Пальмы же все ярче проявлялась беременность.

Нарыв перестал брать ее с собой на Границу и вместо нее водил Радара. Все чаще ходил он к шефу, в канцелярию. Видимо, решали, что делать с Пальмой и как преподнести новость о неприятном казусе, случившемся со служебной собакой, начальству.

— И раз уже тебя теперь ко мне в отделение перевели, — продолжал Нарыв, — раз уж я теперь твой непосредственный начальник, будешь делать все так, как я тебе скажу.

Я ухмыльнулся, глянул на Булата. Пес шел рядом, нервничал, что с нами Нарыв. Несмотря на то что бежал он на коротком поводке и в наморднике, все равно поглядывал на сержанта злым взглядом.

— Ну, тогда тебе придется орать мне, откуда подальше, — с ухмылкой ответил я Нарыву, — Булат неохотно выполняет команды, пока рядом кто-то чужой.

— И че? Надо приучать его к людям, если ты не понял!

— Ну вот, когда приучать начну, позову. На тебе буду отрабатывать, — пошутил я.

Нарыв недовольно забурчал что-то себе под нос.

М-да… С Нарывом у нас было напряженно. Вернее, у него со мной. Я почти не замечал сержанта, занимаясь своими делами. А вот Нарыв… Нарыв на меня серьезно закусил.

Знал я, что он очень обиделся сначала из-за того, что я заступился перед ним за Семипалова, а потом и подорвал командирский авторитет, когда мы искали геологов.

Обиделся он и не понимал, что по-другому я поступить и не мог. Наверняка думал, что просто рисуюсь. Выпендриваюсь.

А между тем, я не хотел, чтобы у всей заставы были проблемы, если б началась массовая драка. Тем более не хотел, чтобы поспешное и необдуманное руководство Нарыва в поисковой операции, вышло всем боком. Все же, на кону стояла жизнь Наташи. Да и не только ее.

За время на заставе я уже неплохо узнал Нарыва. Он был из тех людей, что прекрасно, я бы даже сказал, безукоризненно выполняет инструкции, но теряется в новой, непонятной обстановке. Да только Нарыв этого не видел. А если и видел, то гордость не позволяла ему признать такую свою проблему.

Мы поднялись к площадке для тренировки собак. Расположилась она над заставой, метрах в трехсот от нее. Тут высокий холм, росший от берега реки, переходил в приземистые скалистые горы, возраставшие к далеким вершинам Бидо.

На плоской макушке холма и разместили площадку. Она представляла из себя полосу препятствий с несколькими барьерами разных видов, высоким и низким бамами, «мышеловкой» — сеткой на низких кольях, для переползания под ней, мостом с неглубоким рвом и двухэтажной деревянной лестницей.