Смертеплаватели

— Я не из вашего мира! — перебила Аиса, рассекая воздух ребром ладони. — Я не понимаю! Мой — значит, только мой… Поколдуй! Оттолкни его от себя! Пусть тебя забудет! Тебе это просто. Зачем тебе его любовь? Он маленький глупый щенок, ты большая волчица… Наколдуй, чтобы только на меня смотрел!..

Печально-мечтательно усмехнулась лётчица.

— Волчица? Забавно… На языке моих предков по отцу волк — мгели, а мое родовое имя Мгеладзе… — Уже не опасаясь вызвать ярость, Виола взяла Аису за плечи, стиснула, заглянула в самые зрачки: — Нельзя колдовать, насиловать чужую душу, пойми! Человек, когда он вполне человек, должен быть свободен в чувствах и в выборе. И потом — честно говоря — знаешь, ведь я тоже не хочу его терять!..

Аиса задохнулась, не зная, что ответить; язык у неё отнялся от горя и гнева.

— Ни его, ни тебя не хочу терять, — сказала Виола с какой-то особой звучностью, напомнив сарматке Великую Матерь. — И я вас не потеряю, поверь. Обоих. И вы меня тоже не потеряете…

Отпустив подавленную Аису, добавила:

— Кстати… Если снова появится двойник… или вообще что-то непонятное… сама на него не бросайся, зови меня. Договорились?

Стало быть, знает… всё знает. Ну, как с такой поспоришь? Аиса послушно кивнула, не поднимая глаз. Ветер, словно обрадовавшись, сорвал с ветвей и закружил вокруг женщин последние багряные листы.

ХІ V. Виола и Алексей. Центральная Индия

Разве не восхитительно думать, что эволюция продолжает жить и что

дело её совершается, и что если предком своим мы имеем человекообразную

обезьяну, то потомками нашими в конце концов окажутся архангелы?

Артур Конан-Дойл

Алексей. Дивная страна: я в ней не был, но, конечно, знаю немало. Наверное, самая экзотичная на Земле. По крайней мере, была такой где-то до конца двадцать первого века. А мы где?

Виола. Годы 1980-е. Конец.

Алексей. С тем же успехом это могла бы быть эпоха Киплинга. Или царя Ашоки [84] .

Виола. Ну, нет. Вон, смотри, мотороллер. По-местному, скутер. И музыка из окон…

Алексей. А может, на мотороллерах приезжают туристы. И продают здесь магнитофоны. Вернее, меняют на алмазы. Кстати, выгодный был бы обмен — для обеих сторон…

Они идут через маленькую площадь в городке — просто кусок сухой утоптанной земли, почти весь в тени огромного тикового дерева. Сидя на подстеленном тряпье, трое-четверо мужичков передают друг другу самокрутку, явно не с табаком. За площадью — магазинчик сувениров с намалёванной от руки вывеской, дальше малый храм: вырезная арка ворот с лепными красными свастиками и тремя башенками, во дворе глиняный теремок (образ Шивы над дверью) и дремлющий рядом в шезлонге седой усач-жрец. Вдоль плохо вымощенной улицы, меж двух рядов белёных стен домов едет, виляя, велосипедист; пара женщин в сари несёт на головах корзины, голые дети возятся в куче песка рядом с отдыхающей горбатой коровой. Обрамлённые роскошными ресницами тёмные глаза коровы кротки, словно у святой. Магнитофоны в окнах вразнобой играют индийскую музыку. Жарко, беспечно и уютно; пахнет навозом, стряпнёй и сжигаемыми душистыми палочками — агарбати.

84

А ш о к а — правитель древнеиндийской империи Магадха в 268–232 гг. до н. э. Покровительствовал буддизму, известен первыми в истории призывами к миру между народами.

Алексей. Знаешь, о чём я вдруг стал думать — именно здесь?

Виола. Не имею привычки лазить в чужие мысли. Ну, так о чём же?

Алексей. О «Бхагавадгите» [85] . О том, что она имеет прямое отношение к Общему Делу.

Виола. Ну, брат, многое имеет отношение к Общему Делу. Но я, кажется, тебя понимаю.

Алексей. Чтобы ты, да не понимала! Ну да. У могучего воина Арджуны за возничего на колеснице — сам бог Кришна. Арджуна видит во враждебной армии кучу своих родственников и начинает тушеваться. Как, мол, я подниму руку на моего деда или тестя? А Кришна ему: руби, не тушуйся! Круши друзей и родственников, — всё позволено! Ведь тела — это только оболочки. Они рождаются, умирают… Вечен один лишь дух, а его не убьёшь. Так что делов-то — приблизить чью-то смерть!

85

«Б х а г а в а д г и т а» — религиозно-философская поэма в составе шестой книги эпоса «Махабхарата». Время написания — середина І тыс. до н. э., легендарный автор — мудрец Вьяса. Содержание поэмы составляет беседа воина Арджуны с возничим его колесницы, богом Кришной, перед началом битвы двух царских родов на равнине Курукшетра.

Виола. Да, древние индийцы иногда… (Проследив взгляд друга.) А-а! Это действительно интересно, когда видишь впервые…

По улочке, куда они свернули, идут старуха и девочка. Точнее, идёт старуха; девушка лет шестнадцати, темнокожая и толстогубая, передвигается более необычным способом. Сделав пару шагов, она простирается на пыльной вымостке — ничком, во весь рост, выбрасывая руку перед головой. Жёсткие вьющиеся волосы девушки при этом окунаются в пыль; её серо-пёстрое сари грязно, босые ноги словно обуглены. Терпеливо поднявшись, индианка доходит до того места, которого коснулись пальцы выброшенной руки — и вновь простирается. Так, словно гусеница, меряет она своим телом путь. Старуха же, идя следом, порой начиная бранить девушку (внучку, невестку?) за то, что та недостаточно вытянулась или слишком медленно, осторожно упала. Старческий голос сварлив и резок.

Виола. Паломничество по обету. Дандават — так называется эта поза: уподобление жезлу, палке.

Алексей. Да, я уже сам кое-что прочёл в её мыслях… Ну, нагрешила красотка! Километров двадцать ей вот так вставать и падать. Вокруг священной горы.

Виола. Нормально. Обход святыни — парикрама.

Алексей. Именно. И это возвращает меня к тому самому. К великой битве на Курукшетре… Смотри. Женщина мучает себя, чтобы искупить грех и добиться лучшего воплощения после смерти. Она хочет родиться вновь мужчиной, и притом богатым… Но более продвинутые индуисты никогда не придавали значения перевоплощениям, вообще всему материальному. Они додумались до понятия виртуальности или фантомности ещё несколько тысяч лет назад. И тогда же поняли, что мир по сути невещественен. То есть, то, на чём была основана уже наша абсолют-физика. Есть нечто вроде монады [86] , атом духовного начала. Он один истинен, а всё материальное, в том числе мы сами — мираж, майя…

86

М о н а д а — «единое», понятие, обозначающее в различных философских системах основополагающий элемент бытия. Существует понятие монады, как «атома психики».

Виола. Хм, — знаешь, кто этим пользуется вовсю? Викинги. Скандинавские драчуны. Большинство из них очень спокойно приняло своё воскрешение: мол, всё правильно, мы теперь эйнхерии — жители воинского рая, Вальхаллы. И тут же начали пировать, а потом жутким образом рубиться. А Сфера, конечно же, явила им бога Одина на троне, и всё прочее, о чём говорится в мифах. Раны заживают, отсечённые головы прирастают, можно снова пить вино и орать песни… наверное, им лучше всех. Никаких проблем.

Алексей. А вы что на это?

Виола. А мы ничего. Подождём, пока им надоест.

Алексей. Лет тысячу?

Виола (презрительно фыркнув). У нас впереди вечность.

Алексей. Ладно, пусть так. И какими же мы в неё входим?… Вот почему я вспомнил «Бхагавадгиту»… Мы, как Кришна, отменили понятие убийства. Сняли с людей Каинов грех.

Виола. И тебе это не нравится?

Алексей (с вызовом). Вот представь, не нравится. Нет понятия греха — нет и тормозов! Раньше знали точно: нельзя лишать жизни, увечить, причинять кому-то боль. Нет, — разумеется, убивали, калечили, пытали… но кого-то, может быть, поначалу одного из тысяч, эти запреты сдерживали. А потом, благодаря осознанию этих запретов, люди всё-таки сделали земную жизнь более гуманной. И построили Сферу. Что же мы делаем теперь?

Виола. Ну, и что же мы делаем?

Алексей. А то, что мне уже представляется милая картина. Садист-муж пробует на своей благоверной все способы казни, от банальной виселицы до какого-нибудь изысканного зашивания в мешок с котом и собакой. Она оживает, и всё по новой… Садисты-родители, садисты-друзья… ну, и так далее. И вообще, где теперь будет проходить граница между добром и злом? Ведь всё уравнивается, понимаешь?! Всё виртуально: палачи могут обняться с жертвами, у Лермонтова с Мартыновым вышла маленькая светская размолвка, и Эйхман не посылал на смерть миллионы евреев — так, попугал, и всё… можно его приглашать за стол в пурим [87] и поить сладким вином. Автоматическое прощение и приятие всех негодяев и чудовищ в истории Земли. Полная относительность… Что дальше? Куда идти?

87

П у р и м — весенний иудейский праздник, установленный в память о событии, описанном в Библии: спасении евреев от истребления Эсфирью, женой персидского царя Артаксеркса. Сопровождается обильным застольем.

Виола. А никуда. Здесь и присядем.

Они садятся на сильно нагретый солнцем, покрытый язвами цементный барьер. У ног их ступени сбегают к зеркальной, грязноватой воде озера. Оно заключено в прямые линии; вдоль берегов тянутся, громоздясь, оштукатуренные строения. Безлюдно; лишь полуголый старик в одном рваном дхоти, сухой и обожжённо-коричневый, с мазками белой краски на лбу, застыл поодаль в позе лотоса у самой воды. Близится закат, жара стала душной.

Виола. Знаешь, что рассказывают об этом озере? Его вырыла вместе с подругами прекрасная Радха-рани, вечная подруга Кришны. Причём, она и её подруги, пастушки-гопи, сделали это играючи, копая землю своими браслетами. У небожителей всё просто, всё игра — лила…