Смирительная рубашка для гениев

Потом видел себя со стороны: я совершенно голый лежал в ярком свете на операционном столе.

– Разряд!
– командовал кто-то громко и отчетливо.

Я чувствовал, как тело мое выгибается, как боль продирает его до самых отдаленных уголков. И одновременно видел это со стороны.

– Еще разряд!

И снова пронзающая боль... Глядя извне я понимал, что тело уже не принадлежит мне, и ему уже не важно то, что еще важно этим людям, суетящимся вокруг лежащего на операционном столе человека.

– Все, - сказал надо мной и в то же время где-то далеко мужской голос.
– Бесполезно.

– Может быть еще разряд?
– женский голос.

– Да бесполезно, плюньте... Он уже умер.

Глава 8

ПОХОРОНЫ

Я уже умер.

Я стоял перед массивной дверью, рядом оказался мужчина в черном костюме, в петлице пиджака увядшая роза, и весь он был унылый и какой-то безнадежный.

– Вам туда, - указал он на дверь.

Сам не понимаю почему, но мне не хотелось входить.

– Вам туда, - настойчивее повторил унылый тип.
– Туда...

Чуть еще помедлив, я открыл дверь и вошел.

Свет ударил в лицо, сощурившись, прикрыв глаза рукой, сквозь режущий свет я увидел... Нет, этого не может быть!... Я не верил, не мог поверить!..

Длинный, накрытый бордовой скатертью стол, за ним шесть человек в черных костюмах.

– Поздравляем, вы в новом проекте.

– Надеемся, вы вошли в проект по собственной воле.

– Вас никто не принуждал?

– Несмотря на то, что вы проявили себя человеком недисциплинированным, мы берем вас на поруки.

Я, щурясь, вглядывался в лица, а видел только тени; но это были они, те самые, уже не раз допрашивавшие меня люди. Их ничуть не изменила смерть, только переодела из белого в черное. Они говорили все так же - без пауз, без промежутков, задавали вопросы, но не ожидали на них ответов.

– Вы думали скрыться от нас, думали - смерть все спишет.

– Но это не так. Смерть это не выход, смерть это вход.

– В бесконечный коридор дверей и преобразований.

– Впрочем, вам, Четырнадцать Пятнадцать, этого не понять.

– Мы сделали исключение и включили вас в новый проект.

– Исключили и включили... Забавная тавтология... Вы должны быть нам благодарны за это.

– В прошлых проектах вы проявили себя далеко не с лучшей стороны.

– Вы совали нос не в свои дела.

– Портили имущество.

– Употребляли продукты не предназначенные для вас.

– Чем нанесли материальный ущерб.

– В этом проекте вас будут называть ну, например, Ангел.

– Хотя писатели далеко не ангелы.

– Пишут при жизни всякую ахинею, ведут скотский образ жизни, пьют, развратничают...

– Нет, Ангел для вас уже слишком, лучше будут называть вас Писатель.

– Мертвый Писатель.

– Там у вас любят мертвых писателей.

– Мертвым писателям там бы жилось хорошо.

– Нет, это для вас слишком, вы этого не заслужили, мы лучше будем называть вас Неизвестный Писатель.

– Ничего нет хуже для писателя, чем быть неизвестным писателем.

– Решено, с этой минуты вы Неизвестный Писатель.

По дорожке Богословского кладбища медленно двигалась похоронная процессия, под ногами шуршали опавшие листья, хрустел песок. Погода была словно специально предназначена для похорон: теплая и влажная, с пожелтевших деревьев, кружась, падали листья, легкий ветерок в кронах деревьев не достигал кладбищенских аллей. Осень вообще красивое время года, особенно на кладбище.

Провожавшие в последний путь скорбные люди с букетиками в руках медленно и печально шли по аллее. Не было вычурных помпезных венков с лентами "От Союза писателей Санкт-Петербурга", "От Администрации Санкт-Петербурга", траурного оркестра с трубачами и барабаном, зато было сразу два гроба. Их несли помятого вида мужчины к заранее вырытым могилам, возле которых уже скучали четверо могильщиков с лопатами. Где-то вдалеке слышалась сирена "Скорой помощи" - она то удалялась, то приближалась снова, как будто разыскивала кого-то между могил.

Гробы поставили на специально приготовленные козлы. Макс - распорядитель похорон, с серьгой в ухе и в дурацкой шапочке, больше подходившей для дискотеки, дал ханыгам, несшим гробы, по стольнику, и они ушли. Остались только близкие. Гробы открыли. В одном оказался Аркадий, бледный с ввалившимися глазами и подвязанной ремешком челюстью, в другом - Анжела. Смерть изменила ее мало, она лежала в гробу, как живая: напудренная, с румянами на щеках, алой помадой... только синяя полоса на шее говорила о ее противоестественном уходе из жизни.

Здесь собрались друзья Аркадия. Андрей, заплаканная подруга Макса, известная петербургская художница Лиза, беспрестанно утиравшая слезы и твердившая, словно бы в бреду: "Они уходят молодыми... моя лучшая работа... они уходят молодыми... такого никогда больше не будет..."; старый друг Аркадия, еще со школьной скамьи, Кирилл, постоянно куривший одну сигарету за другой; какая-то все время сморкавшаяся дальняя родственница Анжелы с хромым мужем. Чуть погодя подошел бывший сосед Аркадия Георгий Сергеевич в черном плаще с четырьмя красными гвоздичками, под руку с ним шла старушка в фасонистой шляпке и темных очках. Печальные, они подошли сначала к одному гробу, потом к другому, положили цветочки и с видом скорби на лицах отошли.

– Можете заколачивать, - сказал Макс-распорядитель, когда все желавшие попрощались.
– Хотя нет, подождите, - он подступил к гробу покойника, носившего имя Аркадий, и под недоуменными взглядами собравшихся опустил в него мобильный телефон.

– Я теперь в магазине мобильных телефонов работаю, а ему всю жизнь не хватало связи, - пояснил он свое действие.
– Теперь заколачивайте.

Могильщики подняли крышки гробов, но так и замерли с ними в руках.

По дорожке кладбища на всех скоростях с воем сирены, включенной мигалкой подкатила машина "скорой помощи". Из нее, весело галдя, вывалили несколько санитаров в белых халатах с пьяными раскрашенными девками. Один из них подошел к могилам.