Смирительная рубашка для гениев

– Кто там с замком балуется? Ты, что ли, Андрейка?

Меня снова принимали за какого-то Андрейку. Ничего хорошего это не предвещало.

– Меня Алексей Алексеевич случайно запер, - повысив голос, сказал я через дверь, поднимаясь с колен.
– Вы не могли бы мне помочь?

Замок щелкнул, дверь открылась, в кабинет вошла грузная женщина в белом халате с полиэтиленовым пакетом в руке.

– О!
– сказала она с доброжелательной улыбкой.
– Тебя, милый, заперли, а ты и перепугался. А я думала - Андрейка, шельмец. Везде успевает!

– Я тут к Алексею Алексеевичу...
– начал объяснять я, но женщина меня прервала.

– Он всегда всех забывает, сколько раз больных в кабинете запирал. А ты еще и без пижамки. На вот, надевай.

Санитарка достав из пакета протянула мне пижаму и тапочки без задников.

– Мне же сначала с Алексеем Алексеевичем нужно поговорить!
– возмутился я, понимая, что серьезно меня, кажется, не воспринимают.

– Поговоришь, поговоришь. Вон он, на отделении, - я же не могу тебя в таком виде пустить, - она оглядела меня с ног до головы.
– Ты мне всех больных перепугаешь.

Она принимала меня за психа - это точно. Но как быть в этой ситуации и как ее переубедить, я не представлял.

– Нет, не буду переодеваться, мне нужен Алексей Алексеевич, - твердо сказал я.

– Да я же тебе говорю, на отделении он... Гриня! Слышь, Гриня! Иди, помоги - тут мальчик артачится, одеваться не хочет!
– вдруг крикнула она в открытую дверь.

В кабинет вошел санитар с засученными рукавами докторского халата. Ростом он был не велик и вовсе не широкоплеч, но при первом же взгляде на него я понял сразу, что такой уговаривать и рассусоливать со мной не станет.

– Я бы хотел с Алексеем Алексеевичем...
– начал я упавшим голосом.

– Давай, родной, давай одеваться.

Гриня, привыкший ко всякому бреду, не слушая, тут же стал расстегивать мою куртку.

Я был в отчаянии. Понимая, что все пропало, вырываться, кричать, убегать бессмысленно. Я в психушке, и во мне никто, совершенно никто не видит и не желает видеть нормального, здорового мужчину. Никогда подобной ситуации в моей жизни не было, и... я стал раздеваться. Имелась еще слабая-преслабая надежда, что толстая санитарка не обманула, и Алексей Алексеевич ждет меня на отделении. Что б он сдох!.. А, может быть, действительно он с психом возится? Переодеваясь под надзором санитаров, я убедил себя в том, что Алексей Алексеевич ждет меня для проведения экскурсии. И вот даже санитаров с пижамой за мной послал. Больше нечего было делать, как самому поверить в эту чушь.

Гриня с санитаркой дождались, когда я переоденусь. Она взяла мои вещи, положила в мешок, спросив мою фамилию, написала ее на бумажке, приклеила к мешку и уложила туда вещи.

Гриня посмотрел на бумажку с фамилией.

– Писатель такой есть, - сказал он.
– Я его книжку читал "Роман о любви, об идиотах и утопленницах". Про наших, про психов книжка.

– Да, это я написал...
– сказал я, глядя на Гриню с надеждой во взоре.

– Ха!
– Гриня заржал и хлопнул меня по плечу.
– У нас таких писателей много! Ничего, вылечим! Будешь, как огурчик!

– А он и так у нас огурчик, - с любовью оглядывая меня, сказала санитарка.
– Ручку-то с тетрадкой ты с собой на отделение взять можешь. Ручку-то с тетрадкой не воспрещается, -увидев в моей руке тетрадь, сказала она.

– Куда его, на девятку?
– ехидно ухмыльнулся Гриня.

– Да ты что?!
– приняв всерьез, испугалась санитарка.
– На девятке ж совсем придурки! А он парень вроде ничего, давай на четвертое его.

"Ну, уж хоть не совсем к придуркам, и то радость..." - подумал я со злостью.

Мы прошли через небольшой холл, Гриня открыл какую-то дверь и втолкнул меня внутрь.

Глава 6

ГЕМОРРОЙ

Я стоял в длинном коридоре. По нему туда-сюда ходили умалишенные люди без определенного маршрута, возможно, у них в голове и был проложен маршрут, но посторонним казалось, что ходят они без смысла.

Вот, черт! Как это меня сюда забросило?! Кружилась голова, должно быть, от пережитого потрясения. Среди умалишенных я заметил мужчину в белом халате и подошел к нему.

– Новенький?
– сходу определил он.
– Не бойся, у нас хорошо.

– Я бы хотел поговорить с Алексеем Алексеевичем.

– С каким Алексеем Алексеевичем?
– поднял брови санитар.

– Алексей Алексеевич...
– я растерялся, не зная, что ответить.
– Ну, он главврач отделения, этого.

– А! Главврач Алексей Алексеевич Грякалов. Так его нет.

– А когда будет?

– В понедельник.

– В понедельник?
– растерянно повторил я - А сегодня какой день?

– Сегодня пятница.

– Пятница!!! Да вы что?!
– почти закричал я. Двое ближайших умалишенных шарахнулись в сторону, санитар напрягся, готовый в любой момент броситься на меня.
– Пятница...
– повторил, взяв себя в руки.
– Как же пятница-то? А понедельник когда?
– я понимал, что несу какую-то ахинею, но в том состоянии, в котором я находился, мне было простительно.

– Э!
– санитар остановил семенящего мимо лысого дурика в пижаме.
– Объясни человеку, когда понедельник, - и пошел, поигрывая дверной ручкой.

– И-и-и...
– заулыбался дурик, но объяснять ничего не стал, а полез корявым пальцем мне в бороду, я отбил его руку... и охренело осмотрелся по сторонам.

Я стоял в больничном коридоре, по обе стороны которого располагались двери палат, вернее дверей как таковых не имелось, остались только дверные коробки. Мимо прогуливались люди в пижамах и халатах.

"Вот, черт! Вот влип!" - даже страшно подумать, куда влип. Нельзя было допустить того, чтобы меня заставили переодеться и отвести сюда. Нельзя! Нужно было драться, царапаться, кусаться!.. Но только не это! Не это!!! Так тоскливо мне не было никогда в жизни, и никогда в жизни мне так не хотелось повеситься.

Я не замечал здесь ни одного нормального человека. Среди больных встречались лица с явной умственной отсталостью, озабоченные чем-то либо горделивые, но больше всего раздражали улыбающиеся и доброжелательные, а таких оказалось немало. Они сейчас меньше всего подходили моему настроению. Так и хотелось дать кому-нибудь из них оплеуху.

Через проем, ведущий в палату, низко наклонившись, чтобы не удариться о косяк, вышел человек в больничной пижаме неестественно высокого роста - почти в два раза выше любого из больных. Он был настолько велик, что при желании мог бы дотянуться рукой до люстры. Умело маневрируя среди гуляющих сумасшедших, гигант исчез за углом.