Смоленская Русь. Княжич 1

Судостроение, во многом новых для Смоленска типов судов, сумело приобрести сходу такой размах и масштаб, ясное дело, не без моего участия. Всю минувшую зиму Гавша Стоянович вместе со своими мастерами занимался модельным строительством, с последующими испытаниями малоразмерных макетов галер и дощаников. Строительные технологии на этих моделях в черновую были отработаны, учтены и исправлены все допущенные ошибки и экспериментальным путём расшиты все «узкие места».

Со дня моего первого посещения, верфь, вследствие обрушившейся на неё огромного «госзаказа» и поставок лесоматериалов, сильно разрослась в размерах и теперь вытянулась вдоль берега Каспли на целый километр. Кроме, собственно говоря, доков, здесь присутствовали также заготовительные склады, забитые грудами сырых пиленых досок и брусьев, а также склады готовой продукции, туда древесные материалы поступали после спецобработки дёгтем или смолой в смолокурнях. Смолокурни располагались под навесами и дымили так, словно там бушевали пожары. Чугунные котлы, тоже, кстати говоря, моего производства, вставленные в зевы печей, булькали исходящим жаром, дурно пахнущим дегтярным варевом. Рабочие верфи черпали вёдрами дёготь и шустро обмазывали костяки будущих судов сейчас зияющих огромными провалами.

– А вон княжич, погляди, там мы лыжины для сталкивания судов в реку ладим, – для меня проводил персональную экскурсию владелец верфи.

Я перевёл взгляд в указанном направлении. Действительно, по склону берега, прямо к реке рабочие укладывали из брёвен лежачие спуски. Рекламировать готовые суда, по естественным и понятным причинам главный корабел и по совместительству владелец предприятия ещё не мог, а потому, показав первым делом каркас строящихся судов, теперь водил меня по всей верфи, по ходу комментируя виденное.

– Здорово тогда ты, прошлым летом, Владимир Изяславич, подсказал мне вбить в дно ряжи для противольдинной защиты. Минувшей весной я и горя не знал! Ледоход плотбища моего совсем никак не задел и не порушил!

– А раньше, что, так сильно тебя ледоход донимал? – спросил я, чтобы поддержать беседу.

– Что ты! – взмахнул руками Гавша Стоянович. – Конечно, год на год не приходится, но почти каждую весну отстраиваться чуть ли не заново приходилось!

По моему совету прошлым летом корабел вбил в дно сваи, частично перегородив течение Каспли, и засыпал эти сваи битым камнем. В результате получилась искусственная речная гавань, надёжно защищающая верфь от опасных и разрушительных весенних ледоходов.

Глава 10

Глава 10. Май 1234 г.

С улицы доносились ставшие уже год как привычные для моего слуха звуки старинной пасторальной жизни просыпающегося города. Сначала один колокол Успенского собора затянет медленный протяжный благовест, ему, не спеша, отвечает той же тягучей мелодией колокол Свирской церкви, на его зов за Днепром откликается звучный медный голос моей Ильинской церкви, а в перезвон зазвонивших колоколен Торговой площади вплетается далёкий благовест Смядынского монастыря, и вскоре начинает дружно звенеть уже весь город. Но тут вдруг колокольную музыкальную гармонию разрушают вновь начавшие работать тяжёлые подвесные молоты моего заводского подворья.

Присутствующий в моём кабинете Изяслав Мстиславич, услышавший новые дисгармоничные звуки, невпопад встроившиеся в музыку колоколен, лишь сморщил лицо, бросив на меня недовольный взгляд.

– Отец, сам понимаешь, у нас запущен металлургический процесс непрерывного цикла, поэтому простаивать производство не может даже по праздникам, – с извинительными нотками в голосе ответил я на молчаливое обвинение князя, хорошо читаемое в его взгляде.

Тот лишь обреченно махнул рукой.

– Ладно, сыне! Сказывай, зачем меня вызывал, что ещё задумал?

– С твоего дозволения, отец, хочу начать выпускать монеты! – я натянул на себя, в последнее время ставшую привычной личину торгово– пиар– рекламного агента, расхваливающего и расписывающего клиенту все невероятные качественные плюсы своего товара, как мнимые, так и реальные.

Несложное оборудование для чеканки серебряной и латунной монеты было уже изготовлено и представляло из себя всё те же падающие молоты с установленными на них монетными печатными формами. Сделать более сложный станок, пока совершенно не было времени.

Вначале я планировал ввести в оборот медные деньги, но чуть подумав, отказался от этой затеи, незачем облегчать жизнь будущим фальшивомонетчикам. Недолго покумекав, решил остановиться на латунных деньгах. Вообще, я здесь не был первопроходцем. Латунные монеты начали чеканиться ещё во времена Римской империи, и они неплохо себя зарекомендовали в торговом обороте. Этот сплав намного лучше меди держит штамп, а самое главное, в Европе утерян способ получения металлического цинка. Металлический цинк получить достаточно сложно, здесь не подходят обычные способы плавки руды с углём, так как при доведении до высокой температуры цинк кипит и в виде паров уходит вместе с дымовыми газами. Поэтому необходимо улавливать и конденсировать пары в глиняных сосудах, то есть необходима дистилляция для получения металла цинка в свободном состоянии. Это означает, что латунь на данный исторический момент – сам по себе уникальный товар, что в планируемой денежной реформе играло мне только на руку. Любой металл ценен сам по себе, а эксклюзивный – и подавно!

Цинк получили в изрядном количестве из импортных оловянно–свинцовых руд. Эта импортозависимость, пожалуй, пока самое слабое место во всей моей инновационной денежной программе. Но до карельских, и уж тем более Уральских рудников, я пока всё ещё не мог дотянуться по вполне понятным и объективным причинам. Оставалось лишь создавать стратегические запасы цинка и даже не помышлять о других перспективных аспектах его применения, в той же оцинкованной стали.

Для проката латунного листа изготовили новый прокатный стан. Собрали «Вольтов столб». Матрицу вырубного штампа подвергли электрохимической обработке. Принятый на службу ювелир, владеющий рядом сложных технических приёмов: литья, свободной ковки, волочения, прокатки, тиснения, чеканки, гравировки, паяния, золочения, выемчатой эмали, термической обработки меди, бронзы и другими полезными навыками нанёс на стальной штамп нужное изображение, а затем штампы «до ума» довели наши химики.

Необходимо было как можно скорее заканчивать с меновой торговой и вводить, вместо шкурок животных, часто используемых при розничной торговле, металлическую монету. Главное потом не брезговать брать ей налоги, иначе население её не примет. Этот шаг должен серьёзно и кардинально повысить товарность смоленской экономики.

На улице весело накрапывал тёплый майский дождик. В тереме собрались банкиры и некоторые иные мои бояре–компаньоны. Им были продемонстрированы новые монеты, а затем я выступил с импровизированным докладом по теме «политэкономика денежного обращения».

– Поступление серебряных монет в последние годы и десятилетия из ромейских земель и стран Востока постоянно сокращается. Главная причина – латиняне, засевшие в Константинополе. Если так дело пойдёт и дальше, то скоро мы можем окончательно и бесповоротно вернуться только к меновой торговле, как наши далёкие пращуры. Киевские князья уже почти как 200 лет перестали чеканить монету. Русская торговля ветшает и откатывается назад. Места русских купцов занимают немцы и итальянцы.

Собравшиеся начали поддакивать и грустно вздыхать.

– А что мы можем здесь поделать? Те же итальянцы не токмо византийскую торговлю перехватили. У них есть прямой выход на Александрию, куда басурмане по «дороге пряностей» свозят свои товары со всего Востока! Итальянцы их покупают, а потом перепродают по всей Европе, а в особенности на ярмарках Шампани. Никак не мочно нам энту торговлю перехватить! – эмоционально высказался директор «РостДома» Юрий Захарьевич.

– Правильно, – поддержал я своего главного банкира. – Но, кроме того, у нас нет своего серебра, и мы не можем, как богемские рудокопы откапывать серебро прямо из земли, но деньги в торговом обороте нужны. Вот поэтому, одним из способов оживления торговой жизни должны стать латунные деньги!