Смоленская Русь. Княжич 1

Собравшиеся часок бурлили, задали ещё кучу уточняющих вопросов, пока я не услышал сакраментальное:

– Княжич, мы все согласны на латунные деньги, от нас–то, что требуется для ентого?!

– Смоленский князь не возражает против ввода в оборот новых монет, текст закона «О серебряных рублях, латунных копейках и полушках» я уже составил. Осталось принять этот закон и внести изменения в налоговых сборах. Дело осталось за общегородским вечем! Как вы видели, у меня всё для начала производства готово, поэтому переговорите с другими боярами и купцами, епископом, убедите их в нужности и полезности новых монет.

Раздалось со всех сторон:

– Обговорим, княжич, будь спокоен!

– Тогда через пять дней Изяслав Мстиславич соберёт в своём тереме всех ближних бояр по этому вопросу, а ещё через несколько дней вынесет этот вопрос на общегородское вече. И уже с началом осени треть всех княжих налогов будет взыматься только латунной монетой. Текст закона я вам всем раздам – читайте, потом обсудите с князем и меж собой. Мы должны все постараться, объяснить «вятшим» и «мизинным» людям города всю выгоду и открывающиеся возможности, чтобы на голосовании нас не прокатили!

– Не сумлевайся княжич! Примет вече твои новые деньги! Сами спать не будем, всех своих людей подключим, но дело это провернём!

Свой политликбез, для пущей важности, закончил цитатами из церковных синодальников:

– Как написано в Паралипоменоне «И утвердил Господь царство в руке его, и давали все Иудеи дары Иосафату, и было у него много богатства и славы». Мы с вами, господа, на верном пути, ведь как сказано ещё мудрыми греками – «Почитание Господа и смирение приводит к богатству, чести и истинной жизни».

Собравшиеся толстосумы, с религиозной придурью в голове, одобрили мои слова согласным гулом своих голосов. А через неделю Вече приняло новую «харатью», кто бы сомневался!

Пробные партии монет получались качественными – на аверсе обозначался номинал, на реверсе красовался всадник с копьём, гурт имел резцовую насечку, чтобы было сразу видно порченую монету, – так выглядели латунные копейки и серебряные рубли. Копейка весила одну сотую часть «рубля» – 0,68 г. Из стандартного серебряного слитка гривны, весившей 204 г., получалось ровно три серебряных рубля, то есть рубль весил 68 г. Одна латунная копейка весила 0,68 г. Но в одном серебряном рубле было только 10 латунников, и так получалась, что одна латунная копейка (весом 0,68 г.) по официальному обменному курсу менялась на 6,8 г. серебра. То есть номинально одна новая латунная копейка приравнивалась без малого к трём старым серебряным ногатам (1 ногата весила 2,5 г. серебра). Такие обменные курсы были для СКБ крайне выгодны, позволяя банку зарабатывать только на чеканке монет. Серебряных рублей я планировал выпускать по минимуму, основной упор, делая именно на латунные копейки. Через два месяца к копейкам добавилась ещё более мелкая разменная монета – латунная полушка, весом 0,17 г.

В Гнёздово, ситуация с военной подготовкой более–менее входила в норму. Из первоначально призванных трёх тысяч новобранцев – около тысячи человек были так или иначе списаны в течение первых шести месяцев военного обучения. Причины самые разные – от дезертирства до трудноизлечимых травм. Ещё 500 человек, хоть и завершили обучение, но были направлены в запас, в создаваемую с нуля "посошную рать". Запасниками стали лица не очень подходящие нам по своим психофизическим критериям. Иными словами все они не вполне вписывались в армейскую жизнь – либо плохо выдерживали нагрузки с распорядком дня, либо тихо, тем или иным способом саботировали службу. Все запасники были поставлены на учёт, в качестве премии им был выдан бесплатный сельхозинвентарь. В будущем "посошную рать" я намеривался использовать для крестьянской колонизации враждебных и опасных пограничных земель, создав из них нечто вроде прообраза русского казачества или ланд милиции. Оставшиеся служить полторы тысячи человек были разбиты на пять батальонов по 300 человек в каждом.

В конце месяца личный состав всех пяти батальонов принесли клятву верности в присутствии Изяслава Мстиславича и осветивших её представителей церкви. Текст присяги я сочинял при консультативной помощи своего духовника. Пехотинцы публично, повзводно, поклялись Богом, Христом и Святым Духом, что будут усердно исполнять приказы князя и его наследника, никогда не сбегут с поля боя и в роковую минуту не откажутся умереть за своего князя и Смоленское княжество. Также в тексте клятвы были слова о том, что поклявшейся никогда не бросит товарищей ради собственного спасения, никогда не покинет места в строю, кроме как по исполнении приказа. Затем после торжественной литургии расчувствовавшийся Изяслав Мстиславич в приказном порядке закатил пир для всех «своих» пехотинцев.

Возобновить прерванную ратную учёбу удалось только через трое суток. Чтобы внести в учебный процесс разнообразие, я ввёл в учебную программу игры в регби. Команды–взводы ежедневно играли друг с другом, а уже осенью начали проводиться целые турниры. Эта игра идеально развивает все группы мышц, а также командное взаимодействие. Зацикливаться на чём–то одном вредно для любого вида деятельности, а смена этой деятельности время от времени всегда идёт только на пользу. В других армиях внимание переключалось при помощи кабаков и продажных девок. И в Гнёздово подобный женский контингент уже появился. А после того, как я начал выдавать регулярное жалование младшему командному составу и денежные премии отличившимся в учёбе подразделениям введёнными в торгово–денежный оборот латунными полушками, их численность возросла многократно.

Младшему командному составу разрешено было обзаводиться семьями и покупать или строить вблизи военного городка собственное жильё. А рядовым открытым текстом намекнули на следующий осенний набор, вследствие чего они сами вскоре станут младшими командирами со всеми им положенными льготами.

Командные игры я ввёл в обиход и для другой цели – они неплохо помогали сплачивать коллектив. Ведь недаром я внедрял и словно мантру вдалбливал в головы командиров и бойцов жёсткую индивидуальную привязку каждого бойца к чётко определённому подразделению, будь то звено, отделение, взвод, рота, батальон, полк. Это требовалась не только с целью упрощения управления ими во время боя или их перемещений при переходах на местности. Здесь таился ещё один наиважнейший и незаметный на первый взгляд фактор – фактор "боевого братства". В коллективе того же взвода, с которым ты проводишь вместе, неотрывно друг от друга месяцы и годы, незаметно для себя ты со временем просто "срастаешься" с ним, он становится твоей семьёй. И во время сражений каждый ратник будет биться не только за князя или абстрактные понятия вроде государства, народа и Отечества. Прежде всего, он будет биться за парней стоящих рядом с ним в одном строю, за тех, кто стал его семьёй, кто делил с ним все радости и невзгоды. В таком случае смалодушничать и сбежать от своих боевых товарищей во время боя он просто не сможет. Большинство ратников в отделении лучше умрут в строю, но не сделают шаг в сторону! Иначе они не только покроют себя вечным позором, но и совершат самое ужасное – откроют для врага незащищённые бока и спины своих друзей, ставших, за время службы ближе родных братьев.

Подобный эффект в смазанном виде ещё можно наблюдать в конных дружинах князей. Почему в смазанном? Дружины довольно большие, достигающие несколько сотен, и внутри них образуемые стихийно мини–коллективы могут быть размазаны во время конных атак и перестроений. Не всегда друзья во время боя могут оказаться рядом плечом к плечу. Да и сама конная сшибка весьма разрежена в пространстве и даёт совсем не тот эффект общности по сравнению с пешим плотным строем. Вот поэтому–то шайки викингов, их лодейные рати, крепко сбитые и связанные вдобавок кровными узами, зачастую оказывались сильнее превосходящих их по численности пеших ополчений собранных с бору по сосенке. Очевидно, что "боевое братство" это не пустой звук, и оно никогда не возникнет, если постоянно тасовать составы подразделений между собой. Потому–то я и создавал чётко структурированные, спаянные коллективы, которые будут воевать не только за страх, но и за совесть. Управляемость войск чрезвычайно важна, но не стоит её переоценивать и тем более противопоставлять боевому слаживанию и сплочению коллектива. Это всё две стороны одной медали.

Всю важность групповой идентификации одними из первых осознали ещё древние римляне. Легионер наиболее эффективно действовал в бою, будучи в своей "центурии" и особенно в рядах своего родного "контуберния" – отделения из восьми человек. Простой легионер проводил вместе со своим отделением годы и десятилетия своей сознательной жизни. Они жили в одной комнате в казармах, скидывались на покупку продуктов, готовили и ели из одного котелка, проводя вместе сутки, месяцы и годы напролёт. А потому неудивительно, что и в бою легионеры дрались в первую очередь за своих друзей, во имя их жизни и здоровья, а уж потом за трофеи, за Империю или "общее дело" – республику. Всю важность сохранения и дальнейшего развития в рядах легионов "боевого братства" мудрые римляне осознавали не только на интуитивном уровне, но и на вполне практичном. Недаром, для обозначения единства солдат появились такие эпитеты как "коммилицио", "комманипуляри" и т.п. И случаев, где в самых ярких красках проявлялось это самое пресловутое "боевое братство" в римской истории не пересчесть!

Увы, но у нас сейчас в этом плане всё намного сложнее. В русских городах с их неупорядоченными и не слаженными городскими полками у ополченцев дело было "швах" и с точки зрения их управляемости, а также с "чувством локтя". Впрочем, сложно ожидать чего–то большего от вчерашних мирных ремесленников или от простых рабочих. И не ожидали князья от этих городовых полков особых подвигов. Используя их, в лучшем случае, в качестве массовки, а в худшем – в роли "пушечного мяса", заслуженно отводя "первую скрипку" слаженным княжеским и боярским дружинам.