Смоленская Русь. Княжич 1

– Инея, двадцать лет, вдова кожемяки. Муж ея три седмицы назад преставился. Он был должником боярина Вошкина. Долг отдать не успел, а потому его кожевенная мастерская вместе со всем хозяйством перешла к боярину. Инея с детьми (у неё две дочери) подалась на вольные хлеба. Позавчера сама пришла к твоему ключнику и составила с ним ряд. Теперь она состоит среди твоих, княжич, челядинок. Вроде всё сказал!? – бодро отрапортовал Лют.

– Её детям сколько лет?

– Одна четырёх лет от роду, вторая – годовалая.

– Инея сейчас, я так понимаю, ни с кем не сожительствует? – уточнил на всякий случай.

– Да как можно! – округлил глаза "конюший". – Траур держит!

– Спасибо, Лют! Я пойду вздремлю, а ты, будь добр, позови Инею прибраться у меня.

Лют с непониманием глянул на меня (редко когда я позволял себе устраивать послеобеденную сиесту), потом видать до него кое–что дошло, и он хитро оскалился, но вслух спрашивать или размышлять ни о чём не стал, поспешно удалившись.

Из–под чёрного платка выбивались густые, тёмно–русые пряди волос. Подол своей юбки Инея закатила до колен. Смачивая в ведре половую тряпку, она мыла пол, непринуждённо при этом виляя своим аппетитным задом. За работой девушка слегка раскраснелась, став ещё более привлекательной. От взыгравших гормонов я стоял как пьяный, меня слегка потряхивало. Не в силах больше себя сдерживать, я резким движением выпрямил и развернул её в свою сторону. Прижав испуганную девушку к стене, я впился долгим поцелуем в её уста.

Инея лишь удивлённо моргала расширившимися глазами, нисколько не сопротивляясь моей внезапной атаке. Мои руки свободно "гуляли" по её стройным бёдрам, а губы целовали шею, медленно спускаясь вниз.

– Ах, грех какой! Стыдно ..., – пыталась она что–то невнятно лепетать, когда я, наконец, добрался до её груди.

– Ты в этом греху не виновата, он на мне будет, – шёпотом успокаивал её, – недаром сказано "Не согрешишь – не раскаешься, не раскаешься – не спасёшься ...", – говорил я и аккуратно при этом, заваливал её на постель.

Мои приключения с Иней, вызвали у меня раздумья на предмет, чтобы ей такого–этакого подарить, и невзначай напомнили мне о прошлогоднем общении с итальянцем и всплывшем тогда моём намерении сделать духи. Купленных лимонов для начала какого–то серьёзного производства оказалось слишком мало, тратить их на эксперименты я тоже не стал – времени на это не было.

Совсем другое дело живица (трепентин), получаемая с помощью надрезов на стволах сосен, её имелось в округе бесплатно и с избытком. Горшками, куда стекала живица, был увешан весь Гнёздовский сосновый бор, с недавних пор находящейся под охраной от вырубки. При перегонки с водяным паром живица разделяется на дистиллят — живичный скипидар и остаток после его отгонки – канифоль, используемая, главным образом для производства сургуча, лаков, обувных кремов, при пайки и в других целях. На канифоль я и не думал посягать, для выделки духов мне нужны были только живичный скипидар, разведённая серная кислота, сода и разбавленная водой азотная кислота А вот селитру, для приготовления азотной кислоты, действительно было жалко тратить на парфюмерию!

– Красота требует жертв! – я горестно продекламировал вслух, под удивлённые взгляды суетящихся рядом лаборантов.

– Что, княжич? – недоумённо спросил Прибиш – пятнадцатилетний сын смоленского плотника, попавший в самый первый набор «дворянской школы», с недавних пор ставший главой всех моих химпроизводств.

– Я говорю, что азотной кислоты надо влить вдвое больше объёма живичного скипидара.

– А! Ясно!

Прибиш сноровисто проделал все требуемые манипуляции с маслом и кислотой, торжественно поместив сосуд с булькающим содержимым в деревянный бачок. Сам сосуд с реактивами был прикрыт специальной дырявой крышкой, из которой торчала трубка, служащая для отвода газов.

– Теперь отнесите всю эту бодягу под навес и залейте в бачок холодной воды! – Распорядился я, в очередной раз, прокручивая в голове когда–то прочитанную рецептуру духов из книг и статей типа серии "Сделай сам!".

– Под навес? Ядовитые газы? – с пониманием дела спросил молодой помощник главы химпрома.

– Они самые!

– Очень сильно ядовитые? – обеспокоился Прибиш.

– Не особенно, сразу копыта не отбросишь, – усмехнулся я, – но лучше ими не дышать!

Двое помощников Прибиша аккуратно подняли деревянный бачок, придерживая одной рукой сосуд с растворимой смесью, и понесли в указанное им место.

– Владимир Изяславич, долго ли выдерживать? – снова привлёк к себе моё внимание Прибиш.

– Пару дней! Смесь надо периодически встряхивать, но при этом, как только начнут выделяться коричневатые газы – сразу прекращайте и опускайте сосуд назад в холодную воду.

В следующий раз в лаборатории я появился точно в срок. В моём присутствии вскрыли крышку сосуда. На нас сверху глянула красновато–коричневая, вязкая, пенистая масса. Для нейтрализации этой реакционной массы, избегая слишком активного вспенивания, в неё аккуратно влили раствор соды, а затем всё это перелили в чашу. Верхний маслянистый слой отчерпали ложками, нижний, с непрореагированными остатками азотной кислоты удалили при помощи кожаного шланга. В отделенную вязкую массу долили разбавленной серной кислоты и поставили эту смесь с обратным холодильником греться примерно на час. После охлаждения её снова нейтрализовали раствором соды. При этом действе все присутствующие почувствовали сильный запах сирени.

К моему сожалению, чистого запаха получить не удалось. В сиреневом аромате всё же присутствовали запахи непрореагировавшего скипидара и различных примесей. Но, как вскоре выяснилось, это только меня подводило обоняние, искренне считающее, что получившийся букет ароматов не тянул на гордое звание духов. И покупатели – нагрянувшие русские, а в мае иностранные купцы, а затем и потребители – опять же, как наши, так и забугорные, нахваливали сиреневые духи. Мои опасения оказались напрасными! Скорее наоборот, малое присутствие неизвестного терпкого запаха, в глазах местных ценителей парфюма, придавало этим духам лёгкую, так сказать, пикантность. Чуть подумав, я пришёл к неожиданному для себя, но всё объясняющему выводу. Ведь в эти века скипидар ещё никто, кроме нас, не производит! Поэтому абсолютно никто не видит и не предполагает какого–либо криминала в том, что на аромат сирени накладываются посторонние, еле уловимые запахи. Они и слов–то таких не знают, не имеют об этих алхимических жидкостях ни малейшего понятия. Ещё очень не скоро исходящий от человека запах того же скипидара будет ассоциироваться с какой–то рабочей профессией и грязным производством. А раз так, то моим сиреневым духам лёгкий скипидарный запашок, в фигуральном, да и в буквальном смысле, лишь прибавлял ценность.

Полученное нами душистое вещество, вроде его в будущем "терпинеол" называли, пошло не только на "сиреневые духи", но и на отдушивание мыл. Все остались довольны! Европейская, да и русская, "гламурная" общественность, получив в свои загребущие ручонки новые товары, восприняла их на ура. Мне тоже было грех жаловаться, так как "понты" во все времена стоят дорого.

Для этого производства я организовал очередное паевое товарищество под не очень оригинальным, на мой взгляд, названием – "Арома". Одному из лаборантов, участвовавшему в создании экспериментальной партии духов с мылом, и набранным им впоследствии главным мастерам я выделил 10–ти процентную долю в новом предприятии. Ещё 20 % паев получили четверо заезжих, но очень пронырливых пропойских купцов, приехавших в Смоленск за мылом. Хотя зачем оно им, они и без него, куда хочешь залезут! Ещё в начале этого года пропойские купцы, что характерно, без мыла, пролезли в состав купеческой "СПТП". Ну и в апреле, после ледохода, приплыли на переговоры со мной, чтобы, так сказать, закрепить успех. И так получилось, именно на их суд были вынесены "сиреневые духи". Таким образом, я подстраховывался, не хотелось опозориться, в случае чего, перед смоленскими пайщиками. Хотя гнёздовские работники получившиеся духи с первого дня хвалили, но я их мнению не особо доверял. Поэтому, подъехавшие ко мне по деловым вопросам пропойцы, пришлись как нельзя кстати.

Как говорится, мужики загорелись, сходу предложили вложиться в расширение нового предприятия и заодно организовать его переезд в свой родной город. Подумав я согласился. Особых секретов я перед ними не раскрываю, так как кислоты с содой, а также мыло будут поставляться в Пропойск из центра. Уже в начале мая "Арома" переехала на самый юг княжества, в город с не очень благозвучным названием, стоящим на берегу р. Остер. Там, в собственности купцов, имелся нетронутый сосновый бор, пригодный для получения живицы. Перед отъездом с пайщиками "Аромы" я провёл ликбез на тему из чего ещё и как можно попробовать изготовить новые ароматы духов. Воспоминание мои оказались довольно фрагментарными, что поделать, в своё время не очень внимательно интересовался парфюмерной тематикой. В новых производствах, если они, конечно, сподобятся их организовать, я согласился уменьшить свой интерес до 50% паев. По–моему справедливо, учитывая, что дальнейшую разработку пайщики всецело возьмут на свой страх и риск. Не знаю, что у них с новыми духами получится, но уезжали они довольные и одухотворённые на новые свершения.

Разобравшись с пропойцами отправился на Касплянскую судоверфь или плотбище, как здесь именуются судостроительные предприятия. Хозяин верфи, Гавша Стоянович, на днях уведомил меня о начале строительства сразу пяти боевых парусно–гребных галер и десятка разноразмерных транспортных дощаников. Чем–чем, а пиломатериалами, благодаря лесопилкам, я его обеспечил вдоволь. А также инструментами для обработки дерева: топорами, рубанками, столярными и двуручными пилами, долотами, стамесками и сверлами.