Смоленский поход
Шрифт:
— Более чем.
Король отошел было от окна, но потом передумал и, подвинув кресло к портьере сел в него. Ему явно было не по себе, и он определенно нервничал.
— Странно я думал, что она захочет обсудить с тобой…
— Твое намеренье жениться на графине Браге?
— Ты уже знаешь.
— Тоже мне секрет, — пожал я плечами и, отвернувшись от короля, громко спросил, — Эбба, вам не дует от окна? Ну-ну, не прячьтесь, что за ребячество, право.
— Как ты догадался?
— Густав, умоляю тебя, твое нежелание уходить от портьеры и ее шевеление в безветренную погоду… не бог весть, какая
— Ты всегда был наблюдателен, — проговорил король, подав руку графине и помогая ей сесть.
— Так о чем, с вами говорила ее величество, — улыбнувшись, спросила Эбба, — я почему-то уверена, что воспоминаниями о былых временах дело не ограничилось.
— Все дело в том, милая графиня, что однажды королева мать уже имела со мной разговор о вас с Густавом. Это случилось, когда она узнала что у вас роман с ним, а не со мной, как полагали все придворные.
— Придворные до сих пор уверены, что король Густав отбил меня у герцога странника, — мягко улыбнулась девушка.
— Даже так?
— Не ожидал? — спросил король, взяв за руку свою возлюбленную и приложившись к ней губами.
— Ты же знаешь, что меня никогда не было в сердце Эббы.
— Вы так говорите, как будто сожалеете об этом, — не упустила случая пококетничать графиня.
— Сожалею? Нет, мне довольно вашей дружбы, которой я дорожу ничуть не менее чем дружбой короля.
— Мы знаем это, — пылко произнес Густав, — и очень благодарны тебе за все, что ты сделал для нас тогда. Но, увы, кажется, трудные времена никогда для нас не закончатся. Скажи нам, чего хочет королева?
— Прости Густав, но совершенно не важно, что хочет королева, чего хочешь ты или я. Мы с тобой не принадлежим себе, и ты знаешь это. Из Эббы получилась бы прекрасная королева, но подумай, прежде чем на что-то решиться, примут ли ее в этом качестве твои подданные?
— Мой народ любит меня!
— Нет, друг мой, тебя любит Эбба, тебя любит твоя мать, каждая по своему, конечно. Что касается твоего народа, то он ждет от тебя мудрого и справедливого правления. Кроме того, мнение народа никому кроме тебя не интересно. А вот нобили, будут считать Эббу выскочкой и как только им представится возможность, отыграются на ней и ваших детях.
— Детях?
— Да, черт возьми, от таких отношений бывают дети! И ты уже не мальчик, Густав, и должен понимать это.
— Я понимаю…
— Разве? Ты готов, что им будут тыкать в лицо происхождением матери? Или ты думаешь, что Сигизмунд и его отродье не воспользуются этим, чтобы оспорить их права на престол? Видит бог, Густав, я поддержу любое твое решение, и если понадобится не только словом, но и военной силой. Но решать придется тебе самому.
— Боже, почему все так, — графиня закрыла лицо руками, — почему мы не можем быть просто счастливы?
— Простите Эбба, я не хотел вас расстроить.
— Вы ни в чем не виноваты, ваше величество! Вы действительно наш друг и честно сказали нам всю правду в глаза. Но что же делать?
— Скажите мне, это предположение что я сделал о возможных детях… это ведь всего лишь предположение?
— Что? О нет, я не беременна.
— Следовательно, никакой необходимости спешить нет?
— О чем ты?
— Ну, если никакого пожара нет, то нет и необходимости пороть горячку.
Если вы будете хоть немного соблюдать приличия, то королева мать со временем несколько успокоиться. Особенно если ты Густав, не будешь более испрашивать у нее разрешение на брак. Это, кстати, вообще плохая идея. Ты король и если полагаешь это необходимым и правильным, то делаешь то, что должно. Пройдет немного времени, твоя власть укрепится. Ты ведь сейчас проводишь военную реформу, не так ли?— Да, именно так.
— Прекрасно, когда у тебя будет сильная и, самое главное, победоносная армия, ты сможешь сделать все что захочешь, ни на кого не оглядываясь.
После моих слов лица короля и Эббы немного посветлели, и я, решив что влюбленным есть о чем поговорить, откланялся. Выйдя из королевского кабинета, я снова наткнулся на Николаса Спаре.
— Друг мой, вы не подскажите, где запропастились мои спутники?
— Они ожидают ваше величество в малом зале. Прикажете проводить вас?
— Не стоит, я помню, где это находится.
Быстро пройдя дворцовыми коридорами, я попал в зал, где меня ожидала моя свита, и застал прелюбопытную картину. Вокруг рынд и московских дворян собралась группа молодых придворных и развлекала себя тем, что с любезными улыбками говорила им всякие гадости.
— Господа, обратите внимание какой варварский кинжал у этой бородатой обезьяны, — обратился к хихикающим друзьям один из представителей золотой молодежи, — право ей, наверное, очень хорошо сдирать кожу с бунтующих рабов.
Семен Буйносов, про которого говорил придворный, очевидно, чувствовал неладное, но сдерживался. Придворные шалопаи, тем временем, чувствуя свою безнаказанность, перешли на Романова.
— А это чучело господа, вы только на него посмотрите, вид как у теленка в стойле, ей богу.
— Интересные люди случаются при дворе моего брата Густава, — громко произнес я, оказавшись у них за спиной, — один хорошо разбирается в инструменте палача, другой только что оторвался от загона с телятами.
Представители золотой молодежи, услышав мою речь, в недоумении обернулись ко мне и несколько стушевались.
— Раньше, правда, во дворец трех корон не пускали ни учеников палача, ни скотников, — продолжал я, — но, как видно, наступили новые времена.
— Ваше величество, — начал было один из них, — мы не привыкли, чтобы к нам обращались подобным образом…
— Ты ведь Магнусон, верно? — узнал я его, — я тебя помню. Это ведь ты задирал моего офицера, когда у меня была свадьба с принцессой Катариной? Ван Дейк, кажется, тогда проколол тебе ляжку или что-то другое? Как я погляжу, с тех пор ты стал осторожнее и задираешь только тех, кто тебя не понимает.
— Что-то случилось, ваше величество, — подошел ко мне с вопросом камергер, как видно обеспокоенный происходящим.
— О, ничего страшного, друг мой. Этим молодым дворянам, как видно приелись придворные развлечения, и они жаждут попасть на войну. Представляете, они хотят вступить в мою армию волонтерами!
— Магнусон, Тиле и Фридрихсон хотят вступить в ваше войско? — недоверчиво переспросил камергер.
— А что в этом такого? Посмотрите на них, какие бравые парни! Неужели вы думаете, что мой брат Густав Адольф откажет этим храбрецам в такой малости?