Смуглая леди (сборник)

смертельно. А ведь он был добродушен, отменно вежлив и тих. Никуда не лез и как будто

ничем не интересовался. Но знал все и поспевал повсюду. Был действительно беззлобен и

если кого-нибудь топил, то делал это по необходимости. Но в свое время его самого

втащил во дворец граф Эссекс - для него тогда не было ничего невозможного - и сейчас

лорд Френсис Бэкон будет именно за это топить графа. Надо же показать королеве свою

беспристрастность и верность короне. И Фиттон подумала: это будет очень ласковое, обходительное и вполне мотивированное убийство. Лорд - великий любитель чистоты и

никогда не делает ничего грубо, грязно и небрежно. Он философ, и в его объемистых

фолиантах никогда не было еще замечено ни одной опечатки. Все в них чисто и гладко, все

радует глаз. И так же гладко и мягко, как бы само собой, катилась легкая колесница его

придворной карьеры - направляемая не то десницей всевышнего, не то тонкой и сильной

рукой лорда.

– Да, я слушаю, милорд?
– повысила голос королева, так как лорд что-то замешкался.

– Таким образом, ваше величество, из всего, что мы знаем, - методически ровно и

бесстрастно заговорил господин, - картина предполагаемых событий выясняется с

достаточной ясностью. Граф Эссекс выступает открыто. Мятежники стягивают силы,

чтобы двинуться ко двору. Если в настоящее время ими еще ничего и не предпринято, то

причины на это, как я обратил уже внимание вашего величества, особые: они ожидают

прибытия шотландских послов. Тогда от имени вашего наследника, короля Иакова, они

обратятся к народу, сколотят воинскую силу, захватят дворец и принудят ваше величество

к принятию их условий. Трудно сказать, насколь сильны их зарубежные связи, но

возможно, что и ваш наследник передал своим посланцам соответствующие инструкции.

По моим сведениям, - добавил он, помолчав, дело обстоит настолько серьезно, что

разговор может идти об отречении вашего королевского величества в пользу шотландского

короля.

– Чудовищно!
– спокойно воскликнула королева.
– Поистине чудовищно. Если бы я не

знала Эссекса, я бы подумала, что вы бредите.

– Да, но ваше величество знает, что я, к сожалению, совершенно здоров, - слегка

улыбнулся Бэкон.
– Какие юридические основания будут приводить мятежники, я не знаю.

Возможно, они будут ссылаться на то, что ваше величество нарушает коекакие пунктики

протокола Иоанна Безземельного.
– Тут и королева улыбнулась: ах, лиса, лиса! Ведь это он

так обозвал Конституцию.
– Возможно же, что они просто потребуют удаления от вашего

величества всех верных слуг.

Королева потянулась и подняла черный серебряный кубок с каким-то отваром. Ее

крепкая, старческая рука в синих жилах и подтеках дрожала, и Мэри чуть не бросилась ей

помогать.

Королева долго пила, отдуваясь и тяжело дыша. Потом поставила кубок, тяжело

откинулась на подушки и словно заснула.

– Я думаю, мистер Френсис, - сказала она, медленно открывая неподвижные глаза, -

что, может быть, все-таки это одни разговоры. Граф любит кричать, а на деле...

Она открыла рот и положила за длинный малиновый язык прохладительную

лепешечку.

Сэр Френсис поклонился. Невероятно гибок и точен в движениях был этот сэр при

своей толщине и одышливой солидности.

– Мне очень неприятно противоречить вашему величеству, - сказал он твердо, - но

дело все-таки много серьезнее простой болтовни.

Он бросил быстрый взгляд на Фиттон и осекся, совершенно явно показывая, что он

мог бы и продолжить, - но вот фрейлина здесь, а она' ни к чему.

"Ах, скот, - быстро подумала Фиттон, - и как, однако, хочется ему утопить Эссекса. А

ведь если бы не граф, кем бы ты сейчас был?"

Она взглянула на королеву. Та неотрывно смотрела в лицо сэра Френсиса.

– Вы можете говорить все, Френсис, - сказала она.
– Моя фрейлина нам не помешает.

– Тогда разрешите вашему величеству повторить то, о чем я час тому назад имел честь

докладывать графу Сесилю.

"Скот, скот, - опять подумала Фиттон.
– И ведь знает, на кого сослаться.
– На Сесиля.

Ну, конечно, один любовник сожрет другого. Сесиль только и ждет удобной минуты".

– Да-да?
– сказала королева.
– Слушаю.

Бэкон сделал шаг к кровати.

– Дело зашло так далеко, - сказал он, понижая голос, - что в театре "Глобус", принадлежащем известным вам актерам Ричарду Бербеджу и Виллиаму Шекспиру,

заказана возмутительная пьеса "Ричард II". Она должна идти в то время, когда мятежники

выйдут на улицу к черни.

Мэри Фиттон увидела, как у королевы дрогнули губы. Он еще не кончил, а она уже

села на кровати, сухая, вытянутая, жесткая, совсем не такая, как на портретах. Тонкие

губы ее были сжаты, и она смотрела на Френсиса. Имя Ричарда II, недостойного, но

законного короля, свергнутого с престола и потом заморенного голодом в тюрьме, было не

в ходу при дворе. Как-то так получилось само собой: говорят Ричард II, а понимается

Елизавета. Фиттон видела, как серьезно обстоит дело: вот, даже народ вовлекается в эту

авантюру. Ведь именно этого они и хотят достигнуть представлением этой старой

трагедии.

– Так что же это все значит, сэр Френсис?
– спросила королева, понимая уже все.

Он слегка пожал плечами.

– Это ясно. Они хотят поднять чернь. Для этого им и нужна эта старая пьеса о

свержении монарха. Мне передавали такой разговор. Лей сказал Эссексу: "Что вы теряете

время, вот во Франции герцог Гиз в одном белье, крича, пробежал по улицам Парижа. Но

он обратился к черни, и через день король должен был бежать, в одежде монаха. Но у Гиза

было восемь человек, а у вас триста. Народ вас любит. Я отвечаю за все. Будьте голько

смелее".