Снег и виноград. О любви и не только
Шрифт:
меры, чтобы сильно не наезжала, и чтобы
собой была хороша (зачем ему уродина?),
разумеется, должна быть и хозяйка хорошая:
голодный гений - это хлеб биографов, мы не
при военном коммунизме живем, и чтобы деток
народила, красивых в неё, талантливых в
него. А если оба и красивы и талантливы, значит,
вместе улучшат человеческую породу. Ну,
а
Только не в ущерб всему остальному...
Фазиль с таким пристрастием-отстранением,
с таким чисто « искандеровским » юмором
описал в « Созвездии Козлотура » свою первую
встречу с Тоней на благословенной абхазской
земле, что и теперь, по прошествии многих лет,
внимательным читателям, уверена, помнится
эта прелестная курортница на набережной,
с талией, про которую говорят « ножницами
можно перерезать » , взятая с обеих сторон, как
в плен, двумя пожилыми спутницами. Освободить
ее от « плотной шершавой обертки » и
« погулять » с ней могло прийти в голову кому
угодно. Но только поэт отважился « солнечный
« , во всех смыслах слова, « удар » довести
до логического конца. Принять его за судьбу, а
может быть, за рок. И вот они, наконец, вместе,
и пребывают вместе... пятьдесят лет!
Концом пятидесятых - началом шестидесятых
датировано множество стихов, написанных
Ф.И. на пике влюбленности. В них нет ни
капли слащавости, они мужественны и суровы,
правда, смягчены самоиронией. Но уж если
попала в поэтическое сердце стрела амура, оно
начинает источать нежность, едва ли не превосходящую
чувство матери к ее первенцу.
Я не очень люблю верлибр - свободный
стих. Распространенное мнение, что, лишенные
строгого ритма и рифмы, верлибры
держатся внутренним напряжением, всегда
казалось мне спорным. Но вот, мастер безукоризненного
ритма и ласковой рифмы ( « Своею
ласкою поэта» «Ты, рифма, радуешь одна. » –
Евг. Боратынский), Ф.И. берет меня за душу и
долго не отпускает выдохнутой верлибром исповедью,
подлинней и заразительней которой
я не могу припомнить в современной поэзии:
Я вспоминаю вечер,
Как самого лучшего друга,
Когда ты прошла вдоль берега,
И я увидел тебя.
Целую пыльную пристань!
Где мы с тобой познакомились.
Целую трап неустойчивый!
По которому мы прошли.
Его убрали за нами,
Как будто отрезали разом
Вечное, чистое, девичье
Стремление отступать.
Но отступать уже некуда,
Но отступать уже поздно,
Но отступать уже незачем,
Собственно говоря...
Я вспоминаю твой облик -
Решительный и беспомощный.
Я вспоминаю твой облик -
Торжественный и смешной.
Глаза, струящие ясность.
Ноги - два стройных стебля.
Длинные, смуглые руки,
Слабые руки птенца.
И только одна защита
В тяжелой копне за плечами.
Единственная защита
В тяжелой копне волос,
В которой запутался ветер,
В которой запуталось солнце,
Тем более, что ж тут странного,
Что в ней запутался я.
Теперь буду знать, чем держатся настоящие
верлибры. Они держатся любовью...
Немного о нашем герое, каким он был тем
памятным летом...
Он давно не мальчик, ему тридцатый год.
За его плечами сухумская средняя школа,
оконченная с золотой медалью, литинститут,
журналистская работа в России и в Абхазии.
У него вышли две книги стихов, он еще не начал
писать прозу. В нем перемешались две кипучие
крови: абхазская и персидская. В одну