Снег и виноград. О любви и не только
Шрифт:
смерти, истине Фазиля Абдуловича, с кем бок
о бок прожила полвека, неоспорима. Ведь это
ему принадлежит стихотворение « Сила » , которое
я выгравировала бы на меди и повесила
в
толку людей:
Да, стрелка компаса склоняется, дрожа,
В ту сторону, где вытянутый меч.
Сильнее блеска мысли блеск ножа.
И все-таки хочу предостеречь:
Всего сильней евангельская речь.
Антонина вносит свою лепту в скудную копилку
гражданской поэзии:
Ах, эта бабья заумь,
Мужской топорный ум.
Куда же мы сползаем,
Плетемся наобум?
Нас дома давят стены,
На воле - воли нет.
Не распознать подмены,
Но веры меркнет свет.
В народе воцарилась
Глухая нищета.
Глаза в глаза воззрилась
Российская тщета.
Молчит пророк-прозаик
В крикливые года.
И родина сползает
Неведомо куда.
Когда-то Фазиль написал изящный диалог
со спутницей своих трудов и дней. Чуть
печальный, но одновременно и лукавый женский
голос покрывается мужским, уверенным
и оптимистичным. Образы традиционноприродные,
символы прозрачные.
Ты говоришь: “Никто не виноват,
Но теплых струй не вымолить у рек.
Пускай в долинах давят виноград,
Уже в горах ложится первый снег”.
Я говорю: “Благодарю твой смех”.
Я говорю: “Тобой одной богат.
Пускай в горах ложится первый снег,
Еще в долинах давят виноград”.
Каждый вычитает в этом стихотворении
своё сокровенное. Я слышу в нем здравицу во
славу неувядаемое чувств.
Тамара Жирмунская
АЙСБЕРГ
Плыл, мечтая, одинокий айсберг
В океане сумрачной воды,
Чтобы подошла подруга-айсберг
И согрела льдами его льды.
Океан оглядывая хмуро,
Чуял айсберг, понимал без слов:
Одиночества температура
Ниже, чем температура льдов.
БАЛЛАДА
О БЛАЖЕННОМ ЦВЕТЕНИИ
То было позднею весной, а может, ранним летом.
Я шел со станции одной, дрозды трещали где-то,
И день, процеженный листвой, стоял столбами света.
Цвела земля внутри небес в неповторимой мощи,
Четыре девушки цвели внутри дубовой рощи.
Над ними мяч и восемь рук, еще совсем ребячьих,
Тянущихся из за спины, неловко бьющих мячик.
Тянущихся из-за спины, как бы в мольбе воздетых,
И в воздухе, как на воде, стоял волнистый след их.
Так отстраняются, стыдясь минут неотвратимых,
И снова тянутся, любя, чтоб оттолкнуть любимых.
Так улыбнулись мне они, и я свернул с дороги,