Снег на Рождество

Ох, до чего же горька жизнь. Так горька и так строга. И некому пожаловаться. И никто не поможет.

Пять свинцовых пуль. Как они оказались в стволе березы? Может, за стволами укрывался партизан? И немец остервенело стрелял. Как жаль, что березу, которая, может быть, кого-то спасла, он спилил. Присев на упавшее дерево, Митроха нежно погладил его рукой. Морозная кора кое-где с налипшим снегом засветилась на солнце серебром.

Раненая береза. Столько лет прошло. И никто не знал, что она раненая. Митроха, встав, достал из кармана пули и бросил их в снег. И пять черных точек в снегу напомнили леснику Севастополь. Взвод Митрохи отступает. И лежат на снегу убитые матросы вниз лицом и руками на восток. Молоденькие ребята в новеньких тельняшках, и часу не провоевав, тут же полегли.

Тогда ему не было страшно. А здесь вот, через столько лет, вспомнил, и стало страшно.

Вдруг Митроха с напряжением осмотрелся по сторонам. Он сглотнул слюну раз, другой. И зачерпнув руками снег, стал жадно есть его. Он вновь оглядел лес и прокричал:

— С этого дня я не буду блатнякам и чинушам пилить лес. В государственный карман научились залезать, — и, схватив пилу, он в бешенстве продолжал орать: — Сволочи, гады. Добьем и вас.

И зашагал домой. Словно и не работал, словно и не устал. Мужественное лицо его было красиво. Грудь вздымалась. И взгляд был гордым и смелым.

— Полина, — придя домой, сказал он.

— Чего тебе? — спросила та тихо его.

— Как ты считаешь, мы сможем с тобой без блатняков прожить?

— Конечно, — прошептала она и принялась стаскивать с мужа сапоги.

— Вот умница, вот умница. Если бы не ты, я пропал бы…

Сообщение о появлении в Дятловском лесничестве какой-то «темноты» обозлило главного инженера центральной станции защиты лесов, вечно молодившуюся Фису. Ее прозвали Кисой за то, что она, уж очень как-то добренько и простенько растягивая губки, всем улыбалась. Однако хитрее ее, наверное, никого и не было на белом свете. Все свои действия и решения она скрупулезно просчитывала. И всегда любила действовать по плану, составленному заранее. Маленькая, худенькая, разнаряженная и накрашенная, вышедшая вторично замуж — на этот раз за майора, она всякую там деревенскую голытьбу ненавидела.

— Вечно спят, ничего не делают… А жить с шиком хотят. Вместо того, чтобы учиться, познавать мир с его неисчерпаемыми сокровищами культуры, Яшкины лесники режутся в карты или поют такую похабщину, от которой любого интеллигентного человека коробит… А теперь вот жалобу накатали, да не одну. Один безграмотнее другого… «…Действия пенсионеров можно расценить как противоречащие морали. И если вы не приедете и не успокоите их, то беготне их не будет конца. А еще они кого угодно сведут с ума, потому что решили, что они правы, а мы, то есть лесничий с лесниками, нет. Родом они из околодятловских деревень. Не работают. Получают пенсии. При встрече не здороваются и «спасибо» не говорят. Словно в их душе обида погорчее нашей. Приезжайте, товарищ главный инженер, поскорее приезжайте. А то запутались мы, ох как запутались. Темнота надвигается.

По поручению лесников — лесник Митроха. Простите за плохой почерк. За окном ночь. Глаза слипаются. И ужас как спать хочется».

Уже в электричке Фиса вдруг подумала: «А случайно не спутано ли лесничество?» И перепроверила адрес. «Нет, все правильно, Дятловское, Яшки Малярова лесничество, по заготовке древесины оно в районе на первом месте. И вот тебе на, ни с того ни с сего «темнота». Не анонимка там какая-нибудь, а самое что ни на есть настоящее письмо, с подписью и числом, и с предупреждением, что если не разберутся, то копия будет отправлена в министерство».

Фиса вздохнула, затем зевнула и, положив письмецо в сумочку, ноготком ковырнула ледок на оконном стекле. Душа бунтовала. Она собиралась недельку отдохнуть со своим майором на лыжной базе. В последнее время она хоть и ничего не делала, но почему-то уставала. Зима, возраст, видимо, сказывались.

Электричка на подъемах дрожала, и Фиса одиноко сидела в полупустом вагоне и поеживалась от холода.

«Ох и распустился же народ… — продолжала думать она и, доставая зеркальце, то и дело вытирала влажные губы. — Что же там у них случилось?.. А может, и нет в лесничестве никакой «темноты», и все это Митроха и его товарищи придумали. Описаны ведь в литературе случаи, когда работяги после тяжелого физического труда галлюцинируют, и они во сне видят, что рубят, пилят, корежат лес.

А может, все это мне кажется? Жалобы никакой нет, и этой электрички, и морозной погоды. Чехарда какая-то за несколько месяцев до весны…» — и вздрогнув, Фиса достала из сумочки письмо и в который раз перечитала его.

— Станция Картузы… — услышала она звонкий голос, и сердце ее сжалось.

Быстренько застегнув пальто, она вышла в тамбур. И здесь увидела трех почти одинаковых мужчин с какими-то потерянными, грустными глазами. У каждого в руках было по вязанке дров.

Наконец, двери с шипеньем раздвинулись, и Фиса вышла на платформу. Трое мужчин перемахнули через железнодорожное полотно и, не оглядываясь, что есть мочи побежали в открытое чистое поле.

— Кто это? — спросила она лепившего снежную бабу мальчика.

— Как кто? — удивился тот. — «Темнота»…

И, не поправив спавший с головы платок, она замерла. Однако мальчишка, глядя на нее, засмеялся:

— Ну, тетя… ты, видно, первый раз у нас… — и пульнул снежок под колеса отходящей электрички.

Фиса, прикрыв сумочкой от ветра лицо, пошагала по замерзшим колеям в сторону Дятловского лесничества. А там ее уже ждали все лесники во главе с Яковом Маляровым. Митроха, все это время карауливший у станции электричку, в которой она должна была приехать, примчался в лесничество ободренный. С трудом отдышавшись, он выпалил:

— Все, братцы. Киса приехала…

— А ты точно ее видел?.. — переспросил его Яшка.

— Слава Богу, я не слепой… — с обидой выпалил тот.

— Ладно, хватит ныть… — одернул его Яшка и, позвав бухгалтершу Зину, велел выставить на стол огромный торт, который он специально заказал рано утром в местном буфете. — Знаем мы эту твою Фису… — добавил Яшка и опасливо глянул в окно, не показалась ли та на горизонте. — С ней по-хорошему, и она по-хорошему. А стоит чуть-чуть не по ее… так она тут же начинает злиться… — и подойдя к молчаливо сидевшим в углу лесникам, произнес: — Я приказываю вам всем без исключения исполнять любое ее желание…

— Поняли… — хором ответили лесники.

Яшке пришлось для подстраховочки Фису вызвать. Баба она дельная, мигом порядок наведет. Ведь лесники каждый год берут денежки с пенсионеров, а дрова им не везут.

Зинка принесла флакон одеколона и поочередно подушила всех лесников.

— Да что мы — бабы?..

— Да нет, это ради Фисы… чтобы покультурнее ее встретить…

И Яшка, глядя на них, улыбался. Рядом с ним у стола сидел Митроха с заверенной в поссовете у местного нотариуса копией письма, которое он неделю назад отослал Фисе.

Митроха для крайнего случая прихватил все свои грамоты, да и жена, она работала в лесничестве уборщицей, на случай беды заступится за него. Уж чего, чего, а она у него бойкая.

— Идет… — первой прокричала Зинка, и все тут же вскочили точно по команде.

— Где она?.. — бросился к окну Яшка.

— Да вон, вишь, у горизонта точка… — торопливо прошептала Зинка.

— А вдруг это не она?..

— Она самая… — спокойно произнесла бухгалтерша и добавила: — Кроме нее, другим у нас делать нечего… Неприемный день есть неприемный.