Снегурочка для детей министра

– Тебе кто-то цветы прислал... и детские рисунки.

11 глава

– Рисунки?! – выдыхаю я удивленно, явно не ожидая такого подвоха.

– Ага, – кивает Аделия и снова зачем-то уточняет: – Детские.

Понятно, что детские! И сразу понятно, от кого это! От Матвея Тихоновича, Богдана и Вари! Только откуда замминистра узнал номер моей квартиры?! Вчера вечером я попросила мужчину подвести меня до подъезда, но вот дальше... дальше он, видимо, воспользовался своими служебными связями, чтобы выяснить точный адрес! Это кажется мне одновременно и раздражающим, и трогательным, а еще я невольно краснею, как помидор, пока мама и сестра то смотрят на меня, то переглядываются между собой.

– Ничего особенного, – объясняю я им, не дожидаясь вопросов. – Это просто благодарные клиенты. Я проводила у них праздник, а на следующий день встретилась с ними снова, уже случайно, так уж вышло...

– Там что, в семье нет матери?! – напряженно спрашивает моя мама.

– Есть, но только... – начинаю я, но она перебивает, моментально меняясь в лице:

– Тогда немедленно отошли эти цветы обратно!

– Что?! – вспыхиваю я.

– Не поощряй флирт занятого мужчины! – говорит она, а сестра смотрит на нее удивленно:

– Мам, ты чего?! Может, это действительно просто благодарность?! А про красавчика я пошутила...

– Не надо так шутить! – мама хмурится и снова обращается ко мне: – Давай-давай, дочка! Я знаю, что ты работаешь с богатыми клиентами, но принимать цветы от занятого мужчины – это очень плохо...

– Он не занят, – хмыкаю я неожиданно для самой себя, а потом отправляюсь в свою комнату: – Я устала, – и просто запираюсь, чтобы немного подумать в тишине и полюбоваться букетом.

Оказывается, что это это белые лилии и красные розы в серебристой оберточной бумаге и с огромным бантом.

Вот это да! Роскошно. И дорого, наверное.

Потом я рассматриваю рисунки.

Первый явно рисовал Богдан: более четкие линии, более осознанный выбор цветов. Красивая яркая елочка, а под ней – прямоугольная коричневая коробка, из которой выглядывают абиссинские кошачьи ушки...

Невольно я улыбаюсь.

Второй рисунок – от Вари: не такой аккуратный, зато котята нарисованы все четверо: ушки, глазки, лапки и оранжевые хвостики. А еще на рисунке есть я... ну, точнее, Снегурочка, а в руках у нее – огромный мешок с подарками. Там так и подписано: подарки.

Все это очень мило и трогательно, но отчасти моя мама права: у детей есть мать, и даже если они с Матвеем Тихоновичем в разводе, там явно какая-то серьезная семейная драма, а значит, такие подарки от него неуместны, пускай сначала разберутся с Кариной, или как ее там зовут...

Я пишу ему сообщение:

«Матвей Тихонович, здравствуйте, спасибо за цветы и рисунки, они прекрасны, но это было лишним, не стоило так делать...»

Ответ приходит довольно быстро:

«Эльвира, здравствуйте и с наступающим! Если вам неловко принимать это за знак внимания, пожалуйста, примите просто как благодарность, что сделали нас с детьми немного счастливее».

Нас с детьми?! То есть, не только детей, но и его тоже?!

Ну это уж слишком!

Я сердито откладываю телефон, чтобы лечь в постель и накрыться с головой, но мысли все равно крутятся по кругу в уставшем сознании, а нежный цветочный аромат проникает даже под теплое зимнее одеяло...

Что это было?! Неужели я вправду понравилась Матвею Тихоновичу?! Но разве это возможно, ведь он – заместитель министра, а я – просто студентка, да и разница в возрасте у нас не меньше десяти лет... Безумие!

Мне приходится сделать большое усилие, чтобы продолжить жить свою жизнь как ни в чем не бывало. Двадцать девятого утром проходит последняя учебная консультация, а остаток дня и вечер я провожу дома с книгой. Тридцатого декабря мы отмечаем наступающий новый год с однокурсниками, как и планировалось, а тридцать первого занимаемся с мамой и сестрой уборкой, готовкой и приведением себя в порядок, пока папа то и дело бегает в магазин, докупая недостающие продукты, и готовит к запуску фейерверки.

В новогоднюю ночь мы поздравляем друг друга с бокалами шампанского в руках, загадываем под куранты заветные желания, обмениваемся подарками, а потом я отправляюсь гулять по ночному городу с подругами.

Новогодняя Москва прекрасна: иллюминация, арт-инсталляции, украшенные елки, концерты и салюты... Несмотря на огромные очереди, нам даже удается покататься на карусели с лошадками, что устанавливают каждый год на Красной площади. Мы пьем глинтвейн, хохочем, болтаем обо всем на свете, любуемся фейерверками и делаем снежных ангелов, валяясь на свежевыпавшем снегу в чьем-то чужом дворе... Идеально.

Увлеченная своей жизнью и праздниками, на эти три дня я почти забываю про Матвея Тихоновича и его детей, а цветы хоть и стоят все еще в моей спальне, но уже не вызывают тревожных мыслей. Да, подарил. Да, приятно. Но что дальше?! Все равно это история без продолжения, даже если в глубине сердца и теплится огонек симпатии к этому семейству...

Первого января мы с мамой отправляемся в театр на «Щелкунчика». Аделию и папу мы тоже приглашали, еще когда в начале декабря покупали билеты, но младшая сестра предпочла отправиться в этот день к подругам, а папа – просто не поклонник театра, тем более балета. Ладно бы там еще был драматический спектакль, а так – точно нет... Зато я театр просто обожаю! Драма, комедия, опера, балет, что угодно! Неудивительно, ведь я сама учусь на актрису и скоро, возможно, войду в состав какой-нибудь театральной труппы. Мама меня поддерживает, да и вообще – это именно она с детства привила мне любовь к искусству. Так что сегодня – наше время.

Первое отделение проходит в настоящей эйфории: я так давно не бывала на балете, что чуть не умираю от счастья. Пальцы сами собой отбивают музыкальные такты на подлокотнику кресла, а глаза восторженно наблюдают за движениями артистов. Танец и музыка, свет и атмосфера праздника – все это делает меня совершенно счастливой сегодняшним вечером.

Когда заканчивается первое отделение, мама отправляется в дамскую комнату, а я – в буфет купить нам по стаканчику кофе. Я успеваю до того, как собирается большая очередь, но передо мной все равно оказывается человек пять, так что я достаю смартфон и утыкаюсь в экран, коротая время.

Людей вокруг очень много, в том числе и детей, буфет и фойе театра шумят тысячей голосов, посетители разговаривают, обсуждают балет, смеются, но потом я вдруг слышу в толпе детский плач – и невольно вздрагиваю, потому что голос кажется мне знакомым. Интуитивно оборачиваюсь – и вижу то, что заставляет меня открыть рот.

Это Карина. Бывшая жена Матвея Тихоновича. Одной рукой она держит за запястье Богдана, а другой – Варю, и тащит детей куда-то в сторону выхода, пока мальчик упирается, а девочка громко плачет. Матвея Тихоновича нигде не видно, няни Маши тоже, а лицо самой Карины искажено гримасой злости.