Снежная Королева

Аксёнов кивнул, а потом вышел из кабинета. Я посмотрел на часы, висящие на стене и медленно отсчитывающие секунды, минуты, часы…. Долгие часы ожидания. Бесконечные часы ожидания.

Прошла неделя с того момента, когда исчезла Даша, но дело не сдвинулось ни на грамм. Я подошел к окну, опираясь руками на подоконник, и прижался лбом к прохладному стеклу.

— Господи, прошу, защити ее, — обратился я к небесам, хотя до этого не делал так никогда. Не то, чтобы не верил, просто не возникало необходимости. А сейчас….

— Глеб Евгеньевич? — свистящий шепот моего помощника Димы ввинтился в уши, заставляя поморщиться. Я повернулся к двери, заметив в полоске света просунувшуюся в дверную щель голову помощника с заспанным лицом.

— Входи, — почему-то тихо проговорил я, судорожно нашаривая в темноте выключатель настольной лампы. Свет резанул по глазам, заставляя невольно зажмуриться, — что у тебя?

— Глеб, третий вышел на связь, — проговорил он, а я даже не поморщился от его перехода на «ты».

«Третий»… на время спецоперации мы присвоили нашим операм это условное обозначение. Всего их было пять, но конкретно этот оперативник был «внедрен» в охрану, сопровождающую, как мы предполагали, главаря. Теперь-то я понимал, что им оказался тот самый Темников — племянник генерал Реина и троюродный брат Эйрене Аксёновой, матери Даши.

— Девушка у них…

— Что с… ней? — я с трудом выдавил из себя эти три слова, боясь услышать плохие вести. До побелевших пальцев сжал кулаки, понимая, что… боюсь. — Она…

— Он толком ничего не рассказал, — словно извиняясь за скудную информацию, пробормотал Дима, — в доме камеры кругом и прослушка. Там сейчас случился какой-то переполох, и ему удалось передать сообщение. А потом и позвонить…

— Что-то еще сказал? — у меня вдруг перехватило спазмом голос, что я едва мог говорить.

— Готовятся к чему-то масштабному, — снова произнес Дима, виновато пожав плечами из-за того, что информации кот наплакал. — Скорее всего, девушек решили поменять.

Я побледнел, понимая, что это значит. Темников решил разыграть новую партию, потому что догадался об участии полиции и его отдела?

— Ясно. Тогда работаем, — я сорвал пиджак со спинки стула и быстрым шагом направился к выходу.

Дождись меня, Снежинка, только дождись….

[1] Шамберьер, или шамбарьер (фр. Chambriere) — длинный хлыст на гибкой рукоятке, применяемый в цирке или на манеже дрессировщиками лошадей.

Глава 22

Даша.

— Достаточно! — словно сквозь вату в ушах послышался чей-то громкий голос. Кто это говорит? Я отключилась от происходящего, перестав обращать внимание на тех, кто находился в комнате.

Удары продолжали сыпаться на меня со всех сторон, причиняя нестерпимую боль. Но именно эта жгучая боль послужила каким-то катализатором. Внутри меня поднялась такая волна неконтролируемой ярости, опаляя с ног до головы своим жаром. Сквозь пелену ненависти на глазах я смотрела на тварь, что ловко орудовала хлыстом. Она издевалась не только надо мной, но и моими родителями. Она грозила разборками моему папе Михаилу, и простить этого я просто не могла.

Я резко подняла голову, впиваясь взглядом в перекошенное лицо Натальи. Не знаю точно, что она разглядела в моем взгляде, может, мои глаза снова приобрели свой странный оттенок, что когда-то испугал Арину и ее подружек, но она неожиданно споткнулась на месте, а размах шамберьера оборвался. Кнут зловеще просвистел в нескольких сантиметрах от моего лица, что я даже разглядела несколько металлических наконечников на нем. Они жалобно звякнули об пол.

Ну, стерва, этого я тебе точно не прощу!

Я почувствовала, как в кровь выплеснулась огромная порция адреналина, заставляя сердце зайтись в бешеном ритме. Звуки до меня по-прежнему долетали лишь приглушенные, и я слышала, как кто-то ругался за моей спиной. Но сейчас мне показалось, что с этой дрянью мы в комнате одни. И пусть я сижу на полу, но я знала, что сильнее ее.

Еще один замах кнута, и я резко выставляя вперед левую руку, закрывая лицо, мягкий конец ст е ка обвивается вокруг моей раскрытой ладони, по инерции закручиваясь вокруг нее. Я смотрю, как распахиваются от удивления ее глаза, а воздух вокруг нас будто становится вязким, как кисель, замедляя все действия. Охранник, что привел меня сюда, даже не делает попытки остановить «бойню», а Темников, остановившийся у двери, смотрит не менее удивленно на меня, ожидая, что будет дальше.

Металлические наконечники больно обжигают ладонь, приводя меня в чувства. Для меня время убыстряет свой бег, и я понимаю, что в запасе не более пары секунд на то, чтобы склонить чашу весов силы в свою пользу. Даже моя противница невольно замирает, удивленная моей смелостью… пополам с глупостью. Но думать о том, что со мной сделает Темников, некогда.

Я сжала конец кнута, а затем резко дернула его на себя. Тонкий хлыст выпал из ослабевших пальцев Натальи, и вот он уже летит в мою сторону и с тихим стуком падает к ногам. Не теряя больше драгоценного времени и не обращая внимания на саднящие раны, я подскочила, как разжавшаяся пружина, и в два шага оказалась в нескольких шагах от Натальи. Не ожидавшая от меня подобной прыти, она не успевает ни закрыться от удара, ни приказать меня схватить застывшему охраннику, когда ее настигает первый удар.

Наверное, именно в него я вложила не столько свою силу, сколько ненависть и отчаяние, что испытывала в этот момент. Я так хотела, чтобы она на себе испытала ту боль, что испытывал тогда мой отец. И моя мать, потерявшая из-за ее злобы своего ребенка. Воздух рассекает зловещий свист, а на бледных дряблых щеках Натальи вспыхивают и набухают три алые отметины от металлических наконечников. Кровь начинает медленно сочиться из них, а затем заливает ее подбородок, шею и грудь. Она может только беззвучно открывать рот, заходясь в немом крике.

Снова удар. Металлические наконечники впиваются в прическу, безжалостно выдирая из них клок волос. Третий удар обрывает охранник, который, наконец, отмирает, и скручивает мои руки за спиной, вырывая шамберьер. На долю секунды на его лице отображается страх вперемешку с досадой, но это я отмечаю лишь краем сознания. Я смогла. Я сделала. Кровь бурлит внутри, играет, как вино, в венах.

И я захожусь в истерическом хохоте, сквозь слезы смотря на ее растерянный вид. Она не знает, за что хвататься, прижимая руки то к ранам на лице, то к голове. Она плачет, глядя на кровь на своих пальцах.

Жалко ли мне ее? Нисколько! Я ответила болью на боль, ударом на удар. Так учил меня мой отец. И я горжусь им!

— Ах, ты, тварь! — взвизгнула она, приходя в себя и кидаясь ко мне с намерением вцепиться пальцами в горло. Но тут уже удивляет охранник, который одним движением переносит хохочущую меня с траектории ее удара, закрывая собой. — Андрей, она… она…

Я оттолкнула руки, удерживающие меня, выходя ей навстречу.

— Ты заплатишь, с-сука, за каждую слезинку моей матери. За ту боль, что причиняла моему отцу, — прошипела я, приближаясь к ней и заглядывая в ее лицо. Я отталкивала руки, пытающиеся удержать меня, наступая на нее. — А за смерть моих родителей вы заплатите. Оба!